Жюв против Фантомаса - Сувестр Пьер - Страница 28

— Что касается этого, — заявил, поднимаясь, Жюв, — не могу вам ничего сказать точно. Это дело будет решаться в суде между вами и мэрией Парижа.

— Ах! — застонал посредник в торговле бриллиантами. — Мне одному придется расхлебывать эту скандальную историю. Могу ли, по крайней мере, спуститься, чтобы осмотреть состояние подвальных помещений?

— Не сегодня, месье, я должен закончить осмотр дома.

Жюв, которому помогал инспектор Мишель и районный комиссар полиции господин Дюпальон, выслушал также показания привратников квартала, нескольких соседей доктора Шалека, но не узнал ничего нового. Ни те, ни другие не видели и не слышали, что произошло. К полудню Жюву и Мишелю, решившим не покидать место расследования, принесли обед прямо в дом.

— Чего я не могу понять, шеф, — говорил Мишель, — так это того телефонного звонка, когда к концу ночи, во время которой произошло преступление, обратились за помощью в комиссариат по улице Ларошфуко. Из двух вариантов может быть лишь один: либо это звонила сама жертва, но в таком случае она еще не была мертва, как это предполагают, когда начиналась ночь, либо кто-то другой, и тогда…

— Вы не ошибаетесь, анализируя подобным образом проблему, но решается она очень просто: той ночью звонила не убитая женщина, так как, вспомните, когда мы обнаружили труп в половине седьмого утра, он был уже холодный. Звонок же, как нам известно, был в шесть часов, то есть когда эта женщина была давно убита…

— Значит, звонило третье лицо?

— Да, заинтересованное в том, чтобы обнаружили факт преступления как можно скорее. Вот только оно не ожидало нашего с Фандором возвращения…

— То есть, по вашим словам, шеф, убийца догадывался о вашем присутствии за занавесками в рабочем кабинете в тот момент, когда совершалось преступление?

— Убийца, не знаю, но вот доктор Шалек знал наверняка, что мы находимся там.

— Это не меняет значения, преступление было чрезвычайно тщательно подготовлено… Но в этом деле есть еще кое-что непонятное для меня. Посудите сами, шеф, когда вы вернулись в кабинет, где была обнаружена убитая, вы подошли к балкону и нашли там между занавесками и окном следы грязи, занесенной вашей обувью. Следовательно, это было окно комнаты, где совершили преступление и где вы сидели на протяжении почти всей ночи…

— Позвольте, я продолжу, шеф, вы, конечно, можете сказать, что труп жертвы могли перенести в этот кабинет во время вашего короткого отсутствия, но я хотел бы, с вашего позволения, заметить, что было хорошо видно, как на растрепанных волосах несчастной засохла свернувшаяся кровь. Засохшаяся кровь была обнаружена и на ковре, который был пропитан ею до самого пола; а ведь если труп был перенесен лишь за несколько минут до того, как мы его обнаружили, то подобного мы увидеть бы не смогли…

— Дружище Мишель, — ответил Жюв, — вы совершенно правы, но верно и то, что именно в той комнате, где был обнаружен труп, убийца совершил свое преступление, то есть в той, где нас не было. Что касается следов грязи возле окна, то — какой же вы наивный — это, конечно же, наши, но перенесенные из комнаты, где мы находились, в ту, где нас не было. Это произошло как раз в тот промежуток времени, когда нас не было в доме, это же очевидно, что, кстати, еще раз доказывает, что наше присутствие было известно преступникам. Кроме того, свеча, из которой доктор Шалек накапал воска, чтобы запечатать свои письма, была почти целой, она, действительно, на наших глазах горела не больше пары минут. И вот, вновь зайдя в дом, мы находим свечу в том же виде, в котором она была, то есть, это значит, что все, буквально все, было чудесным образом подстроено, чтобы ввести нас в заблуждение.

Жюв, выкуривая сигарету за сигаретой, расшагивал по комнате и продолжал рассуждать:

— Видите ли, Мишель, мы начинаем понемногу понимать это дело, но ничто не указывает на то, каковы были мотивы преступления. Мы видим, как двигаются марионетки — Лупар, Шалек, Жозефина, но не видим веревочек, веревочки, за которую…

— За которую дергает, возможно, не кто иной, как… Фантомас?

Наступила тягостная пауза. Среди полицейских было негласным правилом не произносить перед Жювом имя короля преступления…

— Вы мне сказали, Мишель, что вам больше нельзя появляться среди воров под маской Сапера…

— Это так, господин инспектор, — ответил Мишель, вновь превратившийся в исполнительного служащего, соблюдающего иерархические формы вежливости, — меня «расколол» как раз накануне преступления в квартале Фрошо Лупар, как и моего коллегу Нонэ…

— Кстати, Нонэ мне что-то расплывчато говорил о деле «с набережной», которое готовится Бородой и типом, известным под кличкой Бочар, вы в курсе этого?

— К сожалению, нет, господин инспектор, я знаю об этом не более вашего, как раз в этот момент мы были вынуждены прервать нашу слежку…

— Чем сейчас занят Нонэ?

— Его направили в Шартр.

Жюв с досадой пожал плечами. Ему оставалось лишь пожалеть, что в префектуре полиции существует подобная практика, когда младших инспекторов бросают по мере необходимости то на одно, то на другое дело, что мешает закончить начатую работу.

Но это был не тот случай, чтобы обсуждать подобного рода проблемы со своим подчиненным.

Посоветовав Мишелю подумать над тем, как вновь можно проникнуть в компанию завсегдатаев кабачка «Встреча с другом», где у полиции были тесные связи с папашей Корном, Жюв снова спустился в подвал, чтобы руководить вернувшимися с обеда рабочими. Мишель остался на первом этаже заниматься описью бумаг доктора Шалека.

Покинув особняк доктора Шалека около половины восьмого вечера, Жюв решил не спеша пройтись по улице Ле-Мартир, чтобы спокойно обдумать события, которые со скоростью лавины обрушивались на него в течение последних дней.

Когда он подходил к бульвару, его внимание привлекли крики разносчиков газет. На первых страницах мелькали мрачные заголовки, набранные крупным шрифтом:

«Еще одна железнодорожная катастрофа».

«Симплон-экспресс столкнулся с марсельским скорым… Много жертв»…

Фандор, наверное, ехал этим же поездом, марсельским скорым, который был сбит Симплон-экспресс. Но Жюв тут же успокоился. На самом деле в катастрофу попал не марсельский скорый, а только два вагона из хвоста поезда, которые отцепились от остального состава.

«Стоит ли верить, — думал он, — этим газетам».

Остановив такси, Жюв бросил адрес водителю.

«Как раз есть немного времени, чтобы переодеться и отправиться в префектуру, где должны располагать более точными сведениями. Там я узнаю, что стряслось с Фандором.»

— Вам телеграмма, господин Жюв, — сказал ему консьерж.

— Мне?

— Кому ж еще, ведь это ваша фамилия указана в телеграмме.

Жюв с недоверием взял голубой кусочек бумаги; в этот день его решительно поджидали сюрпризы. Надо же, он получает телеграмму у себя дома!

Жюв был несколько удивлен. Дело в том, что он взял за правило никому не сообщать своего адреса. Если он возвращался домой, то для того, чтобы отдохнуть, и никто из его коллег из префектуры не осмеливался беспокоить его дома. Если нужно было передать ему что-то срочное, тогда просто звонили по телефону.

Жюв нахмурил брови, затем, вскрыв наконец телеграмму, быстро пробежал ее глазами и не смог не воскликнуть от радости.

«Отважный малый, — шептал он про себя, перепрыгивая через ступеньки, — я так переживал, не получая от тебя никаких вестей. Восемь часов! — вдруг остановился он, глянув на часы. — У меня не будет времени заехать в префектуру взять с собой пару человек. Ну, что ж! Чем меньше людей будет в этом деле, тем лучше!..»

Быстро переодевшись и на скорую руку поужинав остатками еды, стоявшей на плите, полицейский выскочил из дому и прыгнул в трамвай на бульваре Сен-Жермен, который довез его до Ботанического сада.

Затем с видом праздно разгуливающего человека он направился к Берси[2] вдоль берега реки, по обе стороны которой тянулись бесконечные склады бочек с вином.