Опасное наследство - Кобербёль Лине - Страница 4

Я-то, к слову сказать, никогда не приходил с послеполуденных занятий без свежих синяков на спине, на груди, а то и на руках. Кинни жаловался Каллану несколько раз, но тот не обращал на это внимания.

– А чего тебе вообще-то хочется – синяков нынче или удара мечом позднее? Коли не выучишься теперь, потеряешь руку в первый же раз, когда станешь биться всерьез.

Я слушал и держал язык за зубами. И без того худо быть чужаком – жителем Низовья, – а быть еще и плаксой мне не хотелось.

Мы рубились, пока не начало смеркаться. Сначала, как обычно, дрались палками, но под конец Каллан велел нам испытать мечи. И вот всякий раз, когда железо сталкивалось с железом, ущелье полнилось пеньем клинков. Мне казалось, будто звуки эти напоминают звон колоколов. Я потел и спотыкался и снова поднимался на ноги. И даже ни разу не подумал о матушке и о глазах Пробуждающей Совесть или о козах, о картофельных и яблочных очистках. А до чего тепло и радостно от всего этого стало у меня на душе, когда Каллан, похлопав меня по плечу, сказал:

– Хорошо, малец! Ты прирожденный боец! В тебе это есть.

А лучше всего то, что я знал: он прав, потому как я был куда искуснее Кинни и искуснее Пороховой Гузки, а ведь я учился куда меньше. Несколько раз случалось, что тело мое будто само по себе знало, как надо двигаться, а как не надо. Мне казалось, будто в глубине души у меня звучал голос, тонкий голосок, который шептал: «Держи меч так, чтобы отразить удар! Взмахни им так, чтобы устоять!»

И тут вдруг раздался голос, вовсе в моей душе не звучавший:

– Давин! Твоя матушка ищет тебя!

Я, растерявшись, сбился с толку, а Кинни воспользовался случаем и изо всех сил ударил меня по плечу, да так, что рука моя совсем омертвела и я выронил меч. Клинок зазвенел, ударившись о камни на дне ущелья.

– Ты – мертв! – торжествующе заявил Кинни и уколол меня в грудь острием своего меча.

Во всяком случае, и радость, и теплота, и увлеченность в тот миг умерли в моей душе.

– Нико, неужто у тебя нет ничего лучшего, кроме как бегать по ее поручениям?

Нико, стоя наверху, на краю ущелья, смотрел вниз на меня. Его синие глаза были крайне холодны.

– Нет, Давин, в самом деле – нет! Ты забываешь, кто твоя матушка! Если бы не ее мужество и сила, валяться бы мне на грязной навозной куче палача да быть добычей двадцати ворон. Меня бы казнили за три убийства, совершенных другими. Я обязан ей всем! А ты обязан ей по крайней мере столь глубоким уважением, что непременно расскажешь ей, на что тратишь свое время. Она печалится о тебе.

Кинни вдруг захихикал.

– Милый Давин, сокровище мое, – прошептал он так тихо, чтобы Нико не расслышал его слов, – матушка Пробуждающая Совесть печалится о тебе!

В гневе я поднял свой упавший меч. Мне хотелось ударить им Кинни. Но больше всего мне хотелось швырнуть его прямо в голову Нико и в его надменное лицо. Как он посмел, стоя здесь, рассказывать мне, чем я обязан своей матушке? Будь наоборот, Нико сделал бы все возможное, чтоб научиться драться по-настоящему, однажды он защитил ее от Дракана и всех прочих недругов, которых он же, Нико, и навязал ей на шею.

– Все равно нынче мы закончили… – вмешался Каллан. – А теперь беги, Давин! Увидимся завтра, ранним утром, коли ты по-прежнему намерен идти со мной на охоту.

Я кивнул. Я очень радовался предстоящей охоте. Каллан одолжил мне один из своих луков, и я мало-помалу по-настоящему хорошенько наловчился попадать в заранее намеченную цель. А что, если Нико расскажет нынче матушке о завтрашней охоте и она ответит мне тогда «нет!»?

Я зашагал как можно быстрее, надеясь, что Нико оставит меня в покое. Однако же, когда мы вышли из леса и уже виден был Каменный круг и дом, что клан Кенси помог нам построить, он больше не выдержал:

– Почему бы тебе не сказать ей об этом, Давин? Ты только и знаешь, что исчезаешь, а ей неведомо, где ты.

– Захоти она это узнать, ей стоит лишь поглядеть на меня. И тогда я, пожалуй, расскажу все – хочется мне того или нет.

Нико взял меня за руку и заставил остановиться. Из-за сумеречного тумана воздух сделался душным и влажным, а капельки влаги покрыли темную бороду Нико.

– Почему ты так глуп? Неужели ты не понимаешь: это – последнее, что ей хотелось бы сделать?

Да, я не понимал. Но старался это скрыть.

– Не смей называть меня глупцом, – только и огрызнулся я. – Я по крайней мере хоть что-то делаю, а ты сидишь сложа руки.

Нико сжал кулаки, и его синие глаза сверкнули из-под темных бровей. Я почти хотел, чтоб он ударил меня, тогда была бы веская причина для драки. Но он, само собой разумеется, этого не сделал. Нико куда больше по нраву уколоть тебя словом.

– Если бы тебе хотелось видеть хотя бы чуточку дальше кончика собственного носа, ты бы понял, что на самом деле она помогает тебе повзрослеть. Возможно, она уже спрашивала тебя, почему ей приходится стирать одну и ту же рубашку каждую неделю, когда у тебя должно быть еще две другие на смену? И вообще, ты стал обманщиком а обманщик – та же болотная руда. Из нее настоящего клинка не выкуешь!

– Коли ты такой умный, почему бы тебе не победить? Ты бы мог обучить меня фехтовать куда лучше Каллана!

Ведь Нико приходился сыном князю, хозяину замка, и в наставниках у него бывали лучшие фехтовальщики, каких только мог пригласить его отец.

Прошло немного времени, прежде чем Нико ответил мне.

– Ежели я пообещаю помочь тебе, – произнес он наконец, – ты расскажешь матушке все как есть?

– А почему ей надо непременно вмешиваться в мои дела?

– А почему бы и нет? Ты стыдишься этого?

– Нет! – Но я-то очень хорошо знал, что матушке они придутся не по вкусу. – А нельзя мне сохранить хотя бы самую малость, самый простенький секретик для самого себя? Давай подсоби мне, Нико!

Он покачал головой.

– Мне не нравится фехтовать, – признался он. – И твоей матушке это не понравится.

– Кабы не ты и не твои княжеские замашки, мы никогда не потеряли бы Дом Под Липами! Всего-то и нужно было: рубануть с плеча, когда еще было на это время, тогда бы… тогда бы…

Я не смог закончить фразу. Нико не спускал с меня глаз, а лицо совсем побелело. Он знал: я правду говорю!

Прошлой осенью он мог запросто убить Дракана.

Дракана, заколовшего его отца, вдову его брата и крошку племянника! Но Нико ударил злодея плашмя, вместо острой – плоской стороной меча. А несколько дней спустя Дракан и его драканарии сожгли наш дом и забили почти всю нашу живность.

Нико ушел, не произнеся ни слова.

Я знал, что ранил его… все равно как если бы вонзил в него нож. Ему было бы куда легче, если б я прошиб ему голову тогда, когда был в самом страшном гневе на него. И думаю, мне тоже было бы куда легче… Я не мог перенести, что лицо его побелело по моей вине. А кроме того, я его не понимал. Я не мог попросту уразуметь, почему он не нанес Дракану смертельный удар?!

Дракан погубил всю его семью, а вдобавок заставил всех, да и самого Нико, поверить, что это дело рук Нико. Будь я на его месте… Если Дракан когда-нибудь затронет хотя бы волосок на голове матушки или одной из девчонок – моих сестер… Ведь поэтому я столько учился бою. Ведь я хотел защитить их!.. Ведь я хотел сразить Дракана насмерть!

Матушка и девочки уже трапезничали, когда я пришел. Дина яростно взглянула на меня поверх стола. Она стала очень беречь матушку после всех передряг последней осени. И не могла стерпеть, когда что-то делалось матушке наперекор либо беспокоило ее. Но ведь Дина тоже была в Дунарке в самый разгар событий…

Но тому, что мне хотелось научиться владеть мечом, была еще и другая причина. В следующий раз, когда дракон попытается сожрать мою младшую сестренку, я не буду сидеть дома и прохлаждаться. Тогда я убью эту бестию насмерть… да, я, а вовсе не Нико.

Я взял свою миску с полки и сделал вид, будто не замечаю мечущий молнии, испепеляющий взгляд Дины. У нее уже были, как и у матушки, глаза Пробуждающей Совесть, и, когда она гневалась всерьез, не стоило смотреть на нее. Этот ее взгляд – что удар коня копытом. Роза, подруга Дины из Дунарка – она тоже живет у нас, – налила мне в плошку суп большой деревянной поварешкой, которую сама же и вырезала для нас.