Крестьяне - де Бальзак Оноре - Страница 27

При всей своей любви к жене Адольф Сибиле ежечасно твердил: «Какую я сделал глупость! У меня только две ноги, а надеты на них тройные оковы. Надо было сперва сколотить состояние, а потом уж жениться. Что такое жена? Жена дело наживное, а вот нажить женатому состояние очень трудно».

В качестве родственника Адольф в течение трех лет три раза навестил Гобертена. По нескольким сказанным им словам Гобертен угадал, что душу его родственника, как глину при обжиге, опаляют помыслы об узаконенном воровстве. Будучи человеком хитрым, он быстро раскусил Сибиле и понял, что тот согласится на любые требования, лишь бы ему была пожива. При каждом своем посещении Сибиле угрюмо бубнил:

— Дайте мне какую-нибудь работу, братец. Возьмите к себе в приказчики и сделайте своим преемником. Испробуйте меня в деле! Я способен горы своротить, только бы доставить Аделине если не роскошное, то хотя бы безбедное существование. Вы облагодетельствовали господина Леклерка; почему бы вам не устроить меня в Париже... хотя бы в банке.

— Еще успеется, я тебя не забуду, — отвечал его честолюбивый родственник. — Набирайся знаний, все пригодится!

Будучи в таком умонастроении, Адольф сразу же, как получил письмо, в котором мадам Судри спешно вызывала своего протеже, примчался в Суланж, строя тысячу воздушных замков.

Саркюс-отец, которого супруги Судри убедили похлопотать за зятя, на следующий же день явился к генералу и предложил ему Адольфа в управляющие. По совету мадам Судри, игравшей в городе роль оракула, старичок взял с собой дочь, которая действительно произвела самое благоприятное впечатление на графа Монкорне.

— Я не дам окончательного ответа, — сказал генерал, — пока не наведу всех необходимых справок; но я не стану подыскивать другого управляющего, пока не выясню, отвечает ли ваш зять всем требованиям, связанным с этой должностью. Мое желание устроить в Эгах столь очаровательную особу...

— Мать двоих детей, — довольно тонко вставила Аделина, чтобы избежать ухаживаний кирасира.

Супруги Судри, Гобертен и Люпен прекрасно предусмотрели все шаги, предпринятые генералом, поэтому в главном городе департамента, где находится суд второй инстанции, они обеспечили своему кандидату поддержку советника Жандрена, дальнего родственника председателя суда в Виль-о-Фэ, рекомендацию прокурора высшего суда, барона Бурляка, которому был подчинен Судри-сын, прокурор первой инстанции, и, наконец, поддержку некоего советника префектуры Саркюса, троюродного брата мирового судьи. Начиная с поверенного генерала в Виль-о-Фэ и кончая префектурой, где г-н Монкорне побывал лично, все с похвалой отзывались о бедном и безупречно честном чиновнике оценочного управления... История женитьбы Сибиле была интересна, как чувствительные романы мисс Эджворт, и сверх того создала ему славу человека бескорыстного.

Время, которое уволенный управляющий еще оставался по необходимости в Эгах, он употребил на то, чтобы подготовить множество затруднений для своего бывшего хозяина, о чем может дать ясное представление одна из разыгранных Гобертеном коротеньких сцен. Утром в день своего отъезда он повидал Курткюиса, единственного сторожа, которого держал в Эгах, хотя имение по размерам своим требовало по меньшей мере троих сторожей.

— Что же это, господин Гобертен, — спросил Курткюис, — у вас, стало быть, нелады с хозяином?

— А до тебя уже дошло? — сказал Гобертен. — Ну да, генералу вздумалось командовать нами, как своими кирасирами. Плохо он знает бургундцев! Их сиятельство изволят быть недовольны моей службой, а так как я недоволен его обращением, то мы с ним и рассорились и чуть не пустили в ход кулаки, так он разбушевался... Берегись теперь, Курткюис! Эх, старик, думал я дать тебе хозяина получше...

— Знаю, — ответил сторож, — а как бы я вам послужил! Да и как же не послужить, когда мы двадцать лет знаем друг друга! Вы же меня сюда и поставили еще при жизни нашей дорогой барыни! Уж и добрая же была барыня! Прямо сказать — святая! Теперь таких не увидишь... Мать родную все мы потеряли...

— Слушай-ка, Курткюис, если захочешь, ты можешь оказать нам большую услугу.

— Значит, вы никуда не уезжаете?.. А мы слышали, что вы собирались в Париж!..

— Нет, подождем, чем все это кончится, а пока что я займусь кое-какими делишками в Виль-о-Фэ. Генерал не представляет себе, что у нас за край, а его здесь здорово возненавидят, понимаешь... Надо посмотреть, как повернется дело. Не очень налегай на службу, хоть генерал тебе и прикажет строго взыскивать с народа, ведь он отлично видит, куда утекает добро.

— Он уволит меня, дорогой господин Гобертен! А вы знаете, как хорошо мне живется у Авонских ворот!..

— Генералу скоро опротивеет его имение, — сказал Гобертен, — и ты недолго проходишь без места, если он тебя ненароком и уволит. А потом, видишь вон леса... — продолжал он, указывая вдаль, — там я буду посильнее хозяев!

Разговор этот происходил в поле.

— Сидели бы уж парижские арминаки в своей парижской грязи, — сказал сторож.

Со времени междоусобиц XV века слово «арминаки» (арманьяки — парижане, противники герцогов Бургундских) сохранилось как бранное прозвище на окраине Верхней Бургундии, претерпев в разных местностях различные искажения.

— Он в Париж и вернется, только побитым! — сказал Гобертен. — А мы, придет время, распашем Эгский парк, потому что держать для удовольствия одного человека девятьсот арпанов лучшей в долине земли — это значит обворовывать народ!

— Что и говорить! На это бы прожило четыреста семейств! — воскликнул Курткюис.

— Если хочешь получить два арпана на свою долю, ты должен нам помочь выжить отсюда этого грубияна!..

В то самое время как Гобертен предавал генерала анафеме, почтенный мировой судья приехал в имение к славному командиру кирасиров вместе со своим зятем Сибиле, Аделиной и двумя внуками в плетеной тележке, взятой для этого случая у брата суланжского доктора, некоего г-на Гурдона, который занимал должность секретаря мирового суда и был куда состоятельнее самого судьи. Такое явление, отнюдь не соответствующее достоинству суда, наблюдается во всех мировых судах и судах первой инстанции, где у секретаря доход значительно больше, чем у председателя, между тем было бы так естественно положить секретарям определенное жалованье и соответственно уменьшить судебные издержки.

Простосердечье и спокойный нрав почтенного судьи, а также манеры и приятная внешность Аделины (и отец, и дочь от чистого сердца хвалили Сибиле, так как не имели ни малейшего представления о дипломатической миссии, возложенной на него Гобертеном) пришлись графу по душе, и он предложил молодой и трогательной чете условия, приравнивавшие положение управляющего к положению супрефекта первого класса.

Семейству Сибиле отвели прежнюю квартиру Гобертена — флигель, построенный Буре и предназначенный для украшения пейзажа и для жилища управляющего, — изящное здание в том архитектурном стиле, который нашел себе достаточное отражение в нашем описании Бланжийских ворот. Генерал оставил в распоряжении управляющего лошадь, которую мадмуазель Лагер предоставляла Гобертену ввиду больших размеров поместья, отдаленности рынков, где заключались сделки, и необходимости присматривать за хозяйством. Он назначил Сибиле двадцать пять сетье ржи, три бочки вина, дров по потребности, вдоволь овса и сена и, наконец, три процента с чистого дохода. Раз мадмуазель Лагер в 1800 году получала более сорока тысяч франков дохода, теперь в 1818 году, после сделанных ею значительных земельных приобретений, генерал вполне резонно желал получать шестьдесят тысяч. Значит, новый управляющий мог зарабатывать около двух тысяч франков деньгами. При готовой квартире, провизии и отоплении, при даровом корме для лошади и домашней птицы, при отсутствии налогов управляющий получил еще разрешение завести свой огород, причем граф обещал смотреть сквозь пальцы, если обработать землю помогут эгские садовники. Такие льготы, несомненно, стоили более двух тысяч франков. Ясно, что для человека, зарабатывавшего в оценочном управлении тысячу двести франков, попасть на должность управляющего Эгами значило перейти от нищеты к богатству.