Фантомас - Сувестр Пьер - Страница 65

– Что это?

– Видите ли, господин Вальгран так торопился, уходя сегодня из театра, что забыл свой бумажник. Я решил – вдруг он ему понадобится?

Костюмер хотел было подойти к тому, кого он принимал за своего хозяина, – но молодая женщина, будто случайно, преградила ему путь. Поняв ее по-своему, старик снова принялся извиняться:

– Вы уж простите, что я так ворвался. Наверное, не стоило…

Он наклонился к уху леди Белтхем и прошептал, указывая на Гарна:

– Господин Вальгран молчит… Значит, сердится. Из-за меня, да? Вы уж сделайте одолжение старому Шарло, замолвите за меня словечко перед хозяином. Я ведь нисколько не хотел вам помешать.

Леди, выдержавшая за сегодняшний день столько волнений, что хватило бы на добрых десять лет, не в состоянии была больше выносить болтовню старика. Она надменно произнесла:

– Хорошо, я скажу ему. Только немедленно уходите. Не выводите его из себя.

– Конечно, конечно, – заторопился костюмер. – Конечно, я вам мешаю. Да ведь вы меня тоже поймите – этакая странная история – письмо, эта улица, напротив тюрьма…

Леди Белтхем хранила ледяное молчание. Приняв его за разрешение продолжать, неисправимый болтун забубнил:

– Вы понимаете, ведь там, в тюрьме, сидит этот жуткий Гарн, тот самый, что убил богатого англичанина. И такое совпадение – я прочел, что его казнь назначена на сегодняшнее утро!

Женщина судорожно вздохнула.

– Не сердитесь на меня! – снова заизвинялся старик, в голосе которого звучало неподдельное волнение. – Я испугался за господина Вальграна. Все-таки ночь, тюрьма рядом. Я сначала просто хотел подождать, когда он выйдет, но заблудился здесь в потемках и только сейчас нашел этот дом. Вижу – дверь открыта. Наверное, думаю, хозяин уже ушел. Но все-таки решил подняться, посмотреть. Вы уж простите старого дурака, вломился среди ночи… Но теперь я ухожу, мадам. Мой хозяин здесь, все в порядке, я спокоен.

Он посмотрел на «хозяина»:

– Господин Вальгран! Бога ради, не сердитесь на меня! Я уже ухожу.

Костюмер наконец направился к двери. Обернувшись уже в проеме, он спросил:

– Господин Вальгран! Вы меня прощаете?

Не услышав ответа, Шарло уныло пожал плечами и бросил на леди Белтхем умоляющий взгляд:

– Ведь вы с ним поговорите, правда, мадам? Я ведь знаю, он не злой человек, посердится и отойдет. Он поймет меня! Ведь я же знаю его много лет и всегда беспокоюсь за него. Но теперь я спокоен.

В это время старик бросил взгляд в окно и зачарованно замолчал.

Стирая свет редких фонарей, занимался день. Из окна был виден маленький клочок тюремного двора. Обычно пустынное, это место было полно народа. За наспех построенными загородками, несмотря на ранний час, колыхалась толпа. Шарло протянул дрожащую руку:

– Боже правый, вот где это будет… Там строят эшафот!

Он подошел и прижался носом к стеклу:

– Да-да, он уже совсем готов. Уже ставят гильотину! Какой страшный нож…

Не договорив, Шарло издал приглушенный крик боли и с глухим стуком упал на пол. Леди Белтхем отпрянула, кусая кулаки, чтобы не закричать.

Зачарованный зрелищем готовящейся казни, старый костюмер имел несчастье повернуться спиной к Гарну, который, достав пружинный нож, одним прыжком пересек комнату и вонзил его старику в спину. Шарло так и не успел ничего понять.

В безмолвном ужасе женщина смотрела на неподвижную жертву. Гарн схватил ее за локоть.

– А теперь нам надо бежать, – прошептал он.

Глава 33

НА ЭШАФОТЕ

Еще стояла глубокая ночь. На темном небе холодно поблескивали звезды. В морозном воздухе слышалось шуршание листвы, колеблемой легким ветерком. Все предвещало приближение яркого, солнечного осеннего дня.

Несмотря на столь ранний час, по улицам двигались толпы народу, стекая с тротуаров на мостовую. Бульвары Монпарнас, Сен-Мишель, Пор-Руайяль, Сен-Жак, Араго были заполнены людьми. Все двигались быстрым шагом, явно направляясь в какое-то одно место. Иногда образовывались стихийные группки и раздавался припев популярной песенки. Рестораны, лавки, трактиры, подвальные кабаки самого сомнительного толка – все они были открыты в этот неурочный час, и не зря – народу было битком набито. На первый взгляд казалось, что в городе происходит всенародное гулянье.

Но только на первый взгляд. Если присмотреться внимательно к людям, вышедшим на улицу в такое время, появлялось некое странное ощущение. Казалось, чего-то не хватает.

И действительно, в толпе можно было разглядеть либо богачей, либо откровенно нищих. На улицах необычным образом перемешались два полюса парижского общества. Бок о бок с элегантными посетителями ночных клубов можно было увидеть малокровных бродяг, для которых норы под городскими мостами многие годы уже были родным домом. Среди потерявших работу мастеровых с испитыми лицами и нищих в лохмотьях сновали молодые люди с напомаженными волосами, в ботинках из тонкой кожи, чей цепкий взгляд и нарочитая развинченность походки наводили на мысль о сомнительности их занятий.

…Не так давно, перед полуночью, весь Париж с быстротой молнии облетела сенсационная новость. О ней одинаково судачили в Бельвиле и «Чреве Парижа», в Монруж и Рабле, в Телемском аббатстве и Монико…

Всем сомнениям был положен конец – генеральный прокурор Республики утвердил смертный приговор. Казалось, тень гильотины упала на город. Гарн, убийца несчастного лорда Белтхема, сегодня на рассвете получит сполна за свое преступление.

Известно, что для определенного типа людей казнь – лучший праздник. Поэтому бесчисленное количество зевак высыпало на улицы. Из конюшен срочно выводились экипажи, седлались скакуны, женщины в изысканных туалетах, усыпанных драгоценными камнями, садились в автомобили, чтобы успеть на площадь Санте к месту казни.

Не меньшее оживление царило в предместьях. Завсегдатаи пивнушек, подхватив под руки своих бездельниц-подружек, двинулись к бульвару Араго, распевая песни и выкрикивая непристойности. Все стремились не опоздать на кровавый спектакль.

Казалось, от толпы исходит какой-то особый запах, характерный для ярмарок и «блошиных» рынков. На площади. Санте, несмотря на предстоящее зловещее действо, царила атмосфера радостного возбуждения. Тут и там зеваки усаживались прямо на землю, доставали бутылки с вином, колбасу и принимались завтракать. Точно так же, как перед премьерой в Опере обсуждают исполнителей главных ролей, так и здесь разговоры вертелись вокруг одного и того же. Люди пришли на спектакль и говорили о спектакле. Слышались грубые голоса:

– Наложит, небось, в штаны этот хваленый Гарн! Это тебе не шляться по чужим садам!

– Посмотри на себя, вояка! Сам бы от страха забыл, как тебя зовут!

Великосветские зрители, не желая смешиваться с плебсом, ожидали, не выходя из экипажей. Беседы их были более утонченными:

– Боюсь, вы испугаетесь, моя красавица.

– Я? Нисколько!

– Полноте, душенька, неужели вы такая бесчувственная?

– Именно так, мой дорогой. С тех пор, как я изучила мужчин, у меня больше нет сердца. Единственный, кому оно отдано, это вы!

В соседнем автомобиле состязались в остроумии по поводу предстоящей казни. Короче, прибывшие посмотреть на отрубленную голову Гарна забавлялись вовсю.

Тут на площади появилась новая компания зевак, возглавляемая Франсуа Бонбоном, хозяином таверны «Свинья святого Антуана». Трактирщик, одетый в выходной серый сюртук, покрикивал:

– Иди сюда, Билли Том! Держись меня, а то потеряешься!

Потом толкнул соседа:

– Ты не видел Жофруа-Бочку? Они шли в обнимку с Бузотером. Ну и парочка! Надо было Бузотеру еще взгромоздиться на свой «поезд», вообще была бы умора!

Билли Том пожал плечами:

– А чем он хуже всех этих хлыщей, что приехали сюда в экипажах?

Почтенного трактирщика быстро обогнали двое мужчин. В одном из них нетрудно было узнать Жюва. Он негромко спросил у своего спутника:

– Узнал их?

– Нет, – ответил Жером Фандор.