Революция щелкунчиков - Каган Джанет - Страница 6

На этот раз опечалилась Мэри.

— Боюсь, остригут вас за такие дела, — вздохнула женщина и рассказала об отпрыске Пилли.

Он не ответил. Вместо этого встал на лапы и прошел в угол, к сундуку, где хранил несколько скульптур и других ценных предметов. Достал из сундука ящичек и на трех ногах вернулся к Мэри.

— Встряхните это. Ручаюсь, вы можете догадаться, что внутри. Она с любопытством потрясла ящичек.

— Набор бусин, — сказала Мэри.

— Вот видите? Я готов. Звук, как при смехе, верно? Смех Халемтата. Я попросил Киллим изготовить красные бусы, потому что этого цвета был ваш череп, когда вас обрили.

— Я польщена... Но я боюсь за вас. За вас всех.

— Сын Пилли не боялся.

— Нет... Нет, малыш не был испуган. Пилли заявила, что даже Халемтат не посмеет сделать ребенку хашей. — Мэри набрала побольше воздуха в грудь и договорила: — Но вы-то не ребенок...

— Я проглотил семечко талпа, — ответил Тейтеп так, будто это все объясняло.

— Не понимаю.

— А! Тогда я поделюсь. Талп не прорастает, если он не прошел через желудок праза. — Он постучал себя по животу. — Иногда не прорастает даже после этого. Проглотить семечко талпа — значит совершить шаг к взращиванию чего-то важного. Я проглотил семя, называемое «права человека».

Мэри нечего было ответить, кроме одного:

— Спасибо, теперь я поняла.

Медленно, задумчиво брела она в посольство. Да, она поняла Тейтепа — разве не по той же причине она ссорилась с Кларенсом? Но она боялась за Тейтепа, боялась за всех празов. Почти бессознательно прошла она мимо посольства к десятку куполов, где жили этнологи. Эсперанца — вот кто ей нужен.

Эсперанца была дома, писала очередной отчет. Посмотрела на Мэри и сказала:

— Хорошо, что зашла, пора передохнуть!

— Боюсь, не выйдет. Вопрос как раз по твоей части. Ты хорошо знакома с физиологией празов?

— Думаю, да.

— Что будет, если обрезать иглу праза, — Мэри подняла палец, — вот так, близко к коже?

— Примерно, что с кошачьим когтем. Если обрезать кончик, ничего не случится. Если обрезать слишком низко, можно задеть кровеносный сосуд или нерв. Игла непременно станет кровоточить. Может не отрасти до нужных размеров. И будет чертовски больно, я уверена — как если разбить основание ногтя. — Эсперанца вдруг подалась вперед. — Мэри, тебя трясет. Что случилось?

Мэри глубоко вздохнула, но дрожь не унималась.

— Что будет, если кто-нибудь сделает это со всеми иглами. Те... — Она не смогла произнести имя. — Со всеми иглами праза?

— Он изойдет кровью и умрет. — Эсперанца взяла подругу за руку и крепко сжала. — Ну а теперь я налью тебе хорошую дозу, и ты расскажешь, в чем дело.

Мэри отчаянно тошнило.

— Какой идиот рассказал этим подушкам для булавок о правах человека?! — грохотал Кларенс. Он яростно придвинулся к Мэри в ожидании ответа.

Эсперанца встала между ними и сказала:

— Мартин Лютер Кинг — вот кто сказал празам о правах человека. Вы при этом присутствовали. Но вы забыли о своей мечте, а они явно помнят.

— Да там происходит революция, черт побери! — Кларенс взмахнул рукой в направлении центра города.

— Похоже на то, — спокойно ответила Джульет, одна из сотрудниц посольства. — Так почему мы сидим здесь, а не следим за ходом событий?

— Потому, что я отвечаю за вашу безопасность!

— Чушь, — возразил Масимото. — Нас же не станут стричь!

— Кроме того, — добавила Эсперанца, — через пять минут прибудет грузовой корабль. Кто-то должен встретить его, привезти припасы.

— и Ника. Иначе он угодит в самую гущу событий. Последняя почта ушла два месяца назад, и Ник ничего не знает о том, что ситуация... — она слегка нахмурилась, потом нашла точное выражение: — Что ситуация радикально изменилась.

Кларенс снова свирепо посмотрел на Мэри и распорядился:

— Это входит в ваши обязанности. Привезите припасы и Ника. Мэри, которая уже была готова вызваться добровольцем, подавила в себе желание сказать: «Ох, спасибо!» — и ограничилась казенным:

— Слушаюсь, сэр.

Мэри всерьез беспокоилась о ни в чем не повинных приезжих, которые с легкостью могли наколоться — в буквальном смысле слова — на толпу празов. Когда аборигены сражаются, они пускают в ход зубы и иголки. У Мэри не было ни малейшего желания попасть под удар хвоста с острыми неостриженными иглами.

Она с запозданием поняла смысл стрижки, которую Халемтат применял как наказание. Удар по морде усеченными иглами в сто раз менее эффективен, чем иглами полноценными.

Мэри по радио связалась с кораблем и сообщила экипажу: никому не следует выходить наружу до прибытия машины.

К импровизированной посадочной площадке она прибыла в рекордный срок. Ник помахал ей из люка и шагнул наружу.

«Ну что за парень, — подумала она. — Я же просила подождать, а ему все нипочем».

— Нам надо быстро загрузиться, Ник, — скороговоркой сказала Мэри, едва они успели обняться. — Я тебе все расскажу, пока будем работать.

Когда работа (и рассказ) была закончена, Ник внимательно рассмотрел Мэри и заметил:

— Значит, Кларенс удерживает всех этнологов на территории посольства? — Он с притворной грустью покачал головой и причмокнул.

— Вижу, что не обучил свою команду правильной реакции на указания начальства. — Он улыбнулся Мэри. — Значит, посольство советует мне держаться подальше от улиц, верно?

— Верно, — кивнула Мэри.

— И прекрасно. Ты выполнила свою задачу—я получил предписание. А теперь хочу взглянуть на эту революцию в развитии.

— Он скрестил руки на груди и умолк.

Ник был прав. Кларенс мог издавать предписания, но не более того. У него не было абсолютно никакой власти, чтобы не пускать этнологов на улицы. И Мэри хотела видеть революцию не меньше, чем Ник.

Они поехали в обратном направлении. Ник приник к стеклу и осматривал улицы, весело напевая себе под нос.

— Эй, Ник, а если Кларенс нас вызовет?..

— Тогда и будем беспокоиться.

Она притормозила грузовик у въезда на дворцовую площадь и повернулась к Нику — спросить, хорошо ли ему видно. Но он уже выбрался из машины и пробирался в толпе празов.

— Эй! — крикнула она, спрыгнула на землю и побежала вдогонку. — Ник!

Он подождал, пока она не схватила его за руку, и сказал:

— Я должен быть здесь, Мэри. Это моя работа.

— А моя работа — заботиться, чтобы тебя не ранили...

— Тогда веди меня.

— Эгей, Мэри! — услышала она голос Чорниэна из толпы. — Сюда! Отсюда хорошо видно!

Мысленно благодаря своего друга за приглашение, она осторожно двинулась в нужном направлении. Несколько игольчатых празов подвинулись, давая им дорогу. Лучше уж быть в окружении стриженых.

— С возвращением, Ник, — сказал Чорниэн. Они с Чейлам расступились, создавая безопасное пространство для людей. — Вы как раз вовремя.

— То-то я и гляжу. Что происходит?

— Халемтат только что остриг сына Пилли за игру со щелкунчиком-Халемтатом. Ему не нравятся щелкунчики-Халемтаты.

Стоявший рядом праз с целыми иглами добавил:

— Халемтату много чего не нравится. Я думаю, что хороший принц должен хотя бы раза два в году потрещать иголками.

Мэри взглянула на Ника, он ухмыльнулся и объяснил:

— Примерный перевод такой: горожанин думает, что настоящему принцу полагается иметь чувство юмора, хотя бы минимальное.

— Потрещи иглами, Халемтат! — прокричали в толпе. — Посмотрим, как тебе это удастся!

— Верно! — послышался другой голос, и Мэри поняла, что кричит Чорниэн. — Потрещи иглами, великий принц щелкунчиков!

Вокруг них, со всех сторон, словно шум дождя по крыше, раздавался треск иголок. Мэри огляделась — по толпе катился смех, приводя иглы каждого праза в вибрирующее движение. Даже великий визирь коротко хохотнул, но быстро опомнился. Воротник его тревожно вздыбился.

Халемтат сохранял величественную неподвижность.

Чорниэн достал из сумки щелкунчика и орех. Сунул орех в ухмыляющуюся пасть куклы, нажал — щелчок прозвучал, словно взрыв. Откуда-то справа отозвался другой щелчок. Третий. Иголки затрещали с новой силой.