Тайна знатных картежников - Биргер Алексей Борисович - Страница 20

— Да, теперь у нас есть решающее доказательство, что он исчез по пути к пристани, — согласился я. — Вот со временем у нас не очень получается. Смотри. Как ни крути, у Степанова выходит меньше получаса на то, чтобы схватить пижона на укрытом от глаз лесном участке дороги, допросить его и оказаться у нашей калитки. Да для этого Степанову надо было летать быстрее молнии! Однако, если Степанов узнал от Пижона что-то важное ещё раньше, до поездки на остров, и все его действия были заранее рассчитаны…

— Разумеется, так оно и было! — перебил меня мой братец. — Степанов все организовал, и ему не надо было тратить время на допрос Пижона. Все сходится!

— Не забывай, отец верит, что Степанов предлагал свою помощь от чистого сердца, без задних мыслей, — напомнил я.

— Я уверен, что отец рассказал нам совсем не все! — возразил Ванька.

— Так я это и имею в виду. Разумеется, отец знает больше, чем нам рассказал — и нечто, ему известное, является для него доказательством, что Степанов не замышляет ничего дурного и не ведет двойную игру. Иначе бы отец не говорил так уверенно!

— По-твоему, Степанов не похищал Пижона? — с разочарованным видом спросил мой брат.

— Нет, я считаю, что Степанов похитил Пижона, но мне не думается, что это похищение напрямую связано с нашим домом. Есть за этим что-то еще… В любом случае завтра нам надо отправляться в заповедник, чтобы узнать правду.

— Если бы мы могли отправиться туда прямо сейчас!.. — вздохнул Иван.

— Как понимаешь, это невозможно. И более того, на ближайшие часы у нас есть другое очень важное дело.

— Что за дело? — мой брат сразу ожил.

— Предположим, отец что-то знает о подвалах… такое, что, как он считает, было бы пока неправильным нам рассказывать. Возможно, он считает, что сперва должен во всем убедиться сам, чтобы не растравлять нас ложными надеждами. Что, по-твоему, он сделает?

— Конечно! — мой брат крепко хлопнул себя по лбу. — Он дождется, пока все уснут, а затем спустится в подвалы, чтобы самому докопаться до всех тайн! И сделать он это должен в самое глухое время, скажем от полпервого ночи до часов пяти утра, когда начинает светать. Блин лохматый, если мы притворимся спящими, а потом потихоньку прокрадемся из нашей комнаты…

— …Мы узнаем все! — подхватил я. — А после завтрака мы найдем предлог, чтобы покинуть остров — якобы поедем в город, а на самом деле у нас будет куча времени, чтобы добраться и в заповедник, и к отцу Василию! Я убежден, что нам стоит его навестить и побольше узнать об истории нашего дома. Может быть, он расскажет нам то же самое, что и отцу — и мы сумеем понять, какие подсказки нашел в его рассказе отец!

— Слушай, план просто, здоровский, все четко! — моего брата чуть не разрывало от возбуждения. — Может, нам прямо сейчас лечь спать?

— Думаю, не стоит, — сказал я. — Отец хорошо нас знает, и наша готовность рано лечь спать может показаться ему подозрительной. Будет намного правдоподобней, если мы не будем ложиться, пока нас не погонят по кроватям — и даже тогда будем упираться и просить дать нам ещё чуть-чуть времени!

— Наверно, ты прав, — согласился Ванька. — Но все равно это невыносимо — вот так сидеть сложа руки и ожидать!

— Всякий настоящий следопыт должен обладать терпением и выдержкой и постоянно их совершенствовать, — назидательно заметил я. — Не беспокойся, мы найдем, чем заняться.

— Может, сыграем в «Великого Детектива»? — предложил мой братец.

«Великим Детективом» называлась настольная игра типа «Монополии», только посвященная приключениям Шерлока Холмса. Отец купил её нам в подарок в небольшой сувенирной лавке на Бейкер Стрит, прямо рядом с музеем-квартирой великого сыщика, когда был в Лондоне на десятидневной конференции, посвященной проблемам заповедников и национальных парков. Отец полагал, что среди всех лесничих выбрали именно его, «в довесок» к куче чиновников, потому что он не только заведовал одним из крупнейших заповедников, но и практически единственный среди лесничих был выпускником Московского университета. А может, что-то другое повлияло на выбор, который делали в Москве, на самом верху (мы с Ванькой подозревали, что тут мог приложить руку сам министр, который очень тепло относился к отцу и которого мы, как я упоминал, спасли от покушения). Как бы то ни было, игра нам очень понравилась, и мы часто в неё играли.

Но если вы думаете, что в этот день больше не могло произойти никаких потрясающих событий — то вы ошибаетесь! Только-только мы разложили игру и первый раз бросили кубики, как залаял Топа. Он лаял громко, зло, надрывно, с переливами, и его лай далеко разносился в тихих сумерках, в эту позднюю пору, когда по-настоящему ночь ещё не наступила, но куры и прочая живность уже давно спят, а солнце хоть и выглядывает ещё из-за краешка горизонта, но его лучи уже не освещают в землю, лишь верхушки деревьев и высокие кочки на лугах озарены бледным светом, словно берущимся ниоткуда, и эти освещенные места кажутся ещё ярче и зеленее, чем днем, на фоне превратившихся в темные силуэты домов, рощиц и кустарников, серых теней и стелющейся над землей белесой дымки, быстро превращающейся в туман. Топа лаял все возбужденней и отчаянней, все чаще сквозь его лай прорывались то рык, то вой. Окно нашей комнаты смотрело на берег, поэтому ту часть двора, где неистовствовал Топа, мы никак не могли увидеть, но, все равно, мы машинально поглядели за окно, в тот момент, когда в коридоре послышались шаги отца — он встал от телевизора и пошел поглядеть, почему Топа так разбушевался.

Сначала мы не увидели ничего, кроме сумерек, которые из светлой комнаты вообще в первые моменты показались нам непроглядной тьмой, потом сквозь эту тьму проступили прозрачные серебристые туманы, плотнеющие над озером и бледное свечение озера и росы на заливном лугу, и отражавшиеся в озере золотые крапинки первых загоревшихся окошек на дальнем, городском берегу. Они казались золотыми пуговками на роскошном серебристо-черном наряде ночи.

И почти тут же мы увидели огненный шар, вылетающий из темной массы деревьев — рощицы между лугом и вересковой пустошью, о которой говорил отец — и стремительно несущийся в нашем направлении! И это было ещё не все! Не успел огненный шар долететь до нашего дома (он должен был угодить в дом где-то на уровне второго этажа), как над нашими головами раздались громовые удары — тяжелые и мерные, словно по половицам второго этажа шагал заводной слон в натуральную величину!

— Это призрак! — прошептал мой братец. — Он нас предупреждает!

Я понятия не имел, что означают эти удары и кто (или что) их может производить. Сказать по правде, я не собирался сидеть сиднем и ломать голову над загадками. Я выбежал из комнаты с громким криком:

— Папа! Кто-то выпускает в дом огненные стрелы!

В коридоре уже чувствовался запах дыма, и чем ближе к лестнице на второй этаж, тем этот запах становился сильней. Отец, уже вернувшийся в дом, заорал нам:

— Не суйтесь туда! Я сам справлюсь!

В несколько секунд он взлетел по лестнице — перепрыгивая через снятые ступеньки и одолевая не меньше трех ступеней за один прыжок. Мы услышали, как он закашлялся, потом его бормочущий голос — словно он проклинал дым и поджигателей или что-то прикидывал вслух.

— Я так не могу! — решительно заявила мама. — Я поднимаюсь наверх, и не смейте меня удерживать! — отстранив нас, чтобы освободить проход, она стала быстро подниматься вслед за отцом. Но ведь и мы так не могли! Неужели наши родители полагали, будто им удастся удержать нас в стороне от всех событий? Мы тоже стали подниматься по лестнице, и догнали маму как раз вовремя, чтобы прийти ей на выручку, когда её нога провалилась в одну из дыр на месте снятых отцом ступенек и довольно основательно застряла.

— Чтоб ее!.. — задыхалась мама. — Говорила я ему, чтоб не затевался пока с этой лестницей!

С нашей помощью она выбралась из ловушки — и дальше поднималась уже осторожней.

Когда мы присоединились к отцу, на большой площадке второго этажа, от которой отходили коридор и комнаты и которую вполне можно было бы назвать холлом или проходной залой, он уже затоптал «зажигалки» и открыл окна, одно из которых было разбито, и мелкие осколки поблескивали на полу, и теперь размахивал большим листом картона, чтобы разогнать густой дым. Свежий воздух достаточно быстро наполнял помещение.