Три трупа и фиолетовый кот, или роскошный денек - Качановский Алоиз - Страница 4

— Именно, что же дальше? — спрашивает Пумс.

— Самым простым выходом было бы позвонить в полицию, — говорю я.

— Нет, нет! — с неожиданным оживлением восклицает Пумс. — Не делайте этого!

— Почему?

— Вас будут подозревать. Полиция всегда всех подозревает.

— Это малоправдоподобно. Адвокаты, как правило, не убивают.

— От полиции можно ожидать любого свинства, — убежденно заявляет Пумс. Почему-то мне передается ее убеждение. И действительно, что стоит полиции подозревать и меня?

Голова раскалывается. Нужно приложиться, это определенно. Может быть, после этого хоть какая-нибудь разумная мысль проскользнет в мою голову.

— Я спускаюсь в бар, оставайся здесь и следи за конторой, — отдаю я распоряжение Пумс.

— Ни за что в мире не останусь с ним одна, разве что вы возьмете труп с собой, — решительно заявляет Пумс и хватается за свою сумочку в знак того, что в случае моего отказа готова немедленно покинуть поле боя.

— Боишься мертвой старушки? — издеваюсь я.

— Какой старушки? — удивляется Пумс.

— Ну, этой, — указываю на штору.

— Но ведь там мужчина, — говорит Пумс.

— Где, там?

— За шторой. Вы ведь сами велели мне полюбоваться этим трупом.

— Но ведь это женщина. Худая, правда, но женщина, тут не может быть двух мнений. Что тебе привиделось?

Пумс взирает на меня озадаченно. Я поднимаюсь и подхожу к балконной двери, отодвигаю штору… Ноги мои подкашиваются. Между шторой и дверью лежит что-то.

Это что-то — труп, причем труп мужчины, нет никакого сомнения. Бросаю взгляд на балкон. На балконе лежит еще один труп, так хорошо знакомый мне, особа в черном костюме. Но что, черт побери, делает здесь этот второй труп, труп сверх программы? В голове — туман. Все вместе это попахивает кошмарным гротеском. Никто ведь не находит в своей квартире один труп за другим, причем трупы людей совершенно неизвестных. Потому что этот тип, валяющийся у меня под ногами, тоже не встречался мне никогда раньше. Так же, впрочем, как и дама в черном, выбравшая себе для вечного успокоения место на диване в моей квартире.

Как вам это понравится!? Прелестная пара! Прелестная ситуация! О чем говорить!? Мне невероятно повезло!

И плюс ко всему голова просто раскалывается. Именно в таком состоянии происходят со мной самые нелепые истории. («А когда же им происходить, если ты пьешь, не просыхая», — говаривала обычно Нина).

— Ты права, Пумс, — обреченно соглашаюсь я. — Есть и мужчина.

— Ну вот видите!

— Но на балконе есть еще один труп. Женщина.

— Что за денек, — отзывается Пумс. — И тоже застрелена?

— А что, мужчина застрелен?

— Проверьте сами.

Наклоняюсь, присматриваюсь. Труп полулежит, опираясь головой и плечами о косяк двери. Пиджак распахнут, на рубашке — кровавое пятно.

— Прямо в сердце, — констатирую я. — Умер мгновенно.

— Прошу прощения, мне не совсем хорошо, — говорит Пумс.

Смотрю на нее и вижу, что лицо ее приобрело зеленоватый оттенок.

— Спустись вниз в бар и принеси бутылочку, — командую я. — Но пулей!

Пумс поднимается, идет к двери. Оборачивается.

— У меня нет денег.

— Возьми, — и я протягиваю ей один из банкнотов, полученных не так давно от нее. Пумс исчезает.

Я подхожу к столику, выдвигаю нижний ящик. Вынимаю револьвер, валяющийся там минимум несколько тысячелетий, проверяю обойму. Недостает двух патронов, ни больше, ни меньше. Вспоминаю, что совсем недавно один из моих гостей случайно наткнулся на револьвер в нижнем ящике, и мы попутно убедились, что обойма была набита полностью. Откладываю револьвер и высматриваю местечко, где можно было бы припрятать его получше. Затем набираю номер телефона. Отзывается мне уверенным: «Алло!»

— Хичкок? — спрашиваю я.

— Собственной персоной. Ты обязательно должен помешать нам?

— Кому? В чем?

— Привет, Монти. Как дела, старый пропойца? — отзывается женский голос.

— Салют, Ванда! — говорю я. — Давно приехала?

— Как было запланировано, сегодня в семь утра. Нашла моего супруга в состоянии полнейшего алкогольного разложения, думаю, что твое участие в этом было весьма заметным. А может быть, я ошибаюсь.

— Твой муж вел себя, как ангел, и только вчера дал уговорить себя на пару капель — в честь предстоящего появления любимой жены с юга. Разве это не вполне приличный повод? Как ты считаешь?

— Для вас каждый повод приличен. Невозможно выбраться из дому на пару недель, чтобы, вернувшись не найти руину на месте вполне еще приличного мужчины. И это Франк, никогда не пивший раньше. Что ты сделал с ним, прохвост?

— Без истерики, — отвечаю я. — Твой сладенький Франк раз в жизни решил приложиться к рюмке. И это, безусловно, моя вина. Будь же умницей и не цепляйся к нему. Дай ему трубку.

— Мы еще посчитаемся, — заявляет Ванда, и в трубке возникает Франк.

— Говори покороче. У меня тут буря!

— Ванда безумствует по поводу нашего вчерашнего выпивона?

— Мягко выражаясь, она не в восторге от него. Что у тебя?

— Мне нужно срочно увидеться с тобой.

— С ума сошел! Ты слышишь, что у нас происходит?

— Ты едешь на студию?

— Никуда не еду, хочу побыть с женой, которую не видел сто лет. Возможно, твой прирожденный цинизм мешает тебе понять это, но тем не менее это так. А посему — отвали.

— В моей конторе два трупа, — отвечаю я. — Нужно что-то делать.

— Что в твоей конторе?

— Два трупа. Не знаю, откуда они взялись.

— Глупая шутка? — спрашивает Франк.

— Хотелось бы. Но это не шутка, нужно выяснить, в чем тут дело.

— Посоветуйся с адвокатом, — пробует шутить Франк.

— Приезжай. Буду в баре. Согласен? — говорю я и вешаю трубку.

3

Еще во время разговора вошла Пумс с долгожданной бутылкой в руках. Выбиваю пробку. Первый глоток прямо из горлышка. Вожделенное тепло разливается по жилам. Передаю бутылку Пумс. Профессиональным жестом обтирает горлышко бутылки ладонью и следует моему примеру.

— Трагедия заключается в том, что я совершенно не помню, чем занимался вчера, — разъясняю я. — Но Франк знает. Он вчера был все время рядом со мной.

— Кто это Франк? — спрашивает Пумс.

— Приятель. Сценарист и режиссер кино. Ты, наверняка, видела его боевички. Его фамилия Шмидт.

— Не знаю такого, — заявляет Пумс. — А кого он играл?

— Не играл. Он писал и ставил фильмы. Не видела «Черную лестницу»?

— С Майей Поляк? Видела, гениально! — восклицает Пумс. — А что он еще делал?

— Массу вещей. «Капкан», «Четыре такта», «Восьмое дерево»…

— Конечно, видела, — восхищается Пумс. — Классные фильмы!

— Кассовые, — уточняю я. — Правда, некоторые считают, что и к искусству они тоже имеют отношение. «Открыл современную формулу мелодраматизма», — пишут критики. Большие деньги, можешь мне поверить. Глотни еще, Пумс.

— А вы?

— Отказываюсь в твою пользу, тебе следует поднабраться смелости, так как я покидаю тебя на время. Уже бегу.

Спускаюсь в бар. Устраиваюсь у стойки, заказываю рюмочку. Сегодня в роли бармена сам хозяин, пожилой толстяк с грязной тряпкой в руке. Одновременно он дирижирует кельнершей, мотающейся между столиками. Сейчас она заказывает у буфета пиво и ждет, пока толстяк нальет его.

— Не стой без дела, — поучает ее хозяин. — Подашь через минуту, а пока беги к окну, прими заказ, видишь, гость недоволен.

Знаю, что мне не следует пить. Последствия не заставят себя долго ждать. Но попробуйте не пить в моей ситуации. Заказываю еще. Все равно меня уже ничего не спасет.

В эту секунду на ноги мне хлещет струя пива, кельнерша слишком ретиво подхватывает чашки со стойки.

— Что ты вытворяешь, недотепа! — рычит толстяк, выбегает из-за стойки и подает мне тряпку.

— Ничего страшного, — успокаиваю я его.

— Ох, господин адвокат, простите, дело в том, что это вовсе не кельнерша, а посудомойка, но что поделаешь, кельнер не явился сегодня на работу, пришлось взять ее из кухни сюда. Могу я повторить ваш заказ? — Толстяк возвращается за стойку и берет бутылку. Не сопротивляюсь.