Любовные похождения князя - Сувестр Пьер - Страница 66

Достойная особа тут же дала серебряную монету, которую попросила вручить несчастному, когда того, надо надеяться, вытащат из воды…

Ее примеру последовали и другие прохожие; и пока их приятель бултыхался в Сене, малые собрали на мосту богатый урожай… Затем они живо смотали удочки, под предлогом, что идут выручать незадачливого товарища.

Меж тем как на мосту Гренель успешно разыгрывалась эта комедия, ныряльщика заметили сновавшие поблизости ялики.

Они подошли к нему тогда, когда так называемый самоубийца, исчезнув в речном потоке, снова вынырнул на поверхность и, словно начинающий пловец, заколошматил по воде руками… Субъект ухватился за борт ближайшей шлюпки и, не преминув пару-тройку раз соскользнуть в воду, вскарабкался в нее.

Шлюпка с драгоценным грузом направилась к правому берегу, причалила к набережной Отей; затем спасатели под радостные восклицания собравшейся у причала толпы, раздвигая зевак локтями, прошествовали со своей незадачливой добычей, с которой струйками стекала вода, к соседнему пункту первой помощи.

Эта сцена вроде бы не произвела особого впечатления на папашу Керрека из «Французского пароходства», также стоявшего в толпе.

Обогнав небольшую процессию, направляющуюся к пункту первой помощи, он первым прибыл туда и объявил воднику, дежурившему на своем посту:

– Еще один клиент про вашу душу!

Начальник поста, некто Жан-Пьер, земляк папаши Керрека, настежь распахнул дверь просторной палаты, предназначенной для утопленников, достал из шкафа картонку, на которой был наклеен лист с крупно отпечатанной инструкцией для пострадавших, затем, бросив взгляд на доставленного, многозначительно улыбнулся.

– Черт побери! – прошептал он. – Просто поразительно! Давненько папаша Бузотер не шваркался в воду, по меньшей мере, уже месяцев пять!

Тем временем хозяин ялика, спасшего Бузотера, ибо под видом утопленника скрывался пресловутый бродяга, назвал свое имя и данные, чтобы их занесли в журнал происшествий на воде, а, главное, в будущем выплатили вознаграждение!

Впрочем, Жан-Пьер прекрасно его знал, это был держатель расположенного поблизости кабака «Чудесный улов», компаньон мамаши Тринкет, гигант Леонс.

– Как! – глядя на мужчину, воскликнул начальник поста. – И ты туда же! Ты! Торговец! Благополучный человек!

Леонс сделал вид, что не понял упрека.

– Что уж там, – с оскорбленным видом откликнулся он. – Любой поступил бы так же. Надо и впрямь иметь черствое сердце, чтобы бросить беднягу погибать…

– Ладно! Хватит! Знаем мы ваши штучки! – подхватил Жан-Пьер и, понимающе переглянувшись с папашей Керреком, стал приводить утопленника в чувство.

Впрочем, здоровье Бузотера, хотя и несколько утомленного плаванием, серьезных опасений не внушало. Однако бродяга дрожал всем телом; очевидно, он был прав, боясь замерзнуть. Температура воды в реке и правда была довольно низкой для купания.

Пациент несколько раз с превеликим неудовольствием высунул язык, напротив, с явной готовностью осушил гигантский бокал рома, затем, полностью вернувшись к жизни, покинул пункт первой помощи.

На набережной по-прежнему стояла толпа зевак, встретившая воскресшего – уже в чистой одежде, одолженной у Леонса, – аплодисментами, но тот, скромно уйдя от оваций, в сопровождении нескольких друзей, среди которых были и два приятеля с моста Гренель, стремительным шагом направился в комиссариат полиции.

Ему надо было выполнить необходимые формальности, чтобы его спасатели могли получить вознаграждение, причитающееся за отважное вмешательство.

Часа через два после происшествия кабак «Чудесный улов» заполнился гомонящей публикой. Вернувшийся к своим прямым обязанностям Леонс суетился за стойкой, помогая мамаше Тринкет, которая с поразительными для своих лет быстротой и проворством шныряла взад и вперед по прокуренному, набитому до отказа залу.

Окруженный пьянчугами, бродяга Бузотер яростно и злобно возмущался, не слишком заботясь о выборе как выражений, так и аудитории.

– Ну и свинство! Все накрылось! Раз так трудно вытянуть из них денежки, чего туда ходить понапрасну!

Ближайшее окружение бродяги поддержало это заявление – все дружно с озадаченными минами закивали головами; очевидно, случилось что-то очень неприятное.

А дело было вот в чем. Когда Бузотер со своими спасателями явился в Отейский комиссариат, им оказали весьма дурной прием. Вместо того, чтобы поздравить Леонса с тем, что он избавил беднягу от долгой и мучительной агонии, комиссар грубо заявил:

– Можете быть спокойны! Я прикрываю вашу лавочку!

Бузотеру же он строго пригрозил:

– Если вас еще когда-нибудь выудят из воды, вы будете арестованы и пойдете как симулянт под суд!

Бузотер очень старался оказать сопротивление чиновнику, самоуверенно объявил, что пытается время от времени покончить с собой исключительно по причине неврастении, но комиссар, смерив его суровым взглядом, сказал, что не верит ни единому слову и что с этим пора кончать!

В итоге вместо двадцати пяти франков премии их взяли под надзор полиции, так что с шуткой с потоплением получился явный прокол.

По всей видимости, придется придумывать что-нибудь новенькое.

Оплакивая этот печальный финал, Бузотер не забывал себе наливать и вскоре был вдрызг пьян.

Внезапно бродяга, покачиваясь, направился к посетителю, сидевшему вдвоем с девушкой углу. Этого посетителя, казалось, не слишком интересовали дела Бузотера, вокруг которых велся общий разговор.

Два или три раза Бузотер его окликнул:

– Эй, Морис! Послушай, Морис!

Не получив ответа, Бузотер продолжал:

– Все из-за тебя! Ты мне не друг! Друг бы оставался на том свете, раз уж отправился туда. Мне лично давным-давно обрыдло работать утопленником. Будто я не понимаю, что это самое последнее дело!

Бузотер бесцеремонно присел к краю стола и, положив руку на плечо типа, которого он именовал Морисом, сипло продолжал заплетающимся языком:

– Когда ты откинул копыта, я придумал такую штуковину: водить иностранцев и англичан на место преступления! Очень доходное занятие. А теперь я из-за этой истории на мели, да ты к тому же вернулся!..

Под воздействием хмеля Бузотер расчувствовался и, неожиданно осознав всю безнадежность своего положения, всплакнул в косматую бороду.

Однако Морис – тип, к которому он снова обратился, – и бровью не повел, он продолжал тихо беседовать со своей молодой спутницей.

Это была Фирмена, Фирмена Беноа!

Несчастное дитя никак не могло налюбоваться обожаемым любовником, так долго считавшимся трагически погибшим; любя его всеми силами своей души, она никак не могла заподозрить, впрочем, не имела на то и причин, что под обличьем рабочего Мориса, скромного изготовителя воздушных шаров, может скрываться кто-то другой.

Морис действительно вернулся. Он посмел совершить немыслимую вещь, восстать из небытия!

При окрике Бузотера Фирмена, смутившись, вздрогнула.

– Уйдем отсюда! – предложила она любовнику. – Эти люди меня пугают.

Но Морис покачал головой, казалось, твердо решив остаться.

– Давай еще подождем! – заявил он. – У меня здесь назначена встреча с Исидором, мастером из фирмы «Лагранж». Он обещал мне работу, не стоит упускать такой случай…

Понимая важность этой встречи, Фирмена уступила. Любовники продолжали тихо беседовать, казалось, нисколько не подозревая, что своим поведением, а, главным образом, присутствием дают повод для оживленных комментариев.

Возвращение Мориса – до настоящего момента его принимали за типа, найденного обезглавленным в комнате молодого рабочего, – всех повергло в оцепенение. Двое суток тому назад Морис вновь появился в «Чудесном улове»!

Конечно, молодой человек не принадлежал к завсегдатаям мерзкого притона, но все же иногда наведывался сюда – здесь его прекрасно знали.

Мамаша Тринкет, так много повидавшая на своем веку, что уже никакое, самое необыкновенное происшествие, казалось бы, не могло вывести ее из состояния равновесия, при виде его чуть было не грохнулась в обморок.