В прицеле свастика - Каберов Игорь Александрович - Страница 65

— А вдруг девочка?

И хорошо! — говорю я. — Опять косички, бантики — славно!

— Нет, — она поднимает счастливое лицо, — будет малыш, почему-то мне так кажется... Под крылом проплывают дороги, речушки, деревни, перелески. Ровно поет свою песню неутомимый мотор. Он будто вторит моей мысли: «У нас будет сын, и мы назовем его, как Чкалова, — Валерий! Может быть, он тоже станет летчиком...»

ОН ОСТАВАЛСЯ КОМИССАРОМ

Большой двухмоторный самолет ИЛ-4 поднялся над аэродромом и тут же упал посредине летного поля. Он глухо ударился о землю и, разваливаясь на части, вспыхнул огромным костром.

Мы выключаем моторы истребителей, выскакиваем из кабин, что есть силы бежим к месту трагического происшествия. Кто-то кричит: «Не подходите, взорвется!» И действительно, в ту же секунду раздается глухой взрыв, и мы падаем в снег. Головы не поднять. Во все стороны со свистом летят пули рвущегося боекомплекта, А звонкий повелительный голос все кричит и кричит кому-то: «Не подходите, взорвется!»

Там, в этом гигантском костре, гибнут наши товарищи: Матвей Ефимов, Трофим Куцев, Ханяфи Хаметов, Виктор Сиголаев, Борис Борисов, экипаж самолета во глазе с командиром — старшим лейтенантом Григорием Червонооким. Но помочь им нет никакой возможности. Только минут через двадцать нам удается подойти к тому, что недавно было самолетом.

Подходим, снимаем шлемофоны…

Гаснут последние языки пламени, и среди обгорелых обломков машины мы отыскиваем обугленные тела друзей. Куцева узнаем по богатырской фигуре, Ефимова — по расплавившейся на его груди Золотой Звезде Героя. Остальных опознать невозможно…

Как же все это произошло?

Экипаж бомбардировщика ночью сделал три вылета. Это были удары по дальним аэродромам противника. Едва Червоноокий и его товарищи прилегли, как возникла необходимость снова поднять их. Последовало срочное задание: перелететь к нам, на аэродром 3-го гвардейского полка, и перебросить наших летчиков на тыловую базу за четырьмя истребителями, которые мы недополучили. Конечно, было бы лучше послать на такое задание один из транспортных самолетов, но все они перебрасывали срочные грузы в Ленинград.

Бомбардировщик ИЛ-4 должна была сопровождать до Новой Ладоги восьмерка истребителей. Звено старшего лейтенанта Черненко сразу же взлетело. Моя четверка непосредственного прикрытия запустила двигатели. ИЛ-4 вырулил для взлета. И тут откуда ни возьмись майор Куцев. С маленьким чемоданчиком в руках он подбежал к самолету и стал упрашивать летчика взять его на борт.

— Возьмите, пожалуйста, товарищ старший лейтенант! — умолял Куцев Червоноокого. — Вот, получил телеграмму. Умерла жена. Дочка одна осталась. Понимаете? Мне только через Ладогу. А там до Ташкента я доберусь. Возьмите…

Машина была заполнена, поместить Куцева казалось невозможным. Но, добрый человек, Червоноокий после некоторых колебаний приказал спустить трап.

Возможно, взволнованный разговор с Куцевым выбил летчика из колеи. Возможно, усталость сделала свое дело. Как бы там ни было, пилот забыл после посадки поставить триммер руля высоты во взлетное положение и начал разбег. Машина вздыбилась и свечой ушла в небо. На стометровой высоте она потеряла скорость, опустила нос и, сделав полвитка штопора, ударилась о землю.

Я гляжу на дымное кострище и вспоминаю вчерашний разговор командира полка и его заместителя по политчасти. Был вечерний час. Летчики читали газеты, играли в шахматы. Я писал письмо жене, а рядом со мной сидел подполковник Никитин, составлявший список тех, кто должен был лететь с ним на базу, чтобы получить истребители. Матвей Андреевич, подойдя к столу и заглянув через плечо Никитина в список, сказал, что лучше было бы возглавить эту группу летчиков ему, Ефимову. У командира много дел и здесь, в части. Полк получил новые самолеты, а за молодыми, неопытными летчиками нужен глаз да глаз.

Я постараюсь побыстрее обернуться, — сказал со своей доброй, мягкой улыбкой Ефимов. Никитин на мгновение задумался:

— Ладно, убедил, Андреич. Так и быть, лети.

Зачеркнув свою фамилию, командир написал над ней: «Ефимов».

Ах, какой это был великолепный человек, Матвей Андреевич Ефимов!

Это он в начале войны, узнав о том, что формируется группа истребителей для прикрытия бомбардировщиков, предназначенных для удара по Берлину, первым подал рапорт с просьбой включить его в эту группу.

За время войны не погиб ни один из ведомых Ефимова. Он, как никто другой, зорко следил за ходом боя и в случае возникновения острой ситуации немедленно бросался на помощь товарищу. Лично меня Матвей Андреевич дважды выручал из беды.

Он обладал феноменальной зрительной памятью. Как-то специальный самолет — разведчик привез фото вражеского аэродрома Котлы. А перед вылетом штурмовиков Ефимова послали на доразведку этого аэродрома. Возвратившись, он нарисовал аэродром и расположенные на нем самолеты. Представитель штаба ВВС был потрясен сходством рисунка и снимка.

Вызывали удивление и восхищение редкая работоспособность Матвея Андреевича. Он летал не меньше, а больше всех нас и при всем при том успевал подготовить собрание, выступить с лекцией или докладом, ознакомиться с литературными новинками, побеседовать с летчиками и техниками, побывать в кубриках у матросов,

А уж в часы отдыха не было у нас более веселого и остроумного человека. Спеть ли песню, сплясать ли, рассказать ли о чем — либо интересном — на все Ефимов был большой мастер. И все это получалось у него удивительно легко, просто, от души.

Он был заместителем командира по политчасти (так с некоторых пор стала именоваться эта должность), но мы по привычке называли его комиссаром. Он оставался для нас комиссаром. И в этом тоже был особый смысл. Люди полка видели в Матвее Андреевиче человека партийной, ленинской закалки, жившего по славным законам старой большевистской гвардии.

— Фурманов ты, Матвей! — сказал ему как-то Сухов, Ефимов учил нас: «Победа — дело не случая, а умения!» И это он, наш Андреич, начал — причем не без успеха! — применять училищные навыки инструктора — воспитателя в бою. Когда молодому летчику Михаилу Алексееву стало казаться, что ему «попросту не везет», его взял с собой в очередной вылет Матвей. Встретясь с фашистскими самолетами, он правильно построил маневр, дерзко атаковал их, ударил «слегка» по одному из «юнкерсов», отошел в сторону и закричал по радио ведомому:

— Добивай, чего смотришь? Смелей, я прикрою!.. Михаил нанес удар. Вражеская машина, чадя, пошла к земле.

— Ну вот! — восторженно закричал Ефимов. — А говорил — не везет!..

За полтора военных года наш комиссар сделал триста пятьдесят два боевых вылета, провел девяносто один воздушный бой и сбил двадцать пять самолетов врага.

Ни одна пуля, ни один осколок не тронули Ефимова на войне. Он не потерял в бою ни одной машины. Вражеские истребители не в силах были сбить его, хотя постоянно охотились за ним, Как позже стало известно, гитлеровцы даже завели на него специальное дело. В этом деле была фотокарточка нашего комиссара, и он именовался как «цель № 1>.

Трагический случай вырвал его из наших рядов вместе с несколькими другими летчиками полка. Но как воздушный боец он остался непобежденным. И образ его навсегда сохранился в сердце каждого, кто его знал.

ПУТЫ БЛОКАДЫ ПОРВАНЫ

Снова, как это было уже не раз, полк поднят по тревоге. Проходит немного времени, и мы обосновываемся на другом аэродроме. Чувствуется, что идет усиленная подготовка к какому-то большому делу. Но что нам предстоит делать, никто не знает. Впрочем, мы пребываем в неведении недолго. Вечером на командном пункте полка нам объявляют, что войска Ленинградского и Волховского фронтов 12 января 1943 года переходят в наступление с целью прорыва блокады Ленинграда.

Командир обводит собравшихся многозначительным взглядом:

— К утру второй и третьей эскадрильям в полном составе быть готовыми к выполнению задачи по прикрытию войск над полем боя.