Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Кайз Мэриан - Не горюй! Не горюй!

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Не горюй! - Кайз Мэриан - Страница 15


15
Изменить размер шрифта:

Например, после того, как покормлю Кейт.

Однако после кормления я чувствовала, что выбилась из сил, что мне надо немного полежать и почитать «Хелло». Это очень показательно, потому что раньше я бы не смогла жить в доме, где есть этот журнал. Впрочем, читать я все равно была не в состоянии. Я лишь проглядывала картинки, фотографии членов знатных семей и их роскошных особняков и думала о том, счастливы ли они.

И что такое счастье.

Затем я лениво прикидывала, можно ли быть счастливым, живя в доме с такими ужасными стульями в стиле барокко, древними гобеленами и старыми картинами. Или быть замужем за принцем таким-то — толстым, лысым, с вставными зубами, — который был примерно в двенадцать раз старше бывшей «исполнительницы экзотических танцев», на которой он женился. Ростом он доходил ей только до талии.

Полежав так немного, я отправлялась в ванную комнату. Чтобы собраться совершить это путешествие, мне требовалось не менее получаса. Мое тело казалось мне свинцовым.

После туалета у меня едва хватало сил добраться до постели. «Полежу минут пять, — обещала я себе, — и тогда как следует оденусь». Но тут наступало время снова кормить Кейт.

А потом снова требовалось прилечь хоть на пять минут…

Так до одевания дело никогда и не доходило.

Если бы у меня была возможность остаться одной и заснуть навечно, все было бы в порядке. Так я думала. Но люди продолжали меня дергать.

Однажды, когда я лежала в кровати, в комнату вошел молодой человек, похожий на неандертальца, с молотком в руке.

Моей первой реакцией была мысль, что я свихнулась и у меня галлюцинации.

Но тут в комнату ворвалась возбужденная мама.

Оказалось, что молодой человек пришел установить детскую систему сигнализации, которой предстояло соединить мою комнату с гостиной. Мама не спускала с него глаз, пока он работал внизу, но когда ей пришлось отойти к телефону, он поднялся в мою комнату.

Мама ринулась вперед и силой заставила меня встать с постели. У меня до сих пор синяки на руке.

Понимаете, она полагала, что у молодого человека могут возникнуть дурные мысли, если он будет работать рядом с кроватью, на которой валяюсь я. Поэтому она и стремилась меня побыстрее переместить.

Еще меня постоянно донимала Хелен. Каждое утро она возникала в дверях и, гладя на мое распростертое тело, рявкала:

— Завтрак готов. И кто придет последним, тот грязная свинья!

Она исчезала, с грохотом спускаясь по лестнице в кухню, и я не успевала сказать ей, что я и так толстая, как свинья, так что таким способом меня не возьмешь.

Я действительно была большой и толстой, тут уж не поспоришь. Арбузообразная, так сказать. По крайней мере, я была такой, когда приехала в Дублин. Сейчас я не знала, какая я. потому что не смотрелась в зеркало и не пыталась примерить какую-то одежду с того самого лня, как уехала из Лондона.

Вне сомнения, от меня пованивало: вымыть голову меня можно было заставить с таким же успехом, как взобраться на Эверест. Иногда я принимала ванну, но только под давлением мамы — и с большой неохотой.

Хотя, возможно, я все-таки не была свиньей: я честно не могла припомнить, когда в последний раз ела. Я не испытывала голода. Сама мысль о еде приводила меня в отчаяние. Я вся закоченела внутри, и казалось, что я не смогу проглотить ни кусочка.

Поверить невозможно, что все это происходило со мной! Ведь я всегда отличалась отменным аппетитом. Особенно много я ела во время беременности. В юности мне безумно хотелось быть худосочной. Я не понимала, что те, кто страдает анорексией, больные, несчастные создания. Я считала, что им жутко повезло, потому что у них торчат берцовые кости, бедра узкие и такой вид, будто их вот-вот сдует ветром.

Что бы ни случалось, аппетита я не теряла. Экзамены, собеседования для получения работы, суета свадебного дня — ничто не могло заставить меня перестать есть, как лошадь. Если я встречала худую женщину, которая говорила: «Надо же, я опять забыла поесть», я смотрела на нее с изумлением и завистью. У меня всегда был здоровый аппетит, как ни печально в этом признаться.

Даже когда придет конец света, мы все покинем свои бренные тела и окажемся на небесах, когда время перестанет существовать, наш дух очистится и мы будем жить вечно, даже тогда мне потребуется плотный завтрак в одиннадцать часов утра.

Обычно я утешала себя мыслью, что тощие люди наверняка безбожно врут: они либо пьют таблетки, либо отсасывают жир каждую пятницу.

Теперь же, впервые в жизни, я не была голодна. Более того, одна мысль о пище вызывала у меня отвращение.

Мне было на все наплевать. Я ни от чего не получала удовольствия. Вот если бы я так себя чувствовала, когда мне было семнадцать! Я бы тогда считала себя одной из избранных. Сейчас же я была слишком уставшей и несчастной, чтобы думать об этом.

День тянулся за днем. Иногда я сползала с постели и несла Кейт вниз, в гостиную, чтобы вместе с мамой посмотреть австралийскую мыльную оперу. Выпивала с ней чашку чая и возвращалась к себе.

К сожалению, Хелен продолжала меня донимать. Через три дня после установки сигнализации она на цыпочках вошла в мою спальню.

— Эта штука работает? — шепотом спросила она.

— Что? — сердито отозвалась я, поднимая взор от журнала. — Нет, разумеется, она не включена. Зачем, черт побери? Кейт здесь, и я тоже.

— Прекрасно, — сказала она. — расчудесно! — И она аж согнулась от хохота. Даже слезы бежали по щекам.

Я сидела на кровати и смотрела на нее с плохо скрываемым отвращением.

— Извини, — сказала она, утирая слезы и стараясь взять себя в руки. — Извини, пожалуйста.

— Что происходит? — спросила я у сестры, когда она немного успокоилась.

— Сейчас покажу, — пообещала она. — Но ты должна быть тихой, как мышка.

Она подошла к переговорному устройство сигнальной системы, включила его и начала нараспев приговаривать:

— Анна! Ооо, Аааанна!

Я удивленно смотрела на нее.

— Что ты такое творишь, черт побери?

— Заткнись! — прошипела она и выключила переговорное устройство. — Разве не видишь, я знакомлю Анну с духами.

— В каком смысле? — спросила я, сбитая с толку.

— Эта дуреха Анна сейчас одна в гостиной. Она ничего не знает про переговорное устройство, вот и подумает, что слышит голоса, — с досадой пояснила Хелен. — А теперь, пожалуйста, заткнись.

Хелен снова начала завывать; сообщила Анне, что она — ее духовный наставник, что она должна особенно тепло относиться к своей сестре Хелен и тому подобное. Она провела добрые полчаса на коленях, шепча в микрофон.

Еще несколько дней подряд, когда кто-нибудь оказывался один в гостиной, Хелен мчалась в мою комнату. где часами докладывала этому человеку, что она — его подсознательный повелитель или ангел-хранитель и что он должен относиться особенно хорошо к своей сестре — дочери — подруге Хелен.

Она продолжала это занятие и после того, как все уже догадались, что бестелесный голос принадлежит ей, и не обращали на нее внимания.

А бедная Анна едва не умерла от разочарования.

Между тем дождь все лил. Канал вышел из берегов, по дорогам нельзя было проехать, всюду стояли брошенные машины. Я слышала об этом от других: сама я никогда не выходила из дома.

Я все время думала о Джеймсе. Видела его во сне. Самыми приятными были сны, в которых мы все еще были вместе. Просыпаясь, я на несколько минут забывала, где я и что со мной случилось, и купалась в теплом, ласковом облаке счастья. Но тут же все вспоминала. Такое впечатление, будто получаешь пинок в живот.

Джеймс не давал о себе знать. Ни звука. Я полагала, что через неделю-две он свяжется со мной — хотя бы узнать, как я и, по крайней мере, как Кейт. Я не соглашалась верить, что дочь ему совершенно неинтересна.

Самое печальное — он даже не знал, что ее зовут Кейт!

Через пять дней после моего появления в Дублине я позвонила Джуди. Спросила, знает ли Джеймс, где я, и затаила дыхание в ожидании ответа: надеялась, она скажет, что нет, не знает. Это бы, по крайней мере, объяснило его молчание. Но она печально сказала, что Джеймс знает. Помимо своей воли я спросила, все ли еще он с Дениз. И снова она сказала «да».