Мансарда на углу Бейкер-стрит - Биргер Алексей Борисович - Страница 25

И, выдохшись, Ванька стал наливать себе апельсиновый сок.

Я стоял, как громом пораженный. Ну и братец у меня! Ведь действительно объяснение было на поверхности — и никто его не увидел! А я-то так гордился, что раскусил «чудака-профессора»… Но Ванька меня умыл. Всех нас умыл, да еще как!

Мистер Флетчер моргал часто-часто, как будто увидел привидение и пытался убедить себя, что это бред, такого быть не может.

И тут Алиса вдруг взяла и зааплодировала.

А мистер Флетчер — будто пробку в нем какую вышибло — расхохотался. Он хохотал мощно, от души, чуть не пополам сгибаясь от хохота.

— Ну и ну! — повторял он, утирая слезы с глаз. — Ну и ну!.. Меня предупреждали, что вам палец в рот не клади… Но я и подумать не мог… И подумать не мог…

Потом он посерьезнел.

— Я должен срочно отдать распоряжения! — сказал он. — Это ж надо… Это ж надо…

И он кинулся к телефону.

А Алиса подошла к Ваньке, похлопала его по плечу и показала поднятый кверху большой палец. Ванька так и просиял.

— Соку хочешь? — спросил он.

Алиса кивнула. Ванька налил ей соку, а Алиса с большой охотой взяла еще один ломтик «Бородинского».

А Ванька задумчиво поглядел на меня:

— Слушай, а как это он сказал, что его предупреждали, что нам палец в рот не клади? Выходит, слава о наших подвигах и до Москвы дошла? До местного отделения Интерпола?

— Выходит, так, — кивнул я. — Но ты… Да, это здорово! По-моему, это был твой лучший момент за всю жизнь!

Ванька хитро прищурился.

— Элементарно, дорогой Ватсон! — сказал он. — А вообще… Я сейчас сам поражаюсь, что никто до этого не додумался. Ведь от этих хитрожо…

— Цыц, ты! — прикрикнул я на него. Хоть он и был героем дня, но даже героям не все позволено.

— …от этих хитрющих, — быстро поправился Ванька, — контрабандистов только такого и следовало ожидать. Иначе все их действия и все обманки получались не имеющими смысла.

И тут вернулся мистер Флетчер.

— Порядок! — провозгласил он. — Машина запущена! — Он мотнул головой. — Верна, верна древняя поговорка, что устами младенца глаголет истина! — и повернулся к дочери: — Ну? Довольна? Все сделал, как ты хотела! Прощаешь ты меня?

— Почти, — коротко ответила Алиса.

— Значит, последнее условие остается? — хмыкнул мистер Флетчер.

Алиса кивнула.

— Что за последнее условие? — живо спросил мой братец.

— Можно сказать? — осведомился у Алисы мистер Флетчер.

Алиса фыркнула, но явного протеста не выразила.

— Так вот, — мистер Флетчер повернулся к нам, — под конец нашей ссоры дочь заявила мне, что она окончательно простит меня не только если я во всем сознаюсь ребятам, которых пытался использовать в своих целях, но и если я… если я… если я женюсь на мисс Форстер! Потому что, мол, при ней я никогда не позволю себе таких штучек.

У нас с Ванькой просто челюсти отвисли. И неизвестно, сколько бы мы простояли так с отвисшими челюстями, если бы не раздался звонок в дверь.

Это была Сьюзен.

Увидев ее и оглянувшись на Алису, мы опять дружно покатились от смеха. Даже Алиса в итоге к нам присоединилась, хотя поначалу чуть побагровела и вроде бы негодование промелькнуло в ее глазах.

— В чем дело? — спросила недоумевающая Сьюзен.

— Ни в чем… — ответил я, пытаясь справиться со смехом. — Просто мистер Флетчер… мистер Флетчер только что сказал, что устами младенца глаголет истина… И это так совпало…

— Что ж, поговорка справедлива, — заметила Сьюзен. — И кто из вас этот младенец?

— Все трое. — Мистер Флетчер указал на нас размашистым жестом. — Каждый из них изрек свою часть истины — и каждая из этих трех частей оказалась очень к месту!

— Тем лучше, — сказала Сьюзен. — А я, признаться, надеялась втайне, что застану вас здесь, когда стала звонить Алисе и никто не брал трубку. Потому что вы с Алисой тоже приглашены на обед в ресторан при исследовательском центре!

— Принимаю приглашение с превеликим удовольствием! — отозвался мистер Флетчер. — Позвольте предложить вам руку!

И мы отправились обедать.

Осталось досказать совсем немного. Пока я писал эти письма, уже и Пасха подошла, и сегодня мы идем в цирк. За эти дни тоже немало случилось событий.

Во-первых, Ванькины догадки подтвердились полностью. Российские службы тщательно обыскали «Иван Сусанин» — который, когда пришло срочное сообщение мистера Флетчера, уже готовился причалить в Санкт-Петербурге — проверили подноготную всех членов команды и в итоге нашли бриллианты и финансовые документы и арестовали второго помощника капитана, который и оказался пособником контрабандистов, участником их банды.

Шофера «дядю Витю» Данилова ищут, но еще не нашли. Сложно сказать, найдут или нет.

За эти дни мы и в Озерный Край съездили, и в Оксфорд. Мы с Ванькой немного разделились. Он так «законтачил» с Алисой, что иногда отправляется куда-нибудь вместе с ней, а я гуляю самостоятельно, если их затеи мне не очень интересны. Алиса оказалась яростной футбольной болельщицей — и позвала Ваньку на принципиальный футбольный матч между сборной ее школы и сборной другой школы. Они там так наорались и «наболелись», поддерживая «своих», что у обоих глотки сели, и они потом некоторое время только сипеть могли.

Мне все интересно, что будет, если они упрутся на чем-нибудь и не захотят уступать друг другу. Это ж такой взрыв может рвануть — всех окружающих сметет! Впрочем, мне кажется, у них характеры настолько похожие, что любая ссора только крепче привяжет их друг к другу.

Не знаю, как сложится у мистера Флетчера и Сьюзен и сбудется ли пожелание Алисы, но вот сегодня букет, чтобы преподнести Арнольду Запашному, они выбирали вместе. И очень на то смахивает, что дело докатится до свадьбы, по тому, как они себя ведут.

Но это я забегаю вперед. Все, что было — и поездку в Озерный Край, и остальное — я опишу тебе подробно в следующих письмах. Я, кстати, и несколько пленок уже отщелкал, чтобы можно было побольше фотографий тебе показать. А сейчас меня зовут — пора в цирк. По пути опущу это письмо, а вечерком — или если мы сегодня совсем вымотаемся, завтра утром — сяду за следующее.

С огромным приветом твой Борис Болдин

Крауфорд-стрит, 18, Лондон, Вест 1.

ЭПИЛОГ

ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА «ШЕРСТИНКА ДЬЯВОЛА. НЕИЗВЕСТНАЯ РУКОПИСЬ ДОКТОРА ВАТСОНА, ОБНАРУЖЕННАЯ И ОПУБЛИКОВАННАЯ МИСТЕРОМ ДЖОРДЖЕМ ХЭВИСТОКОМ»

(Перевел отрывок Борис Болдин)

— Что это такое, Холмс? — спросил я, разглядывая книжицу, лежавшую на углу нашего обеденного стола. — Неужели вы под старость лет увлеклись поэзией?

На книжице значилось: «Томас Стернз Элиот. Пруфрок и другие наблюдения». Пролистав книжицу, я обнаружил, что она сплошь состоит из стихотворений на английском и французском языках. Это была поэзия того типа — «новая», или «экспериментальная», которую я не очень понимал и воспринимал. И тем более удивительно было обнаружить такие стихи у моего друга, да еще с теплой надписью автора: «Шерлоку Холмсу на добрую память. Большой Том».

Холмс не сразу ответил мне. Он, в глубокой задумчивости, созерцал языки пламени в камине. Была зима 1917–1918 годов, холодная и суровая зима. И Лондон в целом жил суровой и мрачноватой жизнью военного времени. Ощущение, что победа близится, делалось все отчетливее, но Германия еще была сильна, на многих фронтах шли жесточайшие бои, каждый день газеты печатали длинные списки павших на поле боя.

К тому же эта война велась такими методами, которые раньше не могли бы привидеться человечеству и в кошмарном сне. Авиация, сбрасывающая бомбы, отравляющие газы, подводные лодки, несущие незримую и беспощадную смерть огромным кораблям… Я вполне понимал Холмса, который, на время вернувшись в Лондон, подолгу просиживал перед жарким, ярко пылающим камином: камин и пространство вокруг него были тем островком тепла и уюта, который возвращал нас мыслями к прежним временам и заставлял верить, что жизнь наладится, что все будет хорошо.