Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Найти человека - Барто Агния Львовна - Страница 6


6
Изменить размер шрифта:

В моем решении строго придерживаться документальности, позволять себе только размышление над судьбами людей немалую роль сыграл тот «домысливший» актер.

НЕИЗВЕСТНЫЕ, НЕПОМНЯЩИЕ

Никто ничего об этой девочке не знал. В детском доме сохранилась единственная запись:

«Неизвестная Нелли. Отец на фронте, мать неизвестна».

Потому и фамилию девочке дали Неизвестная. Тогда ей было четыре года, а теперь она взрослая и хочет знать: откуда она, чья? А ведь она даже имени матери не помнит. «.. Кажется, маму звали Надя…»

Все воспоминания Нелли смутны и отрывочны, но четко отпечаталось в детской памяти:

«.. Ночь, гул самолетов… Помню женщину, на одной руке у нее грудной ребенок, в другой тяжелый мешок с вещами… Мы бежим куда-то, продираясь в толпе, я держусь за ее юбку, а рядом со мной бегут два мальчика, одного из них, кажется, зовут Роман».

Можно ли по этим признакам узнать Нелли? Гул самолетов, бегущая толпа, — увы, это почти типичная картина тех лет. Но женщина с грудным ребенком и два мальчика — одного из них, кажется, зовут Роман — эти воспоминания уже принадлежат только Нелли, только ей. Ей и тем, кто были с ней рядом. Но разве не может случиться, что как раз та женщина или те мальчики, уже ставшие теперь взрослыми, услышат передачу? Тогда они смогут узнать Нелли.

Надежды было мало, но я подумала, что вся история Нелли займет в передаче несколько минут. Надо попытаться.

И как ни удивительно, этих нескольких минут оказалось достаточно, чтобы изменить всю судьбу Неизвестной. Передачу услышали ее родители, и через несколько часов пришла от них телеграмма из Феодосии: «Нелли наша дочь. Семья Ферштер».

Все же нужно было подтверждение, и я тут же послала в Феодосию фотографию маленькой Нелли, которую она вложила в одно из своих писем. И когда неделю спустя пришла вторая телеграмма: «Я в Феодосии, у родных», — все сомнения отпали.

Позднее я узнала, как Нелли потерялась. Со станции, под страшной бомбежкой, отправлялся последний железнодорожный состав с эвакуированными. Мать с грудным ребенком и двумя мальчиками, — одного из них действительно звали Роман, — еле втиснувшись в вагон, вдруг увидела, что нет ее дочки. Остаться искать ее значило рисковать остальными тремя детьми: фашисты были уже на окраине города.

И вот через двадцать три года Нелли узнала, что ее фамилия Ферштер, что маму зовут Ада, а не Надя, и даже Нелли зовут не Нелли, а Мэри. Значит, и то немногое, что Нелли знала о себе, было неверным. Единственно, что было точным, — ее детское воспоминание о страшной ночи.

Еще недавно мне казалось: ну как найти ребенка, если имя и фамилия его изменены?! Невозможно!., Теперь, после случая с Нелли, мне уже стало легче решать задачи со многими неизвестными. А их и в самом деле было много: Неизвестные, Бесфамильные, Непомнящие…

Судьба Нелли обнадежила их, и они стали присылать свои воспоминания.

Студентка Нина Неизвестная тоже ничего о себе не знала. Имя, отчество, фамилию ей дали в детском доме. В ее памяти остались, по ее словам, только мелочи.

… Вот маленькая Нина фотографируется возле деревянного дома, а около дома лежат дрова. Потом вспоминается ей землянка, мать кормит Нину сухарями и холодным молоком… Однажды бабушка пекла пряники, а Нина с мамой пошли за водой. Возвратившись, увидели пожар…

И после передачи Дарья Григорьевна Смирнова, та самая бабушка, которая пекла пряники, немедленно шлет Нине решительную телеграмму: «Ты моя внучка».

Так я еще больше поверила в силу детских воспоминаний. До того поверила, что в одной из передач объявила розыск родных Непомнящей, которая и впрямь ничего о себе не помнила. Она даже имени своего в письме не сообщила, зная, что оно не настоящее. Ничтожно мало могла я рассказать о ней радиослушателям:

«Жили мы где-то недалеко от леса. Часто с матерью ходили за грибами. Потом мать тяжело болела, лежала в сенях… После очутилась я с какой-то женщиной на вокзале. И детский дом… Вот и все. Когда нас спрашивали, у кого как звали отца, я сказала — Григорий. И так стала Григорьевна».

Когда передача была уже записана, я чуть было не решила вырезать из пленки розыск Непомнящей, хотела заменить его другим. Еще раз прослушала запись, и что-то меня удержало. Нет, не только интуиция, ведь были все же некоторые конкретные данные: жили около леса… отца звали Григорий, мать, тяжело больная, лежала в сенях… Я не тронула запись, и как потом была рада! Прошло немного времени, и я получила письмо с Украины, от Полины Григорьевны Шпак, такое славное и самобытное по стилю, что мне хочется привести его полностью:

«Дорогая Агния Львовна!.. Здравствуйте… Вы 13 февраля вечером передевали по радиовещанию за Непомнящую — Григорьевну. Какая она: темно-русая или блондинка? Должна быть темно-русая. Беспокоит меня эта Григорьевна, чувствуется мне, что это наша Григорьевна. Да, мы также жили возле леса. И в детский дом я ее сдавала. Неужели мне с братьями посчастливилось найти нашу долгожданную сестричку? Хочется скорей увидаться, какая у нас будет радость, после такой долгой разлуки встретиться! Все же я надеюсь на вас, что вы окажете нам скорую весточку, по всему это наша Григорьевна».

Действительно, это оказалась «наша Григорьевна».

Снова удачу принесла детская память. Теперь я окончательно убедилась, что на подлинность детских воспоминаний надо полагаться, им можно верить. Только нужно всякий раз выбрать самое личное для того, чтобы близкие люди могли узнать друг друга по этим подробностям, всегда в чем-то неповторимым.

КАК ВСЕ НАЧАЛОСЬ

Из старых записных книжек.

В эвакопункте. В одной из комнат у стола очередь. Здесь дети, только малыши. Маленькая девочка говорит мальчику с перевязанной рукой:

— Мама с нами не приехала. Они вместе с папой потом приедут. Скоро.

А в руках у девочки справка: «Выдана колхозом «Новый путь» Лидии Петровне Олениной, пяти лет, в том, что отец ее убит, мать зверски замучена немцами, дом и все имущество сгорело».

Речь детей пестрит военными терминами, сравнениями. Ничего не поделаешь — собственный опыт.

В детский дом пришел доктор. Маленькая девочка долго и внимательно смотрела на него: у доктора круглые очки, крупный нос.

— Ты знаешь, на что твое лицо похоже? — неожиданно спрашивает девочка.

— На что? — заинтересовался доктор.

— На противогаз.

Когда семилетняя Наташа плачет, она упрямо твердит, что это из-за иголки.

— Иголка тупая, тупая иголка, вышивать нельзя, — повторяет девочка, всхлипывая, — я из-за иголки плачу, а не по маме…

Дети! Они тоже хотят быть мужественными.

Заметила, что в детских домах, переполненных сиротами, слово «сирота» никогда не произносится. Это как бы неписаный закон. Даже праздник придумали новый, особенный—«семейный». Теперь ежемесячно будут праздновать день рождения тех ребят, кто в этом месяце родился. Можно себе представить их восторг. Еще бы! У них, как и у «домашних» детей, теперь тоже будет день рождения.

Рисунки мальчиков всегда были воинственными, но сейчас в них вложен новый смысл. Вся ненависть мальчишеского сердца в картинке, где самой черной краской нарисован разбитый на куски фашистский самолет. Танки, корабли, пушки фашистов всегда на детском рисунке изображены взорванными, изуродованными.

Рисунки девочек, на первый взгляд, носят по-прежнему мирный характер. Тот же домик в три окна, труба с кудрявым дымом, цветы величиной с дерево. Но вглядитесь внимательно, и вы непременно обнаружите над домом, рядом с трубой и дымом, флажок Красного Креста. Это значит, что здесь разместился госпиталь, в котором работает мама.

Собирают лекарственные травы…

Держа в руках цветок, Маринка осведомляется!

«Тетя Шура, сколько бойцов можно вылечить на эту ромашку?»

Записи эти были сделаны во время Великой Отечественной войны и вскоре после нее. Под впечатлением увиденного я написала небольшую поэму для детей «Звенигород». У этой книжки своя история. Случилось так, что в 1954 году библиотекарша Карагандинского дома инвалидов прочитала «Звенигород» уборщице, Софье Ульяновне Гудевой, у которой восьмилетняя дочка Нина так же, как дети в поэме, потерялась во время войны. Софья Ульяновна написала мне о своей беде. В письме не было никаких просьб, только надежда, что, может быть, Нина жива и выросла в хорошем детском доме.