Дело №1 - Биргер Алексей Борисович - Страница 14

На лестнице нас встречали педагоги и члены приемной комиссии. Среди них выделялся плотный, с твердой выправкой мужчина. Сразу было понятно, что он и есть начальник училища.

Мы высыпали из автобусов, а он, спустившись на две ступеньки, скомандовал:

— Отряд, строй-сь!

Мы поспешно выстроились в ряд, стараясь встать как можно ровнее.

Он придирчиво оглядел нас, потом опять заговорил:

— Здравствуйте, дорогие поступающие! Меня зовут Осетров Валентин Макарович, я — начальник училища. Обращаться ко мне можно «товарищ начальник», «товарищ полковник», можно и просто по имени и отчеству. Сейчас напомню одно. Выкладываться по полной надо с первого дня, потому что через пять дней отсеются двадцать человек, и последующие три недели за восемнадцать мест будут бороться тридцать человек. Правила есть правила, конкурс есть конкурс. Могу напомнить, что те, кого отсеют, получат утешительный приз: направление в любую самую престижную школу, куда вас возьмут без экзаменов и бесплатно. Вы достойны такого приза уже хотя бы потому, что прошли почти все этапы при поступлении в наше училище. А теперь — к делам насущным.

Итак… Перед вашим приездом мы провели жеребьевку, чтобы определить, как вы будете разбиты на отряды — и, соответственно, какую спальню какой отряд займет. Сейчас я зачитаю списки отрядов. Те, кто попадает в один отряд, выходят из строя и становятся вместе. Потом дежурные преподаватели разведут вас по спальням. До обеда у вас будет время приглядеться к обстановке и друг к другу. Перед обедом — общее построение, после обеда — первое знакомство с преподавателями, которые будут экзаменовать вас все эти дни, потом — разминка на футбольном поле. Ужин, короткий отдых, отбой. Основное начнется завтра. Отряд первый. Абраменко, Бутырин, Назаренко…

Ребята, имена которых назывались, выходили и становились рядом. Я изо всех сил старался запоминать, кого как зовут. Так, я запомнил, наконец, что фамилия парня с плеером и модным папой — Вельяминов, а армянина — Вартанян.

— …Четвертый отряд! — провозгласил полковник. — Боков, Дегтярев, Карсавин, Конев, Туркин, Угланов, Шлитцер!

Мы с Коневым уже знали друг друга. Углановым оказался тот самый здоровенный парень, а Шлитцером — его сосед по автобусу, «кузнечик». Боковым оказался коренастый паренек, от которого просто веяло добродушием и спокойствием; Дегтяревым — высокий и сухощавый парень с серыми-серыми глазами, обаятельным лицом и насмешливой ухмылочкой; Туркиным оказался парень в дорогущем прикиде и с фирменным рюкзаком, настолько плотно набитым, что было понятно: уж он-то взял с собой все необходимое.

Мы приглядывались друг к другу, пока дежурный преподаватель не повел нас в спальню, на второй этаж. В спальне оказалось семь коек с прикроватными шкафчиками и стульями, большое окно выходило на озеро. При спальне ванная комната и туалет.

— Вот ваша спальня, — сказал преподаватель, — располагайтесь, делите спальные места, а как прозвучит сигнал к построению — через одну минуту будьте перед главным входом. Строиться будете по отрядам или по взводам. Вам еще предстоит выбрать взводного, но сперва вам надо хотя бы немного узнать друг друга и понять, кто на что способен.

Когда он ушел, мы стали оглядываться.

— Кайф! — сказал «кузнечик» Шлитцер, шлепаясь на койку у окна и швыряя рядом свой потертый рюкзачок. — Не возражаете, ребята, если я это место займу?

— А я бы по жребию делил, чтобы никому обидно не было, — сказал здоровенный Илья Угланов.

— Слушайте, самая разумная мысль! — поддержал Дегтярев.

Шлитцер подмигнул Угланову:

— А чего ж ты говорил, что соображаешь медленно?

— Так я ж не от большого соображения, — наш богатырь немножко растерялся. — Я просто хотел, чтоб было по справедливости, как всегда делается.

— Нормальная идея, — сказал Туркин. — И потом, кто-то ведь может между собой поменяться, по договоренности, и других это касаться не будет.

— Я готов жребий тащить, — сказал Боков.

Мы с Лешкой Коневым тоже, естественно, согласились. Сделали семь бумажек, на которых поставили номера от единицы до семерки, договорились, какой номер какую кровать означает, сложили свернутые бумажки в кепку Володьки Дегтярева (к тому времени мы уже выяснили, что его зовут Володькой) и стали по очереди эти бумажки тянуть. В итоге, Шлитцеру досталась-таки одна из коек у окна, вторая койка у окна отошла Бокову, средние койки достались Дегтяреву, Туркину и Бокову, а нам с Коневым выпали самые ближние к двери. В общем, результатами все остались довольны, и никто меняться между собой не стал.

— А теперь, — сказал Дегтярев, небрежно запихивая рюкзачок со своими вещами в свой прикроватный шкафчик — давайте познакомимся. Меня, как вы уже знаете, Володькой зовут.

— А я — Генка Туркин, — сразу отозвался Туркин, в отличие от Дегтярева раскладывавший содержимое своего рюкзака по полочкам и отделениям шкафчика очень аккуратно, и, вроде бы, даже стараясь при этом, чтобы все мы увидели это содержимое: модные кроссовки, спортивный костюм, плеер для компакт-дисков и набор убойных компактов к нему, всякие «Марсы» со «Сникерсами», которые «заряжают энергией в течение дня», несколько упаковок специальных витаминизированных соков для спортсменов, разъемные немецкие тетради, в которых можно менять листы. — Мой отец — тот самый Туркин. Знаете, конечно.

— По-моему, друг другу представляемая мы, кто есть кто, а не кто наши родители! — немедленно отозвался Шлитцер.

— Мне кажется, родители тоже важны, — сказал Туркин. — И по ним ясно, кто…

— Да заткнись ты со своими родителями! — вдруг зло огрызнулся Шлитцер. — Вот у меня родителей нет, я — из детского дома, из такой глухомани, что вспомнить страшно! Зато у меня — фамилия! Шлитцер, во! Если полистаете всякие учебники по военной истории, то найдете там Шлитцеров, которые крупными офицерами были, героями, и я из их рода! У меня и имя по-настоящему не Георгий, как в документах во всех записано, а Георг, это я точно знаю! А что я в детском доме оказался, так это понятно! Потеряли меня родные, когда переезжали с места на место. А они были детьми ссыльных дворян, белых офицеров! Но я вырасту — я найду свою родословную, и тогда вы все умоетесь со всеми вашими Туркиными-Жмуркиными, которые, вообще, непонятно откуда взялись!

— Ну, ты!.. — Туркин выпрямился, сжав кулаки.

— Чего? — Шлитцер подскочил. — Да ты знаешь, как я тебя разделаю?..

— Вы что, ребята?.. — мы бросились между ними и очень вовремя, потому что эти два типа прыгнули друг на друга словно два бойцовых петуха. Угланов успел Шлитцера схватить, и ему на помощь пришли Боков и Дегтярев, а мы с Коневым повисли на Туркине. Приподнятый могучим Углановым Шлитцер взбрыкнул ногами в воздухе, но до Туркина не достал, зато четко отправил в нокдаун Дегтярева, и тут же локтем ударил Угланова в лицо. Угланов охнул, но Шлитцера не выпустил. А мы с Коневым кое-как умудрились опрокинуть Туркина и прижать к кровати, а Туркин, тоже хорош, размахивал конечностями почти так же, как Шлитцер, и я получил такой удар сбоку в челюсть, что мало не показалось. Хорошо, Боков пришел к нам на помощь, увидев, что со Шлитцером Угланов и Дегтярев справляются и без него. Туркин так озверел, что вдвоем мы могли и не справиться.

— Пустите… Пустите, гады… Я ему… — хрипел Туркин.

— Оба психи! — выдохнул покрасневший от напряжения Конев. — Спятили? Драться, когда пяти минут не прошло, как мы вместе… Что дальше-то будет, если так начали?..

— Точно, псих недорезанный! — прогудел Угланов, встряхивая Шлитцера. — Хочешь сразу вылететь, да?.. И… И я бы тебя…

— Ну, давай!.. — зло пыхтел Шлитцер. — Думаешь, если ты такой сильный, я против тебя не устою?..

Угланов скрипнул зубами и, швырнув Шлитцера на его кровать, потрогал заплывающий глаз и удалился в ванную. Наступила пауза, все тяжело дышали и смотрели друг на друга.

И тут открылась дверь. Это заглянул привлеченный шумом дежурный преподаватель.

— Что здесь происходит? — строго спросил он.