Книги Великой Альты - Йолен Джейн - Страница 4

Жрица и ее сестра прикрыли их руки своими косами.

– Кровь к крови, – нараспев произнесла жрица. – Жизнь к жизни.

Жительницы хейма отозвались ей раскатистым эхом.

– Как зовут дитя?

– Джо-ан-энна, – не сдержав улыбки, ответила Сельна.

Жрица громко повторила имя, а после нарекла ребенка другим, тайным именем на древнем языке – именем, которое будут знать только они четверо и сама Джо-ан-энна со временем.

– Аннуанна, – молвила жрица. Белая береза, вечно светлое дерево Богини.

– Аннуанна, – шепотом повторили все четверо.

Затем жрица и ее сестра распустили волосы и, соединив руки над коленопреклоненными приемными матерями и ребенком, произнесли заключительную молитву:

Собравшиеся женщины повторили молитву звучным хором.

Сельна и Марджо встали рядом, и Сельна подняла ребенка высоко, чтобы все видели. От радостных криков женщин Дженна проснулась и расплакалась. Сельна не стала ее унимать, несмотря на сердитый взгляд жрицы. Воительница должна знать сызмала, что плачем ничего не добьешься.

В доме, во время пышного пира, девочку пустили вокруг стола, чтобы все могли ее рассмотреть. Из рук жрицы она перешла в объятия дородной Донии, взявшей ее привычно, «точно баранью ножку с вертела», как сердито проворчала Сельна на ухо Марджо. Дония передала девочку в крепкие руки воительниц. Они, смеясь, щекотали Дженне шейку, а одна из темных сестер подбросила ребенка в воздух. Дженна восторженно завизжала, но Сельна, гневно растолкав подруг, поймала ее сама.

– Ты что, ополоумела? – крикнула Сельна. – А если бы свет погас? Чьи руки поймали бы ее тогда?

Темная сестра Саммор со смехом пожала плечами.

– Это позднее материнство вконец задурило тебе голову, Сельна. Мы же в доме, и здесь нет облаков, которые могут закрыть луну. В хейме огни никогда не гаснут.

Сельна, держа Дженну одной рукой, другой замахнулась на Саммор, но кто-то сзади удержал ее руку.

– Она права, Сельна, а ты нет, – сказала Марджо. – Ребенку ничего не грозит. Давайте выпьем вместе, помиримся и будем играть в прутья.

Но гнев Сельны не прошел, что было ей несвойственно, и она не заняла места в кругу сестер, когда они начали передавать друг другу прутья особым порядком – эта игра обучала навыкам владения мечом.

Поскольку Сельна не участвовала, Марджо тоже не могла играть – она сидела поодаль от сестры и дулась. Игра делалась все сложнее – по кругу пошел второй, третий и, наконец, четвертый пучок прутьев. Гибкие ивовые ветви так и мелькали в воздухе, переходя из рук в руки, и в трапезной настала полная тишина, только прутья щелкали по ладоням.

– Свет! – крикнул кто-то, и зрительницы за кругом весело подхватили этот крик. Сестра Саммор Амальда кивнула, и две стряпухи, сестры недавние и потому неразлучные, встали у факелов, освещающих круг.

Игра между тем шла без передышки, и прутья мелькали все быстрей. С самого начала никто еще ни разу не промахнулся. Свист прутьев в воздухе перемежался хлесткими ударами о ладони.

Тут оба факела внезапно сунули в ведра с водой, и темные сестры исчезли из круга. Круг уменьшился наполовину, и прутья со стуком попадали на пол. Кроме Марджо, сидевшей поодаль от погашенных факелов, в зале остались только те темные сестры, что следили за игрой, – на них падал свет из кухни.

Голос Амальды перечислил тех, кто упустил прутья.

– Домина, Катрона, Марна. – Потом она обернулась и сделала знак зажечь факелы заново.

Темные сестры вновь появились в освещенном кругу. Проигравшие Домина, Катрона и Марна со своими темными половинками отправились на кухню, чтобы выпить. Игра в прутья вызывала сильную жажду. Но тут Сельна, встав с ребенком у груди, сказала во всеуслышание:

– День был утомительный, милая Дженна, – пора нам на покой. Нынче ночью я не стану зажигать свет.

По кругу прошел тихий ропот. Не зажигать света значило отправить свою сестру обратно во тьму, а говорить об этом вслух и вовсе не пристало.

Марджо поджала губы, но промолчала и вышла из комнаты вслед за Сельной. Но Саммор сказала им вдогонку:

– Вспомни пословицу, Сельна: «Если твой язык обращается в нож, он может порезать тебе губы». – Ответа она не ждала, да и не получила его.

– Ты опозорила меня, – сказала тихо Марджо, когда они пришли к себе. – Такого у нас еще не было. В чем дело, Сельна?

– Ни в чем. – Сельна уложила ребенка в люльку, оправив одеяльце, потрогала пальцем белые волосики и замурлыкала старую колыбельную песню. – Смотри, она уже спит.

– Я спрашиваю – что у нас с тобой не так? – Марджо склонилась над спящей малюткой. – Она и правда душечка.

– Вот видишь – у нас с тобой все хорошо. Мы обе ее любим.

– Как ты могла полюбить ее за такой короткий срок? Она пока что всего лишь воркующий кусочек мяса. Другое дело, когда она подрастет и станет сильной или слабой, веселой или печальной, умелой или красноречивой. А теперь за что… – Марджо умолкла на полуслове, потому что Сельна задула свечу у кровати.

– Вот теперь у нас все совсем хорошо, сестра, – прошептала Сельна во тьму.

Она легла, остро чувствуя отсутствие Марджо – ведь с сестрой всегда можно было поболтать, посмеяться и пошутить перед сном. Повернувшнсь на бок, она задержала дыхание, слушая, как дышит дитя. Когда Сельна убедилась, что у девочки все благополучно, она испустила долгий прерывистый вздох и уснула сама.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

«Игра в прутья» дошла до нас в сильно искаженном виде. Сегодня в нее играют только девочки Верхних Долин, в то время как зрители за кругом, обычно мальчики, хором подпевают:

Два концентрических круга играющих садятся на землю лицом друг к другу, с прутьями в руках. Прутья, некогда ивовые (это дерево больше не растет в Верхних Долинах, хотя остатки древней флоры доказывают, что тысячу лет назад ива произрастала там в изобилии), ныне делаются из пластика, гибкого и прочного одновременно. Под барабанный бой прутья передаются из рук в руки – семь раз по часовой стрелке и семь обратно. Затем ими обмениваются из круга в круг, также на счет «семь». И, наконец, под все ускоряющуюся дробь и пение зрителей прутья передаются крест-накрест: сначала партнеру-визави, затем игроку справа от партнера. Прутья полагается ловить рукой, в которой держат меч, что сильно затрудняет игру для левшей. Девочка, уронившая прут, выбывает.

Ловентраут ссылается на знаменитую «недостающую часть» Барьярдских гобеленов, найденную тридцать лет назад в склепе восточного владыки Ахмеда Мубарека, как на неоспоримое доказательство того, что «игра в прутья», которой увлекались воительницы горных кланов, идентична современной детской игре. На «недостающем» гобелене (многократно чиненном неумелыми руками на Востоке, не менее тридцати раз, судя по цвету нитей) действительно изображены два концентрических круга воительниц, но в руках у них мечи, а не прутья. Одна из «играющих» лежит на спине с мечом в груди, явно мертвая. Прочие игроки не обращают на нее внимания. Кован настаивает на том, что гобелен подвергся слишком большим переменам, чтобы можно было достоверно судить о его содержании, но что на нем, скорее всего, представлена специфическая форма казни, поскольку «недостающая часть» принадлежит к разделу, трактующему о предателях и шпионах. Возможно, истинное значение «недостающей части» никогда не будет разгадано. Вздорная гипотеза Мэгана о том, что внутренний круг состоит из «темных сестер» или «теневых сестер», которых можно увидеть при свете луны или толстых сальных свечей, все еще популярных в Нижних и Верхних Долинах, а внешний круг – из «светлых сестер», отдает прошлым столетием, когда люксофистки пытались воскресить обряды из Книги Света. Упомянутые обряды были запрещены на протяжении не менее чем семи поколений, а Дюан в своем блестящем труде «DasVolklichtetnicht»[1] столь бесповоротно развенчивает Книгу Света, что мне незачем приводить здесь ее аргументы.