Кровная связь - Айлс Грег - Страница 87

Я закрываю дверь сейфа, и мне приходит в голову неожиданная мысль: почему дед держал столько оружия чуть ли не на виду у девочки-подростка, которая, как ему было прекрасно известно, страдала депрессией? Ради всего святого, он даже использовал дату моего рождения для цифрового замка! О чем он думал? С другой стороны… Дедушка никогда не считал депрессию болезнью, всего лишь слабостью. Может быть, он полагал, что если я окажусь недостаточно сильной для того, чтобы справиться с искушением убить себя, то не заслуживаю того, чтобы жить.

Я собираюсь выйти в коридор, но что-то удерживает меня. До меня доносятся слабые голоса. Сначала это голос дедушки. Затем Пирли. Может быть, еще и Билли Нила, хотя я не уверена. Потом раздается глубокий, теплый баритон. В нем слышатся нотки покорности и смирения – так может разговаривать наемный работник в доме своего хозяина. Теплый голос принадлежит Генри, чернокожему водителю, который перевез меня вчера на остров. Он рассказывает, как обнаружил сегодня утром мою «ауди» и это открытие повергло его в панику. Он беспокоится о том, что я могла упасть в реку и утонуть, как моя бабушка. Дедушка отвечает, что я могла бы погибнуть многими способами, вот только утопление не входит в их число. Потом он благодарит Генри за то, что тот пригнал машину сюда, и прощается с ним. Звук тяжелых шагов по отполированному паркетному полу.

Звук захлопывающейся двери-ширмы.

Снова кто-то говорит, и я узнаю небрежно-беззаботный голос Билли Нила.

– Может, она отправилась прокатиться с кем-нибудь, – заявляет он.

– За каким бы чертом это ей понадобилось? – резко обрывает его дедушка. – Ее проклятая машина торчала на месте и в намагниченной коробочке под задним бампером лежали запасные ключи. Кто, по-твоему, положил их туда?

– Продавец, может быть?

– Малыш, у тебя в голове есть хоть капля мозгов? Ключи положила туда Кэтрин. Это как раз в ее духе.

– Может, машина не заводилась.

– Сегодня утром у Генри она завелась вполне нормально. Тогда, возможно, она все еще на острове. Может быть, мост накрыло водой до того, как она успела уехать.

– Убирайся к чертовой матери! – грохочет мой дед. – И не возвращайся, пока не начнешь думать своей башкой. Эта девочка умеет позаботиться о себе. Я хочу знать, что там случилось. У меня и так достаточно хлопот с организацией казино. Правительство под микроскопом рассматривает каждую запятую в нашей заявке, мы вынуждены проводить ДНК-тесты по зубам трехсотлетней давности. Господи Иисусе… Убирайся отсюда!

Снова слышны шаги, и дверь с грохотом захлопывается.

– А ты что скажешь, Пирли? – спрашивает дедушка.

Я придвигаюсь ближе к двери, чтобы слышать ответ Пирли.

– Разве мне платят за то, чтобы я думала? – риторически вопрошает она.

– Я хочу знать твое мнение. Где она? Где моя внучка?

– Боюсь, кто-то причинил вред девочке, доктор Киркланд. Как вы и говорили, она знает, как позаботиться о себе. И она не бросила бы машину, не имея на то веской причины.

– Могла и оставить, если у нее открылось одно из ее маниакальных состояний. То, что ты называешь наговором.

– В последний раз, когда я ее видела, – говорит Пирли, – она показалась мне удрученной, а не парящей в облаках. Нет, раз Луиза посадила ее на велосипед, то, значит, кто-то последовал за ней. И она так и не добралась до моста.

– Да кто мог пойти на такое? – спрашивает дедушка.

– На вашем месте я бы поинтересовалась у негодяя, который работает на вас, где он был вчера вечером.

Воцаряется тишина, и проходит весьма продолжительное время, прежде чем дедушка нарушает ее:

– Ты думаешь, Билли последовал за ней на остров?

– А вы знаете, где он был вчера вечером?

– Улаживал кое-какие мои дела в Батон-Руже. Покупал кое-что.

Снова тишина.

– Что могло понадобиться Билли от Кэтрин?

– Вам известно об этом больше, чем мне. – В голосе Пирли слышится явный упрек. – Что нужно мужчине от женщины?

Дедушка издает разгневанный возглас:

– Я поговорю с ним!

Дверь-ширма снова с грохотом захлопывается.

Я вхожу в кухню.

Пирли стоит у раковины, повернувшись ко мне спиной. Она берет в руки железную кастрюльку с длинной ручкой, поворачивает кран и замирает. Потом медленно оборачивается, и глаза ее становятся большими-большими.

– Ничего не говори, – шепчу я. – Ни слова.

Она молча кивает.

– Я уезжаю из города, Пирли. Мои запасные ключи где-то здесь?

Она переводит взгляд на стол. Ключ от «ауди» лежит на груде почты. Я хватаю его и возвращаюсь к двери.

– Куда ты едешь, девочка? – спрашивает Пирли.

– У меня назначена встреча с одним человеком. Но для начала я хочу, чтобы ты рассказала мне кое-что.

– Что?

– Кое-кто делал со мной всякие плохие вещи, когда я была маленькой девочкой. Мужчина. И это был или папа, или дедушка. И я не думаю, что ты, которая заботилась обо мне так долго – собственно, ты заменила мне мать, – ничего не знала и не замечала. Я просто уверена в этом.

Пирли бросает взгляд на входную дверь, но выражение ее лица не меняется.

– Ты так ничего и не скажешь? – спрашиваю я.

Ее лицо искажается гневом и раздражением.

– Послушай, дитя мое. О чем ты думала, когда помчалась на остров и принялась ворошить прошлое? Неужели ты надеешься, что из этого выйдет что-то хорошее? Для кого? Для тебя? Для твоей матери?

– У меня нет другого выхода. Я должна узнать, как и почему погиб папа. И почему я такая, какая есть. Неужели ты этого не понимаешь?

Она опускает глаза в пол.

– Неисповедимы пути Господни… Вот что я понимаю. В этом мире много боли – особенно если ты рождена женщиной, – но не нам осуждать или ставить под сомнение его целесообразность. Нужно просто стараться сносить тяготы как можно достойнее.

– И ты на самом деле в это веришь, Пирли?

Она смотрит на меня, и глаза ее кажутся мне более выразительными, чем обычно.

– Я должна в это верить. Только вера позволила мне прожить так долго и добиться того, что я имею.

– Что ты хочешь сказать словами «добиться того, что я имею»? Что ты имеешь? Этот дом? Эту работу? Возможность прислуживать моему деду?

На лице Пирли написано негодование. Голос ее дрожит.

– Я работаю на эту семью, а не прислуживаю доктору Киркланду. Я пришла сюда и начала работать на старого мистера ДеСалля в сорок восьмом году, когда мне было семнадцать. Твоя бабушка, мама, ты – вы все ДеСалли. Я работала на всех вас. А доктор Киркланд – всего лишь мужчина, который платит мне зарплату.

– Значит, вот как ты о нем думаешь? А разве не он командует здесь всем? И разве не так было всегда?

Она угрюмо кивает головой.

– Всегда есть мужчина, слово которого – закон. Именно это имеют в виду люди, когда говорят о мужчине с большой буквы, настоящем хозяине. И здесь такой мужчина – доктор Киркланд. Все это знают. А ты собираешься пойти и сказать ему, что с тобой все в порядке, или нет?

– Ты сама можешь сказать ему это после того, как я уеду.

Я уже готова повернуться и уйти, как вдруг вспоминаю кое-что из того, что говорил сегодня Майкл, плюс свои фрагментарные воспоминания, оставшиеся с детства: черная фигура, сражающаяся у моей кровати с отцом.

– Это ты нажала на курок в ту ночь, Пирли?

Зрачки в глазах старой женщины превращаются в черные точечки.

– Ты окончательно сошла с ума, дитя мое! Ты думаешь, что говоришь?

– Это ты убила моего отца? Вот о чем я спрашиваю. Ты убила его, чтобы защитить меня?

Она медленно качает головой.

– Зачем ты едешь?

– Чтобы узнать правду об этой семье.

– И где ты собираешься узнать ее?

– Это моя забота. Но когда я все узнаю, то скажу тебе. И ты сможешь сделать вид, что тебе ничего не было известно.

Пирли открывает рот, пытаясь что-то сказать, но с губ ее не слетает ни звука.

Я качаю головой, поворачиваюсь и бегу по коридору.

Я рассчитываю обнаружить дедушку и Билли Нила во дворе, но их нигде не видно. Окинув быстрым взглядом парковочную площадку, я подхожу к «ауди», одновременно нажимая кнопку электронной сигнализации.