Кровная связь - Айлс Грег - Страница 2

А тут еще о проявленной мною маленькой слабости поползли слухи. Об этом мне рассказал Шон. Никто не хотел в это верить. С чего бы это женщина, которую некоторые детективы из отдела по расследованию убийств называют Снежной королевой, вдруг расклеилась на месте не слишком омерзительного убийства? Мне бы самой хотелось это знать. У меня, конечно, есть на этот счет одна теория, но анализировать собственное психическое состояние – занятие крайне неблагодарное. Что касается прозвища, то никакая я не Снежная королева, но в мире охраны правопорядка, в котором доминируют агрессивные мачо, ради собственной безопасности мне не остается ничего иного, кроме как играть эту роль. Во всяком случае, до сих пор только благодаря ей мне удавалось уберечься от мужских домогательств и спасти себя от собственных неконтролируемых порывов. Хотя Шон являет собой живой пример несостоятельности подобной стратегии.

«Итак, это уже четвертая жертва», – напоминаю я себе, возвращаясь мыслями к расследованию. Четверо мужчин в возрасте от сорока двух до шестидесяти девяти лет, и все они убиты в течение нескольких последних недель. Если быть совсем уж точной, то на протяжении тридцати дней. Частота совершения убийств совершенно беспрецедентная, и если бы жертвами их стали женщины, то город уже охватила бы паника. Но поскольку убивают лишь мужчин средних лет или вообще пожилых, то Новым Орлеаном овладело какое-то болезненное любопытство. Все жертвы получили огнестрельные ранения в область позвоночника, на теле каждой остались следы человеческих укусов, и всех их добивали контрольным выстрелом в голову. От жертвы к жертве укусы становились все более изуверскими. Но они же, кстати говоря, и дали самые веские улики, способные изобличить будущего подозреваемого, – образцы митохондриальной ДНК из слюны убийцы.

Как раз эти укусы и стали причиной того, что к расследованию привлекли меня. Я судебный одонтолог, эксперт в области человеческих зубов и вреда, который они могут нанести. Я приобрела эти знания после четырех лет нудной учебы в зубоврачебной школе и пяти лет захватывающей практики. Если меня спрашивают, чем я зарабатываю на жизнь, я отвечаю, что я – дантист, что, в общем-то, недалеко от истины. Обычно этого бывает достаточно, чтобы утолить праздное любопытство. Словечко «одонтолог» никому и ни о чем не говорит, но в Америке, уже посмотревшей мыльный сериал «CSI, расследование убийств», прилагательное «судебно-медицинский» вызывает ненужные вопросы, отвечать на которые в продовольственном магазине у меня желания нет. Итак, если большинство моих знакомых знают меня как дантиста, который слишком занят, чтобы принимать новых пациентов, то в некоторых правительственных агентствах, включая ФБР и Комиссию по расследованию военных преступлений при ООН, я считаюсь одним из ведущих судебных одонтологов в мире. Что очень и очень кстати. Известность в разумных пределах еще никому не приносила вреда.

Сегодня вечером оперативной группе требуется моя экспертная оценка следов укусов, а вот Шону Ригану требуется нечто большее. Когда он два года назад обратился ко мне за помощью в расследовании одного убийства, то вскоре узнал, что я обладаю обширными знаниями не только в том, что касается зубов. Помимо всего прочего, я закончила целых два курса медицинского колледжа, заложив, таким образом, необходимую основу для дальнейшего самообразования в области судебно-медицинской экспертизы. Анатомия, гематология, гистология, биохимия – словом, все, что только может потребоваться в ходе расследования. Из отчета о вскрытии я могу извлечь полезной информации в два раза больше любого детектива, да еще и в два раза быстрее. После того как наше сотрудничество с Шоном стало более близким, чем разрешено правилами, он стал неофициально привлекать меня к расследованию запутанных дел. Кстати, «привлекать» в данном случае весьма подходящее выражение: смысл жизни Шона Ригана заключается в том, чтобы ловить убийц, и для этого он не брезгует никакими средствами, пусть даже помощь ему предлагает сам дьявол.

Но Шон не просто одержимый и не слишком щепетильный полицейский. Он еще и мой товарищ по оружию, мой вдохновитель и добрый гений. Он не судит меня. Он принимает меня такой, какая я есть, и дает мне то, в чем я нуждаюсь. Подобно Шону, я прирожденный охотник. Охотница, если соблюдать правила грамматики. Но я охочусь не на животных. Когда-то давно я и в самом деле охотилась на них, но теперь это занятие мне ненавистно. Животные невинны и невиновны, а люди – нет. Так вот, я охотник на людей. Но, в отличие от Шона, у меня нет на это официального разрешения, лицензии. Строго говоря. Судебная одонтология предполагает лишь опосредованное участие в расследовании убийств, и только связь с Шоном позволяет мне находиться в самой гуще кровавых событий. Обеспечив мне доступ – неэтичный и, вероятно, незаконный – к местам преступлений, свидетелям и уликам, он дал мне возможность раскрыть четыре убийства, одно из которых было серийным. Естественно, всякий раз лавры пожинал Шон – плюс сопутствующее повышение, – и я не возражала. Почему? Может быть, потому, что если бы я сказала правду, то все узнали бы о нашем романе, Шона бы уволили, а убийцы вышли бы на свободу. На самом деле все обстоит намного проще. Правда заключается в том, что мне наплевать на похвалы и награды. Я успела почувствовать, как бурлит в крови адреналин и учащается пульс во время охоты на хищников, и пристрастилась к этому столь же крепко, как к спиртному, глотнуть которого мне отчаянно хочется в эту самую минуту.

Вот по этой причине я и позволила нашим отношениям давным-давно миновать ту точку, по достижении которой я обычно начинала манкировать ими. Собственно, это случилось достаточно давно, для того чтобы я успела забыть один из уроков, с таким трудом усвоенных мною: муж не уходит из семьи. Во всяком случае, те мужья, с которыми встречалась я. Вот только на этот раз все вышло немного по-другому. Шон проделал долгий путь, убеждая меня в том, что готов совершить подобный шаг. И я почти поверила ему. Поверила настолько, что позволила себе отчаянно надеяться на это в самую тяжелую ночную пору. Но теперь… ситуация изменилась. Вмешался рок. Или судьба. И если только Шон не сможет по-настоящему удивить меня, нашим отношениям пришел конец.

Без всякого предупреждения на меня накатывает приступ тошноты. Я пытаюсь убедить себя, что это всего лишь похмелье, абстиненция, но в глубине души сознаю, что это неправда. Это паника. Чистой воды ужас, который охватывает меня при мысли о том, что мне придется бросить Шона и снова остаться одной.

Не думай об этом, – говорит мне дрожащий и неуверенный внутренний голос. – Через пару минут тебе предстоит выход на сцену. Думай о деле…

Я сбрасываю скорость, съезжая с федеральной автострады на авеню Святого Карла, и тут подает голос мой мобильный телефон, наигрывая первые такты песни «Проклятое воскресенье» группы «U2». Мне не нужно смотреть на дисплей, чтобы узнать, кто звонит. Это Шон.

– Ты где? – спрашивает он.

Я все еще в пятнадцати кварталах от старинных особняков в викторианском стиле, выстроившихся по обе стороны Притания-стрит, но мне нужно успокоить Шона.

– Я уже совсем рядом с вами.

– Отлично. Сумеешь донести оборудование сама?

Мой чемоданчик со всеми принадлежностями одонтолога весит тридцать один фунт, а сегодня вечером мне понадобится еще и фотоаппарат на штативе. Может, Шон намекает, чтобы я попросила его встретить меня? Это даст ему возможность поговорить со мной наедине, прежде чем мы предстанем перед остальными. Но разговор наедине – это последнее, что мне нужно сегодня.

– Как-нибудь справлюсь, – отвечаю я. – У тебя какой-то странный голос. Что там у вас происходит?

– Все стоят на ушах. И ты знаешь, почему.

Я и в самом деле знаю. За прошедшие годы в районе Нового Орлеана и Батон-Руж трижды случались серийные убийства, причем в ходе расследования всех трех дел были допущены серьезные ошибки.

– У нас здесь детективы из шестого участка, – продолжает Шон, – но сейчас всем распоряжается оперативная группа. Мы будем руководить проведением расследования из штаба, как и все остальные. Капитан Пиацца уже готова сожрать меня живьем.