Кровная связь - Айлс Грег - Страница 52

– И весь прошлый месяц он тоже простоял здесь?

Бородатый мужчина выглядит сбитым с толку.

– До сегодняшнего дня он был укрыт брезентом. Вообще-то я как раз и должен был разобрать все это сооружение. Мы привезли его с озера на открытой платформе, но занести внутрь не сподобились. Все мы немножко перебрали, вы понимаете, мисс. Но, доложу я вам, людям чертовски нравится смотреть, как наш «хьюи» плывет по озеру. Знаете, такое зрелище согревает душу. Особенно в последние пару лет, когда столько наших парней снова отправились за океан.

Я замечаю, что улыбаюсь.

– Папе бы это понравилось.

Ветеран кивает, потом протягивает мне руку.

– Джим Берли, мисс. Горжусь тем, что имею возможность познакомиться с вами.

– Кэт Ферри.

Еще одна улыбка.

– Кэт, да?

– Это сокращение от «Кэтрин».

– Ага, понимаю. Итак, чем могу помочь?

Скажите, что мой отец был хорошим человеком…

– Собственно, мне было всего восемь лет, когда отец погиб, поэтому он почти ничего не рассказывал мне о войне. Вам что-нибудь известно о том, чем он там занимался?

Берли ненадолго задумывается, потом теребит свою густую бороду.

– Почему бы нам не присесть в тени, вон там?

Я иду за ним к поцарапанному грязно-коричневому столу для пикника, установленному под дубом, и сажусь напротив. На крышке стола красуется наклейка с бампера автомобиля, на которой написано: «Для тех, кто сражался за нее, свобода имеет сладкий вкус, который никогда не познают те, кого они защищали».

– Ваш отец был спокойным и тихим парнем, – начинает Берли. – Полагаю, вам это известно. Люк, он ведь был на несколько лет младше меня. Отслужил свой срок в Наме чуть позже меня. Многие из тех, кто приходит сюда, тоже молчат и ведут себя очень сдержанно, но спустя какое-то время приоткрываются. Люк был не таким, он так и остался замкнутым. Но он вовсе не был недружелюбным или что-нибудь в этом роде. Просто ему было нужно больше свободного пространства, чем другим, понимаете? Это война сделала некоторых из нас такими.

Я киваю, пытаясь представить отца внутри этого маленького здания или даже сидящим за столом для пикника. Ему и в самом деле нужно было намного больше свободного пространства, чем большинству людей.

– Все, что мне известно, – продолжал Берли, – это только то, что Люк не тянул обычную армейскую лямку. Насколько я слышал, еще до призыва на службу он был первоклассным стрелком. По-моему, он был охотником. Охотился всю свою сознательную жизнь в Крэнфилде. Поэтому, когда его призвали на службу в воздушно-десантные войска, он стал снайпером.

– Снайпером? – Я никогда не слышала об этом раньше.

Берли утвердительно кивает.

– Это нелегкая работа. Приходится убивать, глядя в глаза противника, понимаете? Причем не в пылу боя. Чтобы делать эту работу, нужно уметь убивать хладнокровно. И если только ты не чокнутый, такая работа забирает часть души.

Никто из членов моей семьи и словом не заикнулся об этом. Впрочем, может быть, они и сами не знали всех подробностей.

– Вы больше ничего не припоминаете?

Берли набирает воздух в легкие и вздыхает.

– Парочка наших ребят сумели выудить кое-что из Люка. И вот что мы узнали. Ваш отец служил в специальном подразделении. Что-то вроде диверсионного отряда. Такие отряды посылали в места, где наших регулярных войск не должно было быть в принципе.

– Куда, например?

– Например, в Лаос и Камбоджу.

По телу у меня пробегает дрожь. Я закрываю глаза и вижу Натана Малика, сидящего передо мной и рассказывающего о каменном Будде. Я привез его с собой из Камбоджи…

– Вы точно знаете, что мой отец был в Камбодже?

– Милая, я ни в чем не могу быть уверенным. Но он был в одном из таких мест. И там еще были какие-то неприятности, связанные с подразделением, в котором он служил. Обвинения в зверствах или что-то в этом роде.

Я качаю головой – не столько оттого, что не верю ему, сколько от удивления.

– Правительство затеяло расследование и устроило парочку военных трибуналов. Но потом все обвинения были сняты. Дело спустили в туалет в Вашингтоне.

– Когда это случилось?

– Думаю, еще во время войны. Вскоре после первых рейдов группы. Потом снова, но уже после войны. Хотя, по-моему, к тому времени Люк был уже мертв.

– Послушайте, мистер Берли, я прошу вас быть откровенным. Вы считаете, что мой отец участвовал в военных преступлениях?

Ветеран некоторое время раздумывает, прежде чем ответить.

– Вот что я вам скажу, Кэт. Теперь, оглядываясь назад, многое из того, что я делал там, кажется преступлением и мне самому. Но когда я был там, то даже не задумывался об этом. Это было частью моей работы. Воинский устав и кодекс поведения не охватывают и половины ситуаций, в которые мы попадали. Это была борьба за выживание. Оценка прошлых событий считалась роскошью, которую мы не могли себе позволить. А сейчас в доброй половине голливудских фильмов только и показывают негодяев, которые отрезали уши и убивали женщин и детей. Не буду лгать, иногда такое случалось. А то и кое-что похуже. Но большинство ребят просто честно служили свой срок и делали все, что в их силах, чтобы остаться людьми и сохранить самоуважение.

– Уверена, что это правда. Но я пришла сюда не за этим. Я хочу побольше узнать об отце.

Берли печально улыбается.

– А я и рассказываю вам о нем, хотя, на первый взгляд, это не так. Я говорю: что бы ни совершил Люк, вам все равно не понять этого, оглядываясь на прошлое тридцать три года спустя и с территории США. Я вовсе не оправдываю зверства или что-нибудь в этом роде. Я просто хочу сказать… Черт, я не знаю, что хочу сказать.

Я чувствую, как во мне поднимается отчаяние.

– Вы не знаете никого, с кем я могла бы поговорить, чтобы получить более конкретную информацию? Кого-нибудь, кому папа мог довериться?

В ответ Берли лишь пожимает плечами.

– Был тут такой черный парень, с которым Люк был достаточно близок одно время. Кое-кто из братьев бывает здесь намного реже, чем следовало бы. Мы пытаемся сделать так, чтобы они не чувствовали себя лишними – ветеран, он и есть ветеран, понимаете? – но и во Вьетнаме все обстояло точно так же. Особенно после шестьдесят восьмого года, когда убили доктора Мартина Лютера Кинга.

– Вы не помните, как звали этого парня?

– Джесси… А дальше не помню. Не могу вспомнить его фамилию. – Берли машет рукой в сторону здания. – В архиве должно быть его имя, но у нас его нет. И вообще все наши записи полетели к черту. Компьютер накрылся. Впрочем, я точно помню, что Джесси тоже служил в десанте. Хотя и в другом подразделении, не с вашим отцом. Он был в одном отряде с Джимми Хендриксом. Джесси очень гордился этим.

– Джесси родился здесь?

– Нет, в Луизиане. Ниже по течению реки. По-моему, в Сент-Фрэнсисвилле, если не ошибаюсь.

– Так и не можете вспомнить его фамилию?

Берли щурится, как человек, который смотрит на яркий свет.

– Я ведь знал ее… Просто не могу вспомнить. Болезнь всех пожилых людей, знаете ли. Подождите секундочку. Биллингс? Нет. Биллапс? Биллапс, точно! Так называлась бензозаправка которая была здесь когда-то. Джесси Биллапс, военная специальность номер четыре, сто первая воздушно-десантная дивизия.

Я надеялась, что имя будет мне знакомо, но ошиблась. Глянув вниз с холма на теннисные корты, я смахиваю пот со лба. Я сама играла там в теннис несколько раз. Теперь мне кажется, что это было в другой жизни. Я поднимаю глаза и смотрю на свою машину, но ехать куда-то нет ни малейшего желания.

– Может, вам нужна помощь, чтобы разобрать платформу?

Берли от души смеется.

– Нет, помощь не нужна, но я буду очень рад, если вы составите мне компанию. Хотя такое впечатление, что у вас есть дела поважнее, чем оставаться тут.

– Не уверена, что вы правы.

– Эй! – Он ударяет по столу для пикника своей мощной лапищей. – Да ведь вы можете в два счета найти этого Джесси.