Книги Великой Альты - Йолен Джейн - Страница 45

– Так говорила Мать Альта.

– Не просто говорила, Дженна, – она произносила это не устами, но сердцем. Если ты вправду Анна, тебе предстоит совершить многое. Но если ты не она, ты все равно должна это делать – ведь то, что суждено, случится, веришь ты в это или нет. Хеймы нужно предостеречь, и твой хейм в том числе.

Дженна сильными руками выжала воду из волос, быстро заплела их, перевязала косу лентой и перекинула через плечо.

– А я-то надеялась отложить это.

– Что отложить?

– Разговор с камнем.

– Я ведь тоже буду там, Дженна, – и стану водой, которая точит камень. Вот увидишь.

– Вода, которая точит камень? Это хорошо.

Они переоделись в чистое и рука об руку вышли в зал. Но горячая вода отняла у них последние силы, и они, едва успев добраться до Дженниной кровати, повалились на нее и уснули. Дженна проснулась только раз за весь день, когда Амальда пришла будить их, но не стала и только перенесла Петру на кровать Пинты

Амальда беспокойно ерзала, ожидая, когда заговорит Мать Альта, и жалея, что теперь не ночь и Саммор нет с нею. Она объяснила жрице, что девочки устали, и рассказала обо всем вместо них. Рассказ ее был краток. Амальда не все знала и не все понимала, а то, что знала, изложила без обычных воинских прикрас, полагая, что сейчас главное правда, а не сочинительство. Мать Альта выслушала ее с закрытыми глазами – дурной знак – и то кивала, то качала головой по одной ей ведомым причинам. Амальда не могла сказать, прогневана жрица, опечалена или довольна, – ясно было только, что она судит о рассказанном по-своему. Мать Альта всегда судила по-своему, и решения, которые она выносила после, были все равно, что высечены на камне. Амальда этих решений никогда не оспаривала – не в пример таким, как Катрона, которые частенько пререкались со жрицей.

Дыша в лад с Матерью Альтой, Амальда пыталась припомнить заветный стих, чтобы успокоиться, – но в памяти возникали только строчки из «Скачки короля Крака» да страдающее лицо Пинты.

– Амальда! – Голос жрицы, резкий и властный, вернул ее к настоящему. – Вечером мы выслушаем этот рассказ снова, но уже из уст очевидцев: Джо-ан-энны, Марги и юной Петры. Надо узнать всю правду, в том числе и то, что ты – неумышленно, я уверена – опустила.

Амальда кивнула с несчастным видом, недоумевая, что же она такое могла опустить – и не вспомнила ни слова из того, что рассказывала.

– Прочие дети, – продолжала Мать Альта, – лягут спать, и старшие присмотрят за младшими, пока мы будем говорить. Все сестры должны узнать о позоре и ужасе произошедшего. Все.

Лицо Матери Альты приобрело хищное выражение, напомнившее Амальде лисицу в курятнике, и охотнице сделалось не по себе. Она хотела возразить, но чувствовала, что без Саммор ей со жрицей не сладить, и ждала только знака, чтобы уйти.

Мать Альта махнула рукой, отпуская ее, и Амальда поспешила покинуть эти гнетущие ее стены.

Как только дверь за Амальдой закрылась, Мать Альта встала, оправила свою длинную шерстяную юбку, сняла покров с зеркала и воззрилась на знакомое отражение.

– Верю ли я ей? – спросила жрица, обращаясь к зеркалу. – Но зачем ей было лгать? – Мать Альта задумалась, качая головой. – Нет, Амальда не лжет. Она недостаточно умна для этого. Она передаст лишь ту постыдную повесть, что рассказала ей Дженна. Но что, если эта повесть лжет или о чем-то умалчивает? В Книге ясно сказано: «Одна ложь может осквернить тысячу истин». – Жрица помолчала, словно ожидая от зеркала ответа, и приложила к нему ладони. Синие знаки, отразившись, тут же пропали, и зеркало затуманились вокруг ее рук. – О Великая Альта, танцующая от звезды к звезде, я и верю, и не верю. Я хотела бы быть Матерью Анны, но страшусь конца, который придет вслед за этим. Здесь мне было хорошо. Я была счастлива. «Лишь глупая стремится к концу – умная жаждет начала», – так сказано в твоей Книге.

Буду ли я неправа, отвергнув ее? Она всего лишь девчонка. Я видела, как она растет. Да, она была не совсем такой, как другие. Но где же корона, венчающая ее? Где голоса, поющие «Славься, славься»?

Сделать неверный выбор – значит, выставить себя дурой. И надо мной посмеются, как над той дурой из сказки, которая поняла правила игры, когда все уже разошлись по домам. Женщины, которыми я управляю, будут смеяться надо мной. Но ты-то, Великая, знаешь: я не дура. – Жрица отняла ладони от зеркала и стала смотреть, как тают туманные отпечатки. Подняв глаза к потолку, она крикнула: – Четырнадцать лет я жду бесспорного знака от тебя. Дай же мне его – теперь или никогда.

Но день был ясен – гром не прогремел, не зажглась радуга и не раздался голос с небес. Если Богиня и ответила что-то, то шепотом. Мать Альта закрыла глаза руками и хотела заплакать, но слезы не пришли.

Петра, встав первая, расчесала свои длинные темные волосы, заплела их и уложила короной вокруг головы. Платье, в котором она спала, помялось, и на щеке остались следы от подушки, но у Петры от этого не убавилось бодрости.

Дженна, не в пример ей, чувствовала себя так, будто перед сном ее долго колотили по голове и плечам. Постель была в сталь же плачевном состоянии, и просыпаться совсем не хотелось.

– Амальда заходила, только ты не слышала, – сказала Петра, увидев, что Дженна зашевелилась. – Сегодня все соберутся за обедом, и мы должны будем рассказать свою историю.

– Мать Альта тоже будет там?

– Да. И Пинта. И все остальные.

– И дети тоже? Я не хочу рассказывать историю Ниллского хейма при них. Когда-нибудь они узнают ее – но не от меня.

– Нет, они пойдут спать. – Петра присела на край Дженниной кровати. – Но я буду на собрании – и мы расскажем сестрам все. Все, Дженна.

Дженна взглянула на свои руки – они сплетались и расплетались помимо ее воли.

– Не бойся своей судьбы, Анна, – сказала Петра, прикрыв ее руки своими.

– Я не судьбы своей боюсь, – отрезала Дженна, отстраняясь.

– Почему же ты сердишься?

– Я не сержусь.

– Взгляни на свои простыни. Взгляни на свой рот.

Дженна посмотрелась в умывальный таз. Черные глаза казались еще темнее из-за кругов под ними, щеки запали, рот сжался в тонкую линию. Дженна потрогала губы – казалось, они забыли все, даже поцелуй Карума.

– Я похожа на нашу Мать Альту, – сказала она.

– Вода камень точит, – напомнила ей Петра. Дженна улыбнулась, и отражение ответило ей улыбкой.

– Теперь я готова.

– Сестры, плечом к плечу, – сказала Петра, подавая ей руку.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Все религии мира изобилуют мифами и сказаниями о женщинах-воительницах, воплощающих либо почитаемую ими богиню, либо мужское божество. Геродот пишет о женщинах, живших на северном побережье Малой Азии в городе Темиссира. Известна также индийская принцесса Малайавати, мужененавистница, командовавшая своими единомышленницами. В племени бразильских макурапов с верховьев реки Гуапоре существует предание о селении женщин, куда мужчины не допускаются. (Для более подробного ознакомления с данной темой см. монографию Дж. Р. Р. Расса «Амазонский взрыв». Изд. Пасденского ун-та, № 347.)

Неудивительно поэтому, что население Верхних и Нижних Долин создало образ Белой Богини, Анны (что на древнем языке, по утверждению Доил, значит «белая»). Однако эта амазонка в некоторых отношениях разительно отличается от классических героинь.

Так, альтианской Анне не поклонялись в образе кобылы или чего-либо связанного с лошадьми, как ее континентальным или восточным подобиям. Напротив, в немногих сохранившихся сказаниях, которые можно отнести к древнему циклу Анны (см. главу «Таинственное молчание» в кн. д-ра Темпла «Альтианки»), упоминается, что Анну лошади пугают или, во всяком случае, приводят в замешательство. В одном из боев она принимает лошадь за чудовище («двухголовый демон из тумана», говорится в дошедшей до нас балладе, входившей, по мнению ученых, в цикл). В другой балладе Анна падает с серой в яблоках кобылы к ногам своего земного возлюбленного. В песнях об Анне, сохранившихся ныне в Долинах, ничего героического нет – они скорее являются комическими и даже антигероическими. Порой они откровенно юмористичны (см. «Кирков рог», «Битва Анны с кошкой», «Как Анна стукнула лбами двоих»).