Любовные похождения князя - Сувестр Пьер - Страница 11

Само собой разумеется, консьержка не разделяла таких чувств по отношению к новому квартиранту, который был никем иным, как Бузотером, после долгих уловок и невероятных препирательств обосновавшемся в мансарде на восьмом этаже, где он, выйдя из тюрьмы, довольно регулярно ночевал.

Бузотер, в сущности, хороший малый, оставался личностью более чем независимой. Бродяга по самому складу души, он мог заявиться в немыслимое время, и консьержка была еще счастлива, если он тихо добирался до своего обиталища, не был пьян и не крушил газовые рожки, когда ему приходилось во время подъема ухватиться за перила!

– Ко мне должны прийти, – пожелав доброго вечера, объявил Морис консьержке. – Если меня спросят, будьте столь любезны, скажите, что я дома.

– Разумеется!

Затем консьержка вскользь заметила с лукавой улыбкой:

– По всей видимости, вчерашняя красивая молодая дама?

– Гм!.. Возможно! – улыбнулся Морис.

Мадам Гурон посетовала:

– Что ж, молодость-то уходит! Когда я была молоденькой, у меня тоже были кавалеры, и поверьте, они со мной не скучали. Но, – продолжала она с неким сожалением, – прошлого не вернуть. Что вы хотите, всему свое время… Спокойной ночи, господин Морис!

– Спокойной ночи, мадам Гурон!

Минут двадцать консьержка, с нетерпением дожидающаяся десяти, чтобы погасить рожок, устраивалась в своем закутке на ночлег. Тем временем возвращалось большинство жильцов.

Внезапно в застекленной двери, соединяющей ее каморку с коридором, появился грациозный силуэт Фирмены Беноа.

– Добрый вечер, мадам! – своим чистым голосом произнесла девушка. – Господин Морис дома?

– Понятное дело, дома! – отозвалась старушка. – И вас дожидается! Можете подняться к нему, милочка! Разрази меня гром, если он не на лестнице, ловит звук ваших шагов! Влюбленные все на одно лицо… Я когда-то тоже…

Удовлетворившись сказанным, Фирмена проворно и легко упорхнула, не став слушать продолжения.

Старая консьержка нарочито громко довела свою речь до конца, затем, облегченно и довольно вздохнув, – она сильно притомилась за день, – прикинула свои шансы спокойно провести ночь:

– Все на местах, раньше шести никто не вылезет…

Внезапно ее лоб озабоченно сморщился:

– Нет этой скотины, Бузотера! Вот урод! Посмей он только приползти на карачках, живо вылетит вон! Может, хоть сегодня не надерется?..

С этой надеждой консьержка и хотела уснуть. Устроившись в кресле и не сводя глаз с часов на камине, она с томлением следила за движением стрелок, нетерпеливо дожидаясь десяти, чтобы потушить свет.

Седьмому этажу, где проживал Морис, не повезло с собственным газовым рожком. Последний располагался между маршами шестого. К площадке седьмого примыкал длинный коридор, куда выходили двери скромных, но чистеньких и уютных комнат, занятых, как правило, выходцами из среднего класса.

Пулей взлетев по лестнице, запыхавшаяся девушка на миг задержалась у дверей возлюбленного. Прежде чем постучать, она перевела дух – ей хотелось бросить нежное «здравствуй»; отдыхая, она машинально откинула вуалетку, чтобы любовник смог тотчас отыскать ее свежие губы, запечатлеть на них первый страстный поцелуй!

Через несколько секунд Фирмена с радостно колотившимся сердцем скромно поскреблась в дверь.

Никакого ответа!

– Консьержка же сказала, что он вернулся… – пробормотала она. – Да, конечно, он дома, мы ведь условились на половину десятого, я, правда, немного припоздала…

Фирмена обратилась в слух, но до нее не донеслось ни шороха.

– Может, он, бедненький, задремал? Устал, конечно! – сказала она себе.

Девушка вообразила радость любовника, когда тот, разбуженный настойчивым зовом, соскочит с кресла и откроет возлюбленной дверь.

Фирмена снова постучалась, прислушалась: опять ничего!..

Для очистки совести девушка представила себе расположение коридора. Возможно, она ошиблась комнатой?

Нет, на этот счет сомневаться не приходилось, она слишком хорошо знала, где живет Морис, чтобы так опростоволоситься.

Озадаченная и смущенная, Фирмена заколебалась. Она собиралась было позвать, имя Мориса уже готово было сорваться с ее губ, но, вновь приблизившись к комнате любовника, заметила, что панель старой, потертой двери треснула во всю длину. Сквозь трещину пробивалась узкая полоска света…

– Он у себя! – почти в полный голос пробормотала она. – У него горит лампа…

Фирмена снова постучала, затем решительно, почти нервозно – без малейшей задней мысли, без тени подозрения, без следа тревоги – прильнула к разошедшейся панели, надеясь разглядеть, какой такой катаклизм помешал любовнику ей открыть.

Быть может, он, облокотившись на подоконник, вдыхал свежие струи воздуха и просто ее не слышал?..

В любом случае девушка была несколько разочарована. Обычно Морис подстерегал ее на верхней площадке.

Едва взглянув в щель, Фирмена стала бледнее смерти; она попятилась назад, цепляясь руками за воздух.

Ее глаза вылезли из орбит, а с губ сорвался пронзительный, истошный, чудовищный, почти животный крик…

И тяжелой грудой она рухнула на пол…

Душераздирающий вопль, глухой стук тела переполошили соседей. Раздались робкие шорохи, жильцы переговаривались через стенки, спрашивали, что произошло… Не добившись вразумительного ответа, некоторые, наиболее отважные, решились отомкнуть дверь…

Тут они и заметили девушку, недвижимо, как мертвую, лежащую поперек коридора.

Несколько секунд спустя весь этаж пребывал в смятении, потрясении!

Все сновали туда-сюда, женщины испускали вопли, мужчины изрыгали проклятия. К несчастной подходили, приподнимали, терли ей руки, вновь опускали на пол, суетились… В итоге не делали ничего!..

– Этой даме, наверное, плохо, – подал идею наконец малый по имени господин Масп, служащий «Виль де Пари», который, казалось, наименее поддался общей панике. – Надо оказать ей помощь! Папаша Каррек, сгоняйте-ка за врачом!

Последние слова относились к старому понтонеру, командиру без команды, в ушах которого красовались сережки; это был бретонец-матрос, когда-то служивший на причале, в компании речных трамваев.

Бретонец упрямо не двинулся с места. Очевидно, ему было жалко бедные, старые, разбитые ревматизмом ноги, к тому же, у него имелось собственное лекарство.

– Это причуды, – менторским тоном заявил он, – надо дать ей хороший стакан водки!

Однако две женщины, мать и дочь Боарю, телефонистки в конторе на площади Шопена, сжалились над судьбой несчастной, лежавшей недвижно на полу в коридоре.

Они вызвались взять ее к себе. С помощью господина Маспа чудо-женщины перенесли Фирмену в свое скромное жилище, устроили ее на кушетке, смочили виски уксусом, дали нюхательной соли. Мадам Боарю быстрым, уверенным движением ослабила несчастной корсет; мало-помалу девушка приходила в себя…

В этот момент лестницу огласила лихая песня, по ступенькам затопали тяжелые шаги.

Это возвращался Бузотер!

Не найдя, чем заняться, бродяга решил вернуться домой, но спать ему не хотелось; по необычной суете на восьмом заподозрив что-то неладное, он направился узнать, что произошло. Первым Бузотеру попался папаша Каррек, с которым он и завел бестолковый разговор, но тут вмешался господин Масп: потерпев фиаско со стариком-бретонцем, он стал упрашивать бродягу сбегать в аптеку.

Бузотер не отказывался, но почуяв что-то необычное, возможно, драму, он, чрезмерно любопытный от природы, отважился прежде заглянуть в комнату мадам Боарю…

Тем временем возвращавшаяся к жизни Фирмена села на кушетке. С вытаращенными глазами, безумным лицом, судорожно вцепившимися в обивку руками, содрогающимся в ознобе телом, девушка походила на привидение; Бузотер заметил ее.

– Ну и дела! – воскликнул он. – Да это подружка господина Мориса! Что с ней стряслось?

Это замечание не ускользнуло от наблюдательного господина Маспа; проявив незаурядную смекалку, он пошел стучать в занимаемую рабочим комнату.