Тайна заброшенной часовни - Брошкевич Ежи - Страница 50

— Да-а-а, — протянула Ика. — Не везет машинам в Черном Камне.

— Случайное совпадение, — многозначительно заметила Альберт.

Пацулка посмотрел на часы, проглотил последний кусок бутерброда и решительно встал.

— Хватит трепаться! — резко сказал он. — Не забывайте о правилах приличия. В доме за рекой уже собирают вещи. Поря идти прощаться. С «октавией» разберемся позже.

Эпизод с капралом Стасюреком явно был забыт, поэтому даже Брошек позволил себе слабо улыбнуться.

— Сдается мне, Пацулка, — сказал он, — что сегодня ты произнес больше слов, чем за всю свою сознательную жизнь.

Пацулка смерил его презрительным взглядом.

— Чем говорить глупости, лучше не говорить вообще, — буркнул он.

Девочки решили, что прощание с новыми знакомыми требует специальной подготовки. Правда, на этот раз они вертелись перед зеркалом не больше двух минут, после чего вся пятерка поспешил вниз, к мосту.

Брошек посмотрел на часы: было восемь минут десятого… Залитая солнцем долина Черного Камня выглядела просто восхитительно.

— До чего же тут у нас красиво! — заметил Пацулка, на минутку остановившись на мосту.

— Ну, — в один голос подтвердили остальные, и никто даже не заметил комизма ситуации: в тот момент всеобщее внимание было сосредоточено на серой «октавии», водитель которой продолжал возиться с забастовавшим мотором.

— Кончайте пялить глаза, — проворчал Пацулка.

Во дворе дома под красной черепицей заканчивались приготовления к отъезду. Правда, пан Краличек еще сидел за завтраком, а панна Эвита, хотя был уже одета и накрашена, только начинала причесываться, но все чемоданы были в багажнике, пани Краличек рассчитывалась с хозяевами, а пан Адольф — свеженький, безупречно выбритый, щегольски одетый и благоухающий — кружил по двору с типичным нетерпением водителя, которому хочется поскорей почувствовать в руках руль, а под ногой — педаль газа.

Вероятно, поэтому в глазах пана Адольфа (хотя гостей он встретил очень приветливо) промелькнула досада.

Зато супруги Краличек были искренне растроганы.

— Ах, как это мило! Как вы внимательны! — восклицала пани Краличек чуть ли не со слезами на глазах.

А раскрасневшийся от волнения пан Ендрусь извлек из дорожной сумки весь запас сладостей и торжественно принялся угощать ребят. Видно было, что супруги не избалованы таким вниманием.

Естественно, началась страшная суматоха. Пани Краличек расцеловала девочек, пан Краличек кинулся пожимать руки мальчикам, а Ике и Альберту даже поцеловал ручки, заставив Ику снисходительно улыбнуться, а Катажину — залиться румянцем. Потом девочки заглянули к панне Эвите; Альберт задержалась в комнате, а Ика почти сразу же вышла из дома и на две-три минуты куда-то исчезла. Мальчики тем временем приблизились к машине, и пан Ендрусь с паном Адольфом стали демонстрировать им двигатель. Точнее, пан Адольф со знанием дела описывал его устройство, а пан Ендрусь ему усердно поддакивал.

Пани Краличек решила пополнить прощальное угощение и, сбегав к хозяйке, вернулась с подносом, на котором стояло пять блюдечек клубники со сметаной.

— Говорил я вам, — саркастически рассмеялся пан Адольф, — что мы, возможно, уедем еще засветло?

— Не волнуйся, дорогой, — довольно резко отозвалась пани Краличек. — Эвита возится еще только с третьим локоном.

— Да, вы же не знаете, что вчера случилось! — воскликнула вдруг Альберт. — Вечером, когда здесь были туристы, опять обокрали чаосвню.

— Ну да?! — удивился пан Краличек.

— Невероятно! — изумился пан Адольф.

А пани Краличек не произнесла ни слова, зато побледнела как полотно: казалось, она вот-вот потеряет сознание.

— Надо же, — с горечью заметил пан Адольф, — людям дают возможность побыть на природе, а они черт-те чем занимаются.

— В Швеции… — начал пан Краличек.

— Ендрусь! — крикнула его жена. — Помолчи, ради Бога!

Пан Краличек удивился и испугался.

— Что с тобой, Зося? — спросил он.

— У меня начинается мигрень, — прошептала пани Краличек и скрылась в глубине дома.

Пан Ендрусь поспешил за ней; на его глуповатой физиономии появилось выражение столь искреннего беспокойства, что Ика незаметно ткнула Альберта локтем в бок.

— Не очень-то подходящая пара, — шепнула она. — Но, кажется, любят друг друга…

— Как же это произошло? Хоть какие-нибудь следы остались? Думаете, это кто-нибудь из туристов? — Пан Адольф забросал ребят вопросами, на которые, разумеется, не получил вразумительных ответов.

Клубника была уже съедена, когда супруги Краличек вновь появились во дворе. Пани Краличек пыталась улыбаться, а пан Краличек старательно делал вид, что все в порядке.

— Ну? — спросил он. — Где же Эвита? Зосенька хочет ехать…

— Эвита! — закричал пан Адольф, садясь за руль. — Едем!

— Минутоцку, минутоцку, — отозвался хорошо знакомый голос. — Еще один локонцик и корзиноцка с Царусем, и…

И вдруг раздался ее полный ужаса вопль:

— Царусь! Где Царусь?! Царусь, собаценька, где ты?!

И на пороге появилась сама панна Эвита с искаженным от страха и отчаяния лицом. Над левым ухом болталась светлая неподколотая прядь волос, прекрасные глаза были полны слез. В руках она держала корзиночку Чаруся, трагическим жестом указывая вовнутрь.

Корзиночка была пуста!

— Умоляю! — кричала сквозь слезы панна Эвита. — Поисците его! Он утонет! Или убезит! Или его загрызут собаки! Или дикие коски!

Супруги Краличек и пан Адольф обреченно вздохнули. Было ясно: без Чаруся им не уехать. И все трое, дабы оказать помощь рыдающей панне Эвите, нехотя вылезли из машины, в которую уже успели усесться.

Пятеро молодых людей бросились на поиски пропавшего щенка куда энергичнее, чем эти трое. Девочки побежали в дом, мальчики принялись обшаривать сарай и садик, а взрослые путались у них под ногами, призывая Чаруся голосами, в которых все заметнее слышалось раздражение.

После нескольких минут лихорадочных и беспорядочных поисков Ика и Альберт решительно заявили, что в доме Чарусь спрятаться не мог. Поиски сосредоточились в дровяном сарае, на сеновале и на заднем дворе. Панна Эвита рыдала все жалобнее, пан Ендрусь что-то бормотал себе под нос, а на щеках пана Адольфа выступил кирпичного цвета румянец. Панна Эвита, всхлипывая, заявила, что без Чаруся шагу отсюда не сделает, что он — ее единственная настоящая любовь, и без него ей вообще жить не хочется.

— А если он упал в реку? — с холодной усмешкой спросил пан Адольф и скрылся в сарае.

— Тогда я сама бросусь в воду! — зарыдала панна Эвита и упала пани Краличек на грудь.

Но в этот момент где-то возле машины раздался едва слышный писк.

— Тихо! — крикнула Ика.

Все замолчали, а Пацулка полез под машину поглядеть, нет ли там собачки. Жалобный писк повторился.

— Он здесь! — воскликнула панна Эвита, подбегая к машине.

— Тут его нет! — прокричал из-под машины Пацулка.

— И тут нету! — объявил Брошек, осмотревший салон автомобиля.

— Наверно, он в багажнике! — крикнула Альберт.

— Точно! В багажнике! — подтвердила Ика.

Пан Адольф, пулей вылетевший из сарая, завопил:

— Чепуха!

Но панна Эвита, мучимая тревогой за своего любимца, не обратила внимания на это восклицание. Молниеносно вытащив ключ из замка зажигания, она открыла багажник и принялась вышвыривать из него чемоданы и несессеры, в чем ей усердно помогали Брошек и Ика.

— Эвита! — крикнул пан Адольф. — Прекрати!

И кинулся к ней, но споткнулся о Пацулку, который как раз вылезал из-под машины, и растянулся на земле. Пацулка пронзительно заверещал; пани Краличек, бросившись к нему, испуганно закричала:

— Господи! Адольф, что ты сделал бедному ребенку?

Багажник уже почти опустел, а Чаруся все еще не было видно. Наконец панна Эвита схватила лежавший на самом дне последний сверток.

Пан Адольф с трудом поднимался на ноги, Пацулка выл как милицейская сирена, панна Эвита рыдала, а Ика так неловко взяла у нее из рук сверток, что разорвала бумагу, в которую он был завернут.