Абарат: Дни магии, ночи войны - Баркер Клайв - Страница 29

— А ты жесток, — ответила она. — И однажды будешь за это страдать.

— Да, да, — сказал Тлен. — Однажды, когда-нибудь. А теперь отложи свое шитье, — продолжил он. — Давай прогуляемся куда-нибудь, где потише.

Губы старой женщины изогнулись.

— Думаешь, Тлен, ты такой умный, потому что выжил, а твои братья и сестры погибли? Но кто тебя спас?

— Ты, бабушка. И часа не проходит, чтобы я не обращался к тебе с благодарной молитвой.

— Лжец, — сказала ведьма. Она воткнула иглу с нитью в свисающую с пояса подушечку и отложила заплаточника, над которым сейчас трудилась. Затем она пробормотала слово на старом абаратском — йетасиха, — и от края платформы протянулась воздушная лестница. Она встала и сошла вниз.

Как обычно, Бабуля Ветошь носила роскошную одежду, украшенную тем, что на первый взгляд казалось куклами или фрагментами кукол. На самом же деле это были ссохшиеся останки ее жертв, разорванные на мелкие клочки и пришитые к платью вместо шелковых бантов.

— Великолепно выглядишь, бабушка.

— А ты выглядишь жалким. Что с тобой? Влюбился?

— Влюбился? Я? В кого?

— Не знаю, это ты мне ответь. Давай-ка пройдемся, и ты мне все расскажешь.

22. Смертный приговор

Тлен и его бабушка шли вдоль края копей, и прогуливаясь, беседовали о будущем.

— Если хочешь знать, я и слову не поверил из того, что ты сказала, — заметил Тлен. — Ты не меньше меня хочешь управлять островами. А может, и больше. В конце концов, ты долго ждала.

Бабуля Ветошь остановилась и неприветливо уставилась на внука.

— А если и так? — спросила она. — Ты не думал, что после всех своих страданий я заслужила империю? — Ее лицо несло безошибочные следы этих страданий, заметные даже в тусклом свете луны Горгоссиума. Кожа была испещрена морщинами. В них были ярость, зависть, но больше всего — ненависть, бесконечная ненависть.

— Ты заслуживаешь того, что сможешь получить, — сказал ей Тлен. — Я в этом не сомневаюсь. Вопрос в другом: как мы получим эту империю?

— Однажды мы захватим Двадцать Пятый Час. Захватим и разузнаем его тайны.

— А если он не захочет их отдать?

— Тогда мы его разрушим.

— Разве это возможно?

— Будет нелегко, но если мы захотим, то добьемся всего. Однако прежде следует убрать с дороги всевозможных нарушителей спокойствия. А это возвращает нас к делу. Отойдем подальше?

Перед ними из ямы копей выросла стена едкого дыма; грязь здесь смешивалась с ядовитыми веществами, готовясь наполнить тела заплаточников. Жар и вонь были почти невыносимы, но Бабуля Ветошь, казалось, вообще ничего не чувствовала. Она вела Тлена через клубы отвратительного дыма, словно гуляла по солнечному полю.

— Кто этот мальчик? — спросила Бабуля Ветошь у Тлена. — Тот, кто следует за нами.

— Его зовут Летео. Он хочет стать убийцей, когда подрастет, и пришел ко мне поучиться.

— Чувствительное дитя. Хороший убийца найдет себе работу в любое время. Ты уже слышал о Живорезе?

— А что с ним?

— Ты ведь послал его отыскать девочку из Иноземья?

— Да. Я послал его за Кэнди Квокенбуш. Когда я слышал о нем последний раз…

— Он мертв, Тлен.

— Что?

— Пока у меня нет деталей, но от одного из своих шпионов на Окалине, из очень надежного источника, я узнала что Крест-Накрест мертв. И убила его она.

Тлен отвернулся от бабушки; в его сознании возник образ девочки, стоящей рядом с телом Живореза и наступившей ему ногой на грудь.

— Она должна умереть.

— Разве?

— Да. Мы ее недооценивали. Это не просто школьница из Иноземья, это какая-то сумасшедшая заклинательница.

— Невозможно.

— Ты слишком уверенно говоришь.

— Я… изучал ее, — Тлен почувствовал себя неуютно.

— И что вдруг тебя к этому побудило?

Тлен отвернулся.

— Она… меня заинтересовала, — легко ответил он.

— И к чему же привели эти твои изучения?

— Особо ни к чему. Почти наверняка она оказалась здесь по ошибке. Я послал Мендельсона Остова…

— Покойного Мендельсона Остова, — уточнила Бабуля Ветошь.

— Ты ведь все слышишь, верно?

— Если это касается смерти, то да. Продолжай. Ты говорил, что послал Мендельсона Остова…

— Забрать украденный Ключ от пирамид.

— Украденный Джоном Хватом и его братьями.

— Да. Похитив Ключ, они сбежали в Иноземье. Когда Остов их заметил, рядом появилась эта девчонка. По чистой случайности. Хват передал ей ключ, вложил в сознание — думая, как мне представляется, что потом его заберет.

— Но этого не случилось.

— Нет. Прилив забрал их и принес сюда.

— В твоем исполнении это звучит абсолютно невинно.

— Но ты так не считаешь.

— Нет! Конечно же нет! Слушай, эта девочка — не невинная наблюдательница. Ты поймешь это, если взглянешь на нее свежим взглядом. Отстранись от своих нежных мыслей. Они ведь у тебя есть, не так ли?

Тлен отвел глаза и уставился в ядовитую яму.

— Отвечай, — резко произнесла старуха, словно полоснув железными ногтями по стеклу.

— Как у меня могут быть к ней какие-то нежные чувства? Я даже никогда не видел эту проклятую девчонку.

— Значит, ты не будешь против, если ее убьют?

— Конечно, нет.

— Не посылай своих слуг, или они кончат так же, как и Крест-Накрест. Помни, Живорез был хорош. Но она его все же достала.

— Несчастный случай, — проговорил Тлен.

— Может, и так.

— Ты пытаешься мне сказать, что эта девочка для нас угроза?

Бабуля Ветошь вздохнула, теряя терпение.

— Я хочу сказать, что она здесь не случайно.

— Но Море…

— Да, давай поговорим о море. Почему Изабелла отправилась в Иноземье? Потому, что кто-то ее позвал. И кто это был? Ведь не Мендельсон же Остов?

— Нет, конечно. Остов не способен на такую магию. Он был простой механик.

— А что насчет Хвата и его братьев? Они обучены магии?

— Сомневаюсь.

— И я тоже. Однако, Тлен, кто-то призвал море на Старый Берег. Кто это был?

— Не думаю, что здесь есть какая-то тайна, — сказал Тлен. — От дней Империи там остался маяк.

— Но ведь его зажгли, чтобы призвать море. И я еще раз спрашиваю — кто?

На этот раз Повелитель Полуночи не ответил. По крайней мере, не сразу. Подняв руку к воротнику, он постукивал по нему пальцами. Из тени выплыли кошмары и начали тереться длинными телами о стекло, словно ища у своего создателя поддержки, как он искал ее у них.

— Значит, мы возвращаемся к девочке, — произнес Тлен.

— А к кому же еще! — сказала старуха. Хотя Летео стоял на приличном расстоянии и из-за шума копей не слышал разговора, Бабуля Ветошь приблизилась к Тлену и говорила почти шепотом.

— Мы более уязвимы, чем мне представлялось, Тлен, и если Большой Суд Часов пронюхает, что мы замышляем, нас лишат всех званий, собственности и — будь у них такое настроение, — даже жизни.

В эту секунду Тлен испытал волнующий страх на грани извращенного удовольствия, и кошмары выбросили молнии, осветив его лицо насквозь до самых костей.

— Никто не посмеет, — сказал он.

— Думаешь, принцы — неприкасаемые? — Она вытащила из рукава одну из игл и поднесла к его лицу. — Помнишь, как это больно?

Кошмары оживились. Они помнили. И Тлен тоже. Разве можно забыть, как она тщательно зашивала ему губы, потому что он произнес слово «любовь»? И пока он был нем, в его душе пылала такая ярость, что иногда казалось, будто пламя сожрет его на самом деле.

— Хорошо, — сказал Тлен. — Я не неприкасаемый. Спасибо, что напомнила.

— Теперь нам надо избавиться от девчонки. Чем скорее она умрет, тем счастливее я буду. Ведь я знаю — ты живешь, чтобы сделать меня счастливой.

Тлен улыбнулся.

— Это точно.

— Но все должно оставаться в полной тайне.

— Разумеется. Я могу взять Летео. Он мне поможет.

— Предупреди его, — сказала Бабуля Ветошь, бросая на юношу косые взгляды, — что если он даст мне повод усомниться в его преданности, то не сможет положиться на твою защиту.