Абарат: Дни магии, ночи войны - Баркер Клайв - Страница 26

НАВЕРХ

Норме не нравилась мысль о том, что это работа покойника, но ничего другого ей в голову не приходило. Служащие гостиницы были честными, трудолюбивыми людьми, и никто из них не стал бы так шутить.

Все это, по мнению Нормы, указывало только на одного человека. Надпись была делом рук Генри Мракитта. Но что она означала? Норма размышляла об этом, глядя на выцарапанное в штукатурке слово. Может, призрак комнаты 19 слегка тронулся, пока тут сидел — или же он пытался что-то сказать?

Норма подошла к стене и осторожно провела пальцами по буквам. Выдолбленная штукатурка была холодной, неестественно холодной. Она быстро отдернула руку; крошечные волоски на шее встали дыбом. Призрак сейчас здесь, в комнате? Она испуганно обернулась, а затем, глубоко вздохнув, спросила:

— Ты… ты здесь, Генри?

Поначалу ответа не было. Ни звука, ни шороха. Ничто не указывало на чье-то присутствие. Норма направилась было к двери, но в этот момент краем глаза уловила какое-то движение. Она замерла, не желая ничего видеть, однако любопытство взяло верх, и Норма медленно повернулась к тому месту, где заметила движение.

Это была всего лишь занавеска!

Она с облегчением выдохнула, досадуя на собственную глупость. Просто побитая молью занавеска колышется на легком ветерке…

Погодите. На ветерке? Каком еще ветерке? Окно закрыто и заперто, однако серая ткань билась так, словно в комнате действительно был сквозняк.

— О боже, — сказала Норма.

В этот момент пожелтевшая от старости и никотина лампа, висевшая под потолком, начала раскачиваться.

И в ее колеблющемся свете она увидала, как грязная ткань занавески внезапно дернулась, словно ее схватила невидимая рука, и в складках возникло лицо с грубыми из-за ткани чертами: два глазных отверстия, едва заметный бугорок носа и широко раскрытый рот.

Это было больше, чем Норме хотелось видеть. Она коротко взвизгнула, мигом закрыв рот ладонью, и подбежала к двери. Она боялась, что призрак пойдет за ней, но тот не шевелился. Он просто стоял, обернутый занавеской, а наверху качалась лампа. Внезапно она вспыхнула и перегорела. Это оказалось для Нормы сигналом. Женщина выскочила в коридор и захлопнула за собой дверь.

Чтобы успокоиться, ей потребовалось несколько минут и шесть выкуренных сигарет. После этого она решила, что призрак комнаты 19, вероятно, не хотел ничего дурного. В конце концов, ведь это она его позвала. Призрак Генри Мракитта лишь откликнулся на зов единственным доступным ему способом. Теперь возникал вопрос: что ей со всем этим делать? Она была чересчур взволнована, чтобы скрывать случившееся от работников. Они слишком хорошо ее знали. Поэтому Норма собрала всех на кухне и как могла рассказала о слове, нацарапанном на стене комнаты 19, и о призраке в занавесках.

— Он пытается нам что-то сказать, — произнесла экономка Этель Блох.

— Допустим, — раздраженно ответила Норма. — И что же именно?

— Ты должна рассказать людям о слове.

— Ха! Да они решат, что ты сошла с ума! — предупредил Эд Фарроу, главный на гостиничной кухне. — И никто здесь больше не захочет селиться. Я тебе скажу, люди таких вещей побаиваются. Помнишь самоубийство в гостинице Макинро? Старый Мик Макинро решил наварить на этом денег, наделал дурацких шляп и все такое. И что же? Через два месяца гостиница закрылась. Никто не хочет, чтобы ему напоминали о смерти, когда он развлекается.

Служащие согласились с Эдом Фарроу, и встреча закончилась тем, что все решили помалкивать о случившемся, по крайней мере до тех пор, пока Норма не разберется, что хотел сказать Генри Мракитт.

К сожалению, кому-то все же не удалось сдержать язык за зубами. История об увиденном Нормой быстро распространилась по городку, и ранним вечером у гостиницы собралась толпа людей, пытавшихся понять, какие окна принадлежат комнате 19. Норма не стала тратить время на обвинения. Что сделано, то сделано. В середине вечера она решила выйти и поговорить с толпой. Оказалось, что у троих уже есть нечеткие, но вполне различимые снимки нацарапанного в комнате 19 слова, хотя они не назвали человека, который провел их в номер и разрешил снимать. Наконец, Норма призналась, что действительно все это видела. Однако если она надеялась тем самым положить конец делу, то ошибалась. По мере того, как по городу распространялись новости о «слове на стене», толпа продолжала расти. К концу дня на улице перед гостиницей стояло не меньше трехсот человек. Норма чувствовала себя в осаде. Сразу после полуночи пара наиболее буйных вознамерилась проникнуть внутрь и своими глазами посмотреть на то, что написал на стене Генри Мракитт. Когда они попытались взять вход штурмом, терпение Нормы иссякло, и она вызвала полицию. Через пять минут к гостинице подъехало четыре машины, и толпу вежливо попросили разойтись.

На краю прерий Вдовушка Уайт сидела перед окном и слушала вой сирен, движущихся по улицам из центра города. От своей невестки Вивиен она уже слышала о произошедшем на улице перед «Древом Отдохновения» и горячо проклинала свою старость. Ей хотелось быть там, смешаться с толпой, узнать подробности.

Без сомнения, в воздухе носилось что-то очень значимое. Она слышала ветер, стучащий в окно, треск стекол под его порывами. Подъехав к окну, она попыталась его открыть. Под действием зимних холодов дерево перекосилось, и теперь ее пальцы, пораженные артритом, никак не могли открыть проклятую защелку.

Но она не обращала внимания на боль в суставах, желая вдохнуть свежий ветер. Наконец, защелка поддалась, и она толкнула окно. Из темноты к ней прилетел сладкий запах степных трав.

Она вспомнила статью в Курьере, рассказывающую о находках в прериях: башня, мусор и мертвые рыбы в траве, словно на максимальном уровне подъема вод.

Подъема вод!

— Да хранят нас святые угодники, — тихо сказала она, глядя в ночь.

Разве Вивиен не говорила ей, что призрак комнаты 19 написал НАВЕРХ?

Это же предупреждение! Ну разумеется! Наверх! Наверх! Как же они (включая и ее саму) могли быть настолько слепы? Призрак комнаты 19 знал, о чем говорил! Где-то там была вода. Может, запертая внутри камней подземная река собиралась вырваться на свободу? Или же готовилось нечто более странное? Неважно. Главное сейчас — распространить предупреждение, и начать следовало с Вивиен.

Она отвернулась от окна, откатив кресло-коляску. Внезапно ее дыхание сбилось, руки налились свинцовой тяжестью.

— Успокойся, Лавиния, — тихо сказала она себе. — Просто успокойся. У тебя приступ паники. Дыши, Лавиния, дыши.

Но совет не помог. В центре груди возникла ужасная боль, словно там разгорелся страшный сердечный пожар. Она издала тихий, жалобный всхлип и в отчаянии глянула на открытое окно, думая позвать на помощь. Окно было ближе, чем телефон. Но руки вдруг стали неподъемными, а боль в груди казалась невыносимой. Лавинии хотелось, чтобы она закончилась, даже если это означало конец ее долгой жизни. Лучше конец, чем еще секунда такой невыносимой агонии.

— Хватит, — процедила она сквозь зубы. — Пожалуйста, хватит…

Сердце услышало ее слова и милостиво подчинилось. Боль исчезла так же внезапно, как и началась. Лавиния благодарно выдохнула в последний раз — и умерла.