Необычайные каникулы Мишеля - Байяр Жорж - Страница 23

Мы находимся в шахте, вот!— выпалил Медар.

В какой шахте?

Я думаю, в радиевой.

Может, все-таки в урановой?—поправил его Мишель.

А не один черт? Мне это все равно!— ответил Медар.— Хочешь знать точно — спроси у своего дяди.

Спорьте потом сколько влезет, а пока дайте Медару сказать!—рассердился Бурбаки.

Услышав, что его хозяин чем-то недоволен, пес грозно зарычал.

Так вот, это — шахта. Здесь и Арсен работал, вместе с Фредом и еще с одним. Мотэн приходил им помогать. Они добывали руду паяльником. Чтобы не было шума. Они, должно быть, ее расплавляли... Вот и все...

Мишель раскрыл рот, чтобы спросить, что это за способ — расплавлять руду? Он впервые слышал о подобном... Но вовремя вспомнил, что Бурбаки требовал не перебивать Медара.

Только они обожглись, и от этого Арсен умер...

Мишель все же собрался было задать вопрос, но тут издалека донесся рокот мотора. Все четверо озадаченно подняли головы.

Тысяча чертей!— разозлился Бурбаки.— Это еще что?

Но Медар уже принял решение.

—Уходим все!— крикнул он.— Рвем когти!.. Кажется, медлить действительно было нельзя.

Голос Медара свидетельствовал о том, что дело плохо и надо рвать когти...

Возникла некоторая паника. Турок, очень довольный тем, что можно наконец подвигаться, чуть не вырвал поводок из рук своего хозяина. Он прыгнул, но попал между стеной и Даниелем и свалил беднягу на землю. Медар, услышав, что позади что-то не так, вынужден был вернуться, чтобы посветить остальным.

Когда они двинулись наконец в путь, шум мотора затих. Тем не менее они торопились, едва поспевая за Медаром, который буквально летел вперед.

На сей раз они, выйдя из-под земли, оказались в лесу. Медар велел им, несмотря на темноту, не терять его из виду и не отставать.

Он ловко пробирался между деревьями; мальчики, тяжело дыша, спешили за ним. Бурбаки не отставал лишь потому, что его тянул за собой верный Турок.

На опушке леса Медар остановился. Мишель смутно различил какую-то темную массу. Он молча толкнул Даниеля.

Это, должно быть, вилла...— прошептал Даниель.

Мишель подумал, что шум мотора, который заставил их выйти из подземелья, мог исходить только от машины Станисласа.

Однако дом был погружен во тьму. Нигде не видно было ни луча света.

Слишком поздно!..— буркнул Бурбаки, наконец-то снова почувствовавший себя хозяином своей собаки, которая села у его ног.

Мишель и Даниель не поняли, что означают его слова, и решили, что они, скорее всего, адресованы мсье Станисласу, чью машину теперь различали их привыкшие к темноте глаза. Она стояла, как обычно, перед домом; хотя дом казался необитаемым...

"Наверно, Станислас еще не вернулся,— подумал Мишель.— А может, он нас услышал?.."

Ему не давало покоя, что Медар так ничего и не сообщил о судьбе Ива и Мари-Франс. Однако и его поведение, и присутствие Бурбаки внушали доверие к молодому работнику. Да и разве не сказал он, что близнецам, где бы они ни были, ничто не грозит? Но почему он тогда промолчал, где они находятся?..

13

Долго ли будет еще продолжаться его бдение, спрашивал себя Франсуа Дарвьер. В тишине, нарушаемой лишь размеренным тиканьем часов, он начинал жалеть, что послушался племянников и отпустил их на виллу.

"Пора бы им уже вернуться,— сказал он себе.— Как бы с ними чего-нибудь не случилось!.."

Луна еще не взошла; напряженно всматриваясь во мрак, Дарвьер время от времени вздрагивал. Что там: какая-то тень шевельнулась?.. Нет, это всего лишь обман зрения; уставшие глаза шутят с ним. Раза два или три он ловил себя на том, что уснул сидя, и принимался себя корить.

— Нет-нет, только не это!—ворчал он.— Еще не время...

Он был совершенно убежден, что не видел, чтобы кто-нибудь прошел через двор... Но вдруг тишину нарушил страшный вопль. Дарвьер вскочил. Сердце его бешено колотилось; волнение лишь усиливалось долгим ожиданием и тишиной, которая была так внезапно и грубо нарушена...

Не зная еще, откуда донесся крик, он бросился во двор. На какой-то момент ему показалось, что крик прозвучал за пределами фермы... Сердце его сжалось. Может быть, это его племянников, возвращавшихся с виллы, догнал тот, кто напугал его коров на пастбище?.. Он стиснул кулаки и побежал к воротам, но, обернувшись, увидел: сквозь круглые отверстия в стенах голубятни струится яркий свет, освещая листву деревьев даже по ту сторону дома...

Не теряя ни секунды, фермер бросился к конюшне и быстро взбежал по винтовой лестнице, ведущей на голубятню.

"Бурбаки не ошибся!—подумал он.— Свет на самом деле горел..."

Он добрался до голубятни — и остановился перед распахнутой дверью, ошеломленный открывшимся ему зрелищем.

Огромный детина с длинными волосами, настолько светлыми, что они казались седыми, с хриплым стоном пытался разжать "челюсти" волчьего капкана, острые зубцы которого впились в его ногу.

Увидев фермера, детина выронил карманный фонарик, который освещал голубятню.

— Ради Бога, освободите меня!..— завопил незнакомец, извиваясь от боли; на лбу его блестели капли пота.

Дарвьер кинулся было на помощь... Но в следующий момент, преодолев сострадание, сурово посмотрел в лицо незнакомцу.

Нет, погоди, милок!— произнес он.— Я тебя освобожу — если ты скажешь мне, что ты здесь делаешь и куда дели детей!

Франсуа Дарвьер задал этот вопрос наудачу. Он вовсе не был уверен, что детина имеет какое-то отношение к исчезновению близнецов.

— Я вам все... скажу!.. Обещаю! Но умоляю вас, снимите с меня это!..

Ничего нет проще, голубчик. Но сперва говори. А там посмотрим, что делать. И учти, что жандармы будут с минуты на минуту... Итак, я жду.

Но незнакомец от боли потерял сознание. Фермер сбегал за железным стержнем и, вставив его в "челюсти" капкана, разжал его. Потом поднял раненого и, поднатужившись, взвалил его себе на спину.

Нелегкое это было дело — спуститься с такой ношей по узкой винтовой лестнице. Хорошо еще, что Жильберта, которую тоже разбудил крик, прибежала, накинув какое-то попавшееся под руку пальто, помочь мужу; вместе им удалось внести незнакомца в кухню.

Принеси простыню, Жильберта!— сказал муж, укладывая раненого на длинный стол.— Я тебе потом все объясню.

Он сходил на второй этаж и вернулся с матрасом. Расстелив его перед камином, фермер уложил на него бесчувственное тело.

Нога неестественно согнута!— задумчиво констатировал Дарвьер.— Капкан, должно быть, кость сломал... Пойду поищу какие-нибудь дощечки, надо наложить шину. Приготовь бинты.

Фермер принес две .каштановые палки, которые служили в саду подпорками. Сломав на колене сначала одну, потом другую, он приложил их к ноге с двух сторон и крепко прибинтовал.

Жена принесла кружку холодной воды и смочила лоб и виски раненого.

Что он делал на голубятне?— спросила она у мужа.

Сам ничего не знаю! Вряд ли что-нибудь хорошее... Когда придет в себя, может, расскажет...

Боже мой! Мне страшно!.. Только бы с детьми не случилось ничего серьезного!..

Фермер постарался, как мог, успокоить жену.

Как бы там ни было, скоро придут жандармы! Не бойся, все уладится!..

Но, утешая жену, он с содроганием думал: что еще уготовила ему эта ночь?..

Мишель и Даниель теряли терпение: долго ли им еще стоять и чего-то ждать в полном молчании и неподвижности? Конечно, Медар и пастух знают, что делают... В конце концов, они же хотят помочь им... Сознание это кое-как помогало братьям удержаться от бесполезных вопросов. "Всякому овощу свое время",— сказал Бурбаки. Доверие, которое внушал Мишелю с Даниелем этот спокойный, трезвый, здравомыслящий человек, было так велико, что они смирились, ожидая дальнейшего развития событий.