Апокалипсис - Адамс Джон Джозеф - Страница 101

Джеки… Жаклин Мари Дисалво: двадцать лет, пять футов шесть дюймов; рослая в отца (скорее всего, уже мертвого); сколько фунтов — она уже не знала, с тех пор как контроль веса перестал быть для нее приоритетом номер один; темно-каштановые волосы, довольно длинные; глаза карие; черты лица аккуратны и пропорциональны (однажды отец описал их как чинные, но Джеки не знала толком, что это значит); загар побледнел, учитывая, что за последний месяц они передвигались в основном по ночам, да еще и та неделя ливней; белая мужская футболка большого размера, серые спортивные штаны, белые хлопковые носки и дешевые "Биркенсток", удобные, но тесноватые: в конце концов, обувной шопинг не самое главное, когда ты бежишь (или, в её случае, ковыляешь), даешь деру, чтобы остаться в живых, — пять недель назад она была на тридцать пять дней менее беременна, чем сейчас; шесть с половиной вместо нынешних восьми месяцев "приключения" (любимый эвфемизм для определения беременности ее гинеколога — скорее всего, уже мертвого, — будто вынашивать ребенка — это некое экзотическое путешествие); и эта разница в полтора месяца означала, красноречиво заявляла: меньший желудок, меньшая грудь, меньшее все; меньшая Джеки; которая не уставала так быстро, у которой не бывало такой одышки, которая, может, и не спала крепко, но гораздо лучше, чем теперь, когда о комфорте можно позабыть; которой не требовалось без конца бегать по малой нужде, под присмотром стоявшего на страже Уэйна, с ружьем наперевес пристально оглядывающего окрестности, чтобы иметь представление, где искать убежища на случай внезапного появления Своры; она… сидела и ждала Уэйна… Уэйна Энтони Миллера; двадцать лет, на два дня младше Джеки; она родилась третьего, он — пятого июля; шесть и три десятых дюйма; вероятно, сто семьдесят фунтов; по-юношески долговяз (термин его скорее всего уже мертвой матери, высказавшейся подобным образом на новогодней вечеринке, из-за чего Уэйн, как он признался Джеки, чувствовал себя преданным и оскорбленным до глубины души); жилистые, длинные руки и ноги, худой, вытянутый торс; длинные темно-русые волосы, пшеничные, пока Уэйн был подростком; обрамляют широкое, квадратное лицо с маленьким носом, узкими глазами и крупным ртом; джинсы на нем были те самые, что и месяц назад, теперь довольно потертые (отличная реклама: "Вам не страшен конец света. "Ливайс". Самые надежные, чтобы пережить апокалипсис"), красная клетчатая рубашка из расстегнутого ворота которой выглядывала серая футболка с черной эмблемой Бэтмена, "Мартенсы" на ногах, — пять недель назад Уэйн работал в "Бариз энд Нобел", южнее моста на той стороне реки, и гораздо большую, чем следовало, часть зарплаты тратил на комиксы; несколькими месяцами ранее он окончил муниципальный колледж одного из нью-йорских округов с дипломом в области свободных искусств; его будущее, в смутных мечтах связанное с созданием одного из выпусков комикса о Бэтмене, оставалось, как Уэйн сам любил говорить, проектом в разработке (мечты возвращались, когда будущему случалось растянуться на больший, чем последующие двенадцать часов, срок, и, разумеется, были чем-то более сложным и вместе с тем куда более легким, нежели поиски еды и подходящего убежища).

Солнце припекало… жарило, если выражаться точно; впрочем, с реки неустанно дул ветер — Джеки считала, что камни вокруг нее, эта сероватая, с острыми краями субстанция, которую она могла даже назвать правильным термином, если бы этот термин не хранился в той части ее памяти, что называлась "Теперь бесполезное", только усиливает жар, еще не убийственный (но он станет таким очень скоро, и тогда Джеки, как пес, будет дышать тяжело-тяжело, и захочется снять с себя всю одежду; но пока что тепло приятное).

Позже… случилось самое лучшее за эти два часа; что он делал все это время?., пришел Уэйн… помахал ей рукой, сходя с моста; она помахала в ответ… правда, ненадолго, только чтобы взять веревку… выудил ее из рюкзака, тяжелую, свитую в кольцо; альпиниста охватил бы восторг; в восторге был и сам Уэйн, когда обнаружил ее в магазине экипировки две недели назад; Джеки этой радости не разделяла, не видела смысла брать с собой лишний груз, — он и без того носил в рюкзаке слишком много вещей, лишь бы облегчить ее собственную ношу; она не хотела, чтобы Уэйн изматывал себя, подбирая все, что может понадобиться когда-нибудь потом; однако вслух ничего не сказала, да и вес веревки вроде бы не приближал веса рюкзака к критическому… и вернулся на мост… где натянул веревку поперек настила, несколько раз обмотав ее вокруг противоположных несущих тросов; такая своеобразная паутина, которая, правда, задержит наиболее слабых в Своре лишь на доли секунды, а лидеру и (ее? его?) приближенным совсем не помеха.

Едва он покончил с последней ловушкой… та уже не производила прежнего впечатления, как в момент, когда Джеки поняла, что это такое; все же больше, чем ничего; двенадцать, возможно, пятнадцать "нитей" в этой паутине: Джеки не могла разглядеть точно; между некоторыми из них около фута; пока Уэйн был занят, она даже не вздремнула, все время наблюдала, хотя в мыслях, полтора дня, было другое; ребенок, бросив свои ежедневные упражнения (так Джеки это называла), перестал шевелиться; она не чувствовала ни малейшего движения (а на этом месяце она чувствовала ох как много) в течение вот уже тридцати шести часов; и раз в этих местах наблюдалась катастрофическая нехватка акушерской помощи (ха-ха), а опыт Уэйна, демонстрирующего удивительные познания в самых различных областях, относился все же скорее к умелому умерщвлению, нежели созерцанию чуда жизни, то все, чем он мог Джеки помочь, это выслушивать ее жалобы, пожимать плечами и советовать не волноваться, что она и без того сама себе посоветовала, и чем дальше, тем труднее этому совету было следовать: в душе ее росла, набиралась силы паника, словно буря, готовясь выплеснуться в отчаянные рыдания и крик: ребенок в ней мертв, она носит мертвое дитя; ну, если честно, так далеко ее мысли не заходили, концентрируясь лишь на растущей тревоге, — ведь она не была уверена, снабдил ли Уэйн свою паутину взрывчаткой (фабричной или самодельной, не важно), которой была битком набита его волшебная сумка, или у него были другие планы насчет этой гигантской "веревочки"… и вернулся… и очень хорошо, потому что солнце опустилось за край холма, и, хотя небо оставалось синим, это была та синева, что предвещала сумерки, и следующие два часа будет только сгущаться, до оттенка индиго, который после месяца созерцания Джеки распознавала как оттенок, когда появляются звезды; а поскольку Свора продемонстрировала способность активно передвигаться в любое время суток, то, разумеется, она предпочтет час, когда солнце садится, и хотя Джеки имела опыт обращения с пистолетами, выпалив однажды по одному из Своры (тварь убралась непокалеченной), с ружьем (названия которого она никак не могла вспомнить), ее знакомство оставалось на начальной стадии, и то с незаряженным, и уверенность в собственных силах была крайне мала, не говоря уже о том, что Джеки не могла убить или хотя бы ударить жертву, так что, когда Уэйн затянул последний узел на веревке и направился обратно, она испытала сильное облегчение… и развел костер… из палок и сучьев, которые ему удалось собрать по пути; внушительная охапка, костер вышел гораздо более яркий, чем Джеки считала разумным допускать; странный, необъяснимый проступок со стороны Уэйна, если только он не рассчитывал на то, чтобы его заметили; если так, то он взялся за новую стратегию; успех прежних ловушек зависел от того, насколько хорошо запутан след; Свора должна была думать, что эти двое находятся где-то в недоступном, защищенном месте; но со временем преследователи привыкли к тактике Уэйна, — и, если честно, Джеки была потрясена, что ловушка в гипермаркете вообще сработала, ведь она была так заметна, так заметна, совсем как самые первые, и Свора, вероятно, пришла к заключению (если такой термин по отношению к ним вообще уместен, хотя, очевидно, какая-то способность думать им присуща), что тут не может быть ничьего злого умысла, и двинулась прямо в центр; собственно говоря, в костре никакой нужды не было: пока жар шел от камня и согревал бы их всю ночь, а огни на мосту, ряд фонарей в форме факелов, освещали конструкцию со стороны каждого из несущих тросов; они вспыхнули, едва померк дневной свет (одно из тех, отличавшихся периодичностью событий, которые Джеки привыкла ассоциировать с механизмами Старого Мира); их яркое сияние, перебиравшее весь спектр от синего до красного и обратно, этот ночник для Джеки, которая принялась бы за свою электронную копию "Чего ожидать, если вы ожидаете…", если бы захотела (но она не хотела; ей было очень стыдно, но она страшно устала и, сказать по правде, страшно боялась узнать что-либо о том, почему малыш перестал двигаться), по сути, огонь был маяком и приманкой, возможностью для Уэйна узнать, какое количество врагов могло выжить в гипермаркете, и по их следам выйти на мост; Джеки прилегла, подложив под голову рюкзак, взяла банку с арахисовым маслом, протянутую Уэйном, и подумала: вот она, наша последняя схватка; четыре недели спустя, последняя битва.