Не горюй! - Кайз Мэриан - Страница 6

Потом я попросила Джуди отдать мне хотя бы два памперса.

— Зачем? — спросила она, прижав их к себе.

— Вдруг в самолете произойдет несчастье, — сказала я, пытаясь выхватить их из ее рук.

— Разве они не дали тебе ничего в больнице? — удивилась Джуди.

— Да не со мной, глупышка. С ребенком. Хотя какое же это несчастье? Просто производственная травма.

Она выделила мне три подгузника. Неохотно.

— Послушай, — сказала она. — Ты не можешь все время звать ее ребенком. Нужно дать ей какое-нибудь имя.

— Сейчас я не могу об этом думать! — запаниковала я.

— О чем же ты думала все девять месяцев? — удивленно спросила Джуди. — Ты должна была думать о том, как назвать ребенка.

— Я и думала, — созналась я, и губы мои снова начали дрожать. — Но я думала вместе с Джеймсом. И будет неправильно сейчас давать ей одно из этих имен.

Джуди казалась слегка раздраженной Но я снова собиралась разреветься, потому она сочла за лучшее промолчать.

Я не взяла для себя практически ничего, кроме нескольких книг по воспитанию детей. Зачем беспокоиться о вещах, раз моя жизнь все равно кончилась.

Кроме того, на меня ничего не лезло.

Я открыла шкаф и отпрянула в отвращении при виде маленьких платьев. Можно не сомневаться: они висели здесь и обсуждали меня.

Я почти видела, как они подталкивают друг друга локтями и говорят:

«Взгляните на нее! Неужто она и в самом деле думает, что наш десятый размер подойдет ее гигантским формам? Неудивительно, что муж сбежал от нее».

«Она просто распустилась. А ведь всегда уверяла, что этого не произойдет. Она нас подвела, да и себя тоже»

— Простите, — попыталась я оправдаться. — Я сброшу вес. Я вернусь за вами, обещаю. Как только смогу.

Их скептицизм был явным.

Мне оставалось выбирать между платьями, которые я носила во время беременности, и джинсами, забытыми в спешке Джеймсом. Я натянула джинсы и случайно увидела свою раздувшуюся фигуру в зеркале. Господи, как же ужасно я выглядела! Как будто надела что-то с чужого плеча, причем мужского. Или, хуже того, как будто я все еще беременна!

В последние недели перед родами я была просто огромной. Абсолютно круглой. На меня налезало только мое зеленое шерстяное платье. Плюс к тому меня постоянно тошнило и лицо имело зеленый оттенок. Я напоминала арбуз, который надел туфли и слегка подкрасил губы.

Сейчас я уже не была зеленой, но во всех других отношениях все равно напоминала арбуз.

Что же со мной случилось? Куда подевалась настоящая я, и куда ушла моя настоящая жизнь?

С тяжелым сердцем я пошла вызывать такси по телефону, чтобы ехать в аэропорт.

Когда зазвенел дверной звонок, я в последний раз оглядела свою гостиную — полупустые книжные полки, гору подгузников — и поспешила закрыть дверь, боясь снова расплакаться. Но тут же вспомнила, что кое-что забыла.

— Господи, — сказала я, — мое кольцо!

Я кинулась назад и забрала из спальни свое обручальное кольцо. Последние два месяца оно лежало на с голике, так как не лезло на распухший палец. Я надела его, и оно, как ни странно, оказалось впору.

Я заметила, что Джуди странно взглянула на меня.

— Знаешь ли, — вызывающе сказала я, — он все еще мой муж. А это значит, что я все еще замужем.

— Я же ничего не сказала, — заметила она с невинным выражением лица.

Мы с Джуди, а также куча чемоданов, сумок и ребенок в корзинке втиснулись в лифт.

Кое о чем мне все-таки забыли сказать, когда я собралась заводить ребенка. В соответствующих книгах должно быть написано: «Ваш муж не должен оставлять вас в первые несколько месяцев после родов, поскольку в противном случае вам придется таскать все самой».

Джуди грузила вещи в багажник, когда я с ужасом увидела идущего к дому мужа Дениз. Он явно возвращался с работы.

— О господи! — зловеще произнесла я.

— Что? — забеспокоилась Джуди, вся красная и вспотевшая после трудов праведных.

— Муж Дениз, — пробормотала я.

— Ну и что? — громко спросила она.

Я ожидала, что он устроит громкий скандал (как я уже говорила, он был итальянцем) или, того хуже, предложит мне заключить союз. Что-то вроде «враг моего врага — мой друг». Мне этого точно не хотелось.

Мои глаза встретились с его глазами, и я, чувствуя себя виноватой и напуганной, решила, что знаю, о чем он сейчас думает: «Это все твоя вина! Будь ты такой же привлекательной, как моя Дениз, твои муж остался бы с тобой, а я бы по-прежнему был счастлив. Но нет, ты должна была все испортить, толстая безобразная корова!»

«Ладно, — подумала я. — Будем играть по твоим правилам».

Я уставилась на него, мысленно посылая ему следующее сообщение:

«Если бы ты не женился на потаскушке, которая ворует чужих мужей, а выбрал бы себе милую и порядочную девушку, ничего бы не случилось».

Наверное, я была ужасно несправедлива к бедняге. Он ничего мне не сказал. Только смотрел — печально и понимающе.

Я обняла Джуди на прощание. Мы обе плакали. В порядке исключения ребенок молчал.

— Хитроу, первый терминал, — сказала я таксисту со слезами в голосе, и мы свернули за угол, оставив мистера Андрусетти печально смотреть нам вслед.

С трудом продвигаясь по проходу самолета, я постоянно задевала пассажиров сумкой с детскими вещами. Когда я наконец отыскала свое место, какой-то мужчина помог мне разложить вещи. Я улыбнулась ему в знак благодарности и механически прикинула, не понравилась ли ему.

Просто ужас какой-то! Больше всего мне нравилось в замужестве, что я сошла с этой жуткой карусели бесконечных поисков подходящего мужчины, когда то и дело обнаруживалось, что он либо женат, либо «голубой», либо патологически жадный, либо читает Джеффри Арчера, либо способен получить оргазм, только если позволить ему называть тебя мамочкой. Короче говоря — обладает одним из той тысячи недостатков, которые не проявляются сразу, как только ты возьмешь его за руку, заглянешь в глаза, почувствуешь тепло внизу живота, не имеющее никакого отношения к наркотику, принятому незадолго до этого, и подумаешь: «Эй, вот этот может и сгодиться».

Теперь я снова оказалась в ситуации, когда каждый мужчина является потенциальным любовником. Я снова вернулась в мир, где на восемьсот очаровательных женщин приходится один мужчина без сексуальных отклонений!

Я повнимательнее присмотрелась к услужливому мужчине. В нем даже не было ничего привлекательного. Возможно, «голубой». Или, что еще вероятнее, учитывая авиакомпанию, на рейс которой удалось достать билет, священник.

Что же касается меня, брошенной жены с трехдневным ребенком и самоуважением амебы, с лишними тридцатью фунтами веса, явно намечающейся послеродовой депрессией и влагалищем, в десять раз превышающим нормальный размер, то вряд ли я была ценной находкой.

Самолет оторвался от земли, дома и улицы Лондона поплыли подо мной, становясь все меньше и меньше. Я оставляла позади шесть лет своей жизни.

Интересно, беженцы чувствуют себя так же?

Мой муж был где-то там внизу. Моя квартира тоже была где-то внизу. Мои друзья были где-то внизу. Моя жизнь была где-то внизу.

Там я была счастлива.

Затем город накрыло облако. Я сидела в кресле с ребенком на коленях и другим пассажирам, вероятно, казалась обычной матерью. Но я не была обычной, вдруг осознала я. Я была брошенной женой.

Мне много кем приходилось быть в жизни. Я была Клэр — послушной дочерью. Я была Клэр — исчадием ада. Я была Клэр — студенткой. Я была Клэр — потаскушкой (на короткий период; если будет время, я расскажу об этом). Я была администратором. Я была женой. И теперь я Клэр — брошенная жена. Уверяю вас, мне эта мысль совсем не понравилась.

Несмотря на мои якобы либеральные взгляды, я всегда считала, что брошенные жены — это женщины, живущие в тесных квартирах; что их мужья, задержавшись лишь для того, чтобы поставить им фонарь под глазом, удаляются с бутылкой водки, деньгами, приготовленными на Рождество, и книжкой, по которой получают детские пособия. А эти женщины остаются в слезах перед кипой неоплаченных счетов, с сомнительной историей насчет столкновения с дверью и четырьмя непослушными детьми, старшему из которых шесть лет.