Черный Камелот - Кайл Дункан - Страница 6

– А почему бы ему и не поверить? – предположил Кальтенбруннер. – Такое всегда возможно. Мы сами вывели на чистую воду более пяти тысяч предателей, большинство из которых – офицеры и генералы вермахта. Пять тысяч! И все это – после того, как предатель фон Штауффенберг пытался двадцатого июля убить Гитлера.

– Сталин не поверит по трем причинам, – пояснил Шелленберг. – Во-первых, репутация британской разведки – безупречна, и Сталин это знает. Во-вторых, люди, имена которых приведены в списке, – не просто группа заговорщиков среди военных или промышленников, это – представители широких слоев населения, разбросанные по всей Великобритании – от Шотландии до Южной Англии. Это лидеры политических партий и деловых кругов в крупных городах, политики и промышленники, писатели и академики. Достаточно взглянуть на список Боле, чтобы понять, насколько он убедителен.

– Это действительно так? – прервал его Мюллер. – Уж в чем ни в коем случае нельзя заподозрить министерство иностранных дел, так это в реалистичности. Если свинья скажет Риббентропу, что она слон, то он будет восторгаться ее хоботом?

– Распознать истину не так-то просто, – возразил Шелленберг.

– Избавьте нас от философии.

– Это не философия, а констатация факта, – настаивал на своем Шелленберг. – Истина в том, что он скрупулезно составлялся нашим лондонским посольством совместно с внешнеполитическим ведомством партии и стал результатом их напряженной деятельности на протяжении нескольких лет. В список внесены все те, кто восхищался рейхом и симпатизировал нашим целям.

– Это было очень давно, – возразил Кальтенбруннер.

– Да, пять лет назад. Но дело не в том, чему симпатизируют они теперь, а в эффективности самого списка, если его использовать как оружие. Советы поверят тому, чему хотят верить.

Шелленберг хотел было добавить: как Риббентроп, но удержался. Он продолжал:

– Все, что нам известно о Сталине, убеждает в том, что он хронически подозрителен. Его поступки на протяжении многих лет – например, чистки в Красной Армии – со всей очевидностью свидетельствуют, что он не доверяет даже своему ближайшему окружению.

Ход был рискованный, и Шелленберг прекрасно осознавал это. Кальтенбруннер и Мюллер всего лишь переглянулись, но атмосфера в кабинете внезапно накалилась: всем троим была известна патологическая подозрительность фюрера и жестокость, с которой он проводил чистку в армии.

– Ради хоть какого-то успеха в нашем деле допустим, что вы правы в отношении Сталина, – выдавил из себя Кальтенбруннер. – Переходите к практической стороне вопроса.

– Итак, – с готовностью продолжил Шелленберг, – от нас требуется разработать схему действий таким образом, чтобы бумаги попали в нужные руки, при этом – путем, который бы обеспечил признание их достоверности и не вызвал ни малейшего подозрения, что это – дело рук германской разведки.

– Подозрения обязательно будут, – заметил Кальтенбруннер.

– Их не может не быть.

– В таком случае мы должны свести их до минимума. Кроме самих документов необходимо иметь абсолютно убедительные и приемлемые для конкретной ситуации аргументы, объясняющие их появление. Не сомневаюсь, что русские будут проверять тщательно, и документы должны выдержать эту проверку.

Шелленберг сделал небольшую паузу и извлек из портфеля вырезанную из газеты фотографию, на которой была изображена пожилая улыбающаяся женщина в полосатом шелковом платье. По всей видимости, фотография была сделана на каком-то официальном мероприятии.

– Это – Александра Коллонтай, – пояснил Шелленберг, – посол Советского Союза в Швеции. Полагаю, вы должны о ней знать.

– С меня достаточно знать, что она – стара и больна.

– Она действительно больна, и уже много лет. Но это никак не повлияло на ее ум и тем более – на ее личную крепкую дружбу со Сталиным. Если эти бумаги попадут к нему через Коллонтай, которая подтвердит их подлинность, – считайте, что половина дела уже сделана. Вот – первая причина, по которой Швеция избрана логически верно. Коллонтай – единственный советский посол, которому Сталин по-настоящему доверяет. Во-вторых, Швеция легко доступна с нашей территории. Это будет способствовать быстрой доставке документа. Между тем еще одна проблема потребовала решения – найти убедительный способ передачи Коллонтай этих бумаг. Такой способ, похоже, найден: их передаст предатель.

Кальтенбруннер скрипнул зубами и сжал лежавшие на столе кулаки:

– Это и есть ваша гениальная идея? В таком случае вас давно пора освободить от занимаемой должности! Кого вы хотите предложить, может быть – вашего приятеля Канариса? Вот зачем вы наносите ему визиты вежливости и шлете дорогие сигары? Ну что же, можете отправлять его к русским!

Помолчав, он резко добавил:

– Будьте осторожны, Шелленберг, когда употребляете слово «предатель». Оно может превратиться в бумеранг.

– Зато он со шведами крепкую дружбу водит, – прорычал Мюллер. – Все эти воркования с Бернадоттом и шведским Красным Крестом. А уж где вы, Шелленберг, просто отличились – так это на переговорах об освобождении евреев.

– Я встречался с графом Бернадоттом, – спокойно произнес Шелленберг, – по личному указанию рейхсфюрера СС.

– Ни за что не отступайте от этих указаний, ни на миллиметр, – посоветовал ему Кальтенбруннер, не скрывая злорадства.

Шелленберг сделал вид, что пропустил эту плоскую шутку мимо ушей.

– Как я уже сказал, нам нужен предатель. Вероятно, правильнее было бы сказать, что мы должны его создать. В действительности это будет преданный рейху немец с безупречной биографией. С одной стороны, мы сами будем уверены в его исключительной надежности, с другой стороны, мы сумеем убедить русских в том, что он реально мог иметь доступ к этим бумагам.

– И вы полагаете, – в голосе Кальтенбруннера звучал сарказм, – что можно состряпать такой экземпляр? Да он расколется уже через пять минут, если его начнет допрашивать специалист. Кто бы ни были русские – в подобных вещах они не дураки.

– Такому человеку не страшен ни один допрос, потому что он – реально существующее лицо, с реальной биографией. Именно из такого человека мы создадим предателя.

Впервые за весь период разговора Шелленберг увидел в тяжелом взгляде Кальтенбруннера проблеск интереса. В кабинете наконец-то поняли его замысел.

– Значит, мы предаем гласности факт, что этот человек – предатель, а затем убиваем его? – уточнил Кальтенбруннер.

– Нет, – возразил Шелленберг. – Мы оставляем его в живых. Когда он прибудет в Швецию, мы позаботимся организовать ему соответствующий прием, а его последующие действия проконтролируем – разумеется, тайно, о чем сам он догадываться не будет.

Глава 3

Франц Раш отказывался верить в происходящее. Ни инструктажи, ни церемония проводов с отданием чести и пожеланиями удачи не могли избавить его от ощущения ирреальности. Трехмоторный «Юнкерс-52», на котором он вылетел из Темпельхофа[1], всегда был для Раша самолетом, в котором отправляются на фронт, но никогда ему не приходило в голову, что «юнкерс» можно использовать для побега. Раш находился в том странном состоянии, когда чувства вступают в противоречие с сознанием. Самолет вылетел из Берлина, сейчас держит курс на Стокгольм и скоро совершит посадку на нейтральной территории. И это – факт. Фактом или, скорее, даже чудом было и то, что, решив покинуть Германию, он не просто сделал это, а сделал с шиком. В его кармане лежала виза, полученная в министерстве иностранных дел, на аэродроме Раша провожали высокопоставленные военные чины. Все это – реальность. Однако то, каким образом она осуществлялась, было ирреальным. Реальным было только прошлое – вчерашний день и еще четыре тысячи или более ему предшествующих, в течение которых фюрер находился у власти.

Давление на барабанные перепонки подсказало, что самолет пошел на снижение. Франц взглянул сквозь иллюминатор на покрытую снегом землю, где единственным признаком жизни была бегущая тень самолета – четкий контур трехмоторного «Ю-52», скользящий по белизне. Неотрывно следя за тенью, он вдруг вспомнил столько раз виденные кадры: личный «юнкерс» Гитлера, летящий в Нюрнберг на партийный митинг, под ним – залитая солнцем земля, воздух наполнен музыкой, а впереди – то, что кинорежиссер Лени Рифеншталь назвал «триумфом воли».