Белый Тигр - Адига Аравинд - Страница 2

Понимаете, у мусульман один Бог.

У христиан три.

У индусов 36 000 000.

Всего получается 36 000 004 бога. Есть кого целовать.

Сейчас многие — не одни только коммунисты, просто люди с головой на плечах, неважно из какой политической партии, — считают, что многовато их как-то. А некоторые и вовсе полагают, что богов нет никаких. Есть только мы и океан мрака вокруг нас. Я не философ и не поэт, истина мне неведома. Одно знаю: все эти боги не слишком перетруждаются — и все равно год за годом побеждают на небесных выборах и куда как вольготно посиживают на своих золотых тронах. Не хочу этим сказать, что совсем их не уважаю, господин Премьер, не подумайте плохого!  Просто я живу в стране, где предпринимателю приходится совмещать несовместимое: твердость и гибкость, веру и насмешку, коварство и искренность. 

Так что я закрываю глаза, благочестиво складываю щепотками пальцы и молю богов добавить чуть света к моей мрачной истории.

Потерпите, господин Цзябао. Быстро не получится. 

А сколько времени понадобилось бы вам, чтобы поцеловать 36 000 004 задницы?

Готово.

Мои глаза снова открыты.

23.52 — пора бы уж и начать.

Хочу только предупредить еще вот о чем — как Минздрав предупреждает курильщиков на каждой пачке сигарет.

Однажды — я был на своем рабочем месте, за рулем «Хонды Сити» моего хозяина мистера Ашока и его жены Пинки-мадам, — хозяин положил мне руку на плечо и сказал:

— Сверни на обочину и остановись.  Он наклонился ко мне поближе — от него пахло лосьоном после бритья, сегодня аромат был нежный, фруктовый — и произнес, как всегда, вежливо:

— Балрам, я спрошу тебя кое о чем, ладно?

— Да, сэр.

Пинки-мадам сидела вместе с ним на заднем сиденье и смотрела на меня — под ее взглядом мне стало не по себе.

— Балрам, — молвил мистер Ашок, — сколько планет на небе?

Я ответил, как мог.

— Балрам, кто был первый премьер-министр Индии?

И еще:

— Балрам, чем отличается индус от мусульманина?

И еще:

— Как называется континент, на котором расположена Индия?

Потом мистер Ашок откинулся назад и спросил у Пинки-мадам:

— Ты слышала, что он ответил?

Он это серьезно?

Сердце у меня забилось быстрее. Так всегда бывало, стоило ей открыть рот.

— Разумеется. Он на самом деле считает, что ответил правильно.

При этих словах она хихикнула, но его лицо в зеркале заднего вида оставалось серьезным. 

— Штука в том, что... сколько он там ходил в школу? Два-три года? Значит, какие-то знания у него есть.  А вот понимает он мало что. Читать и писать умеет, но не усваивает прочитанное. Этакий полуфабрикат. В этой стране полно людей вроде него, точно тебе говорю. В его руках (он ткнул пальцем в меня) и в руках ему подобных наша парламентская демократия. В этом трагедия Индии.

Он вздохнул.

— Хорошо, Балрам, едем дальше. 

В ту ночь, лежа у себя в кровати под сеткой-накомарником, я размышлял над его словами. Он был прав, сэр, — хоть мне и не понравились его слова на мой счет, но он был прав.

«Автобиография человека-полуфабриката» — вот как мне следовало бы назвать историю своей жизни. 

Ведь мы все полуфабрикаты — я и многие тысячи моих соотечественников, кому не суждено было закончить школьный курс. Вскройте нам череп, посветите внутрь фонариком — и увидите горы всякой рухляди: разрозненные фразы из учебников истории и математики (уверяю вас, никто так хорошо не помнит учебный материал, как мальчишка, которому не позволили учиться дальше); белиберду про политику, которую читаешь в газетах, пока ждешь в кабинете клиента; треугольники и пирамиды на оберточной бумаге из чайных — когда-то эти листочки были книжками по геометрии; ошметки теленовостей; сплетни; обрывки сообщений Всеиндийского радио; разговоры в общем душе, — короче, все, что вспоминается перед самым сном, что молнией проносится в памяти словно ящерица, вдруг упавшая с потолка на пол. Вся эта дребедень, полусырая, не до конца переваренная полуправда, которая мешается и переплетается с другой невыпеченной полуправдой, и составляет твой образ мыслей, и определяет твой образ жизни. 

Из рассказа о моем пути наверх станет ясно, как получается человек-полуфабрикат. 

Но, внимание, господин Премьер! Полностью сформировавшиеся личности — те, что проучились двенадцать лет в школе и три года в университете и носят элегантные костюмы, — поступают на работу в компании и всю жизнь выполняют приказы начальства.

А предприниматели появляются на свет из бесформенной, необожженной глины.

Лучше всего основные сведения обо мне — место рождения, рост, вес, выявленные сексуальные отклонения — представил плакат. Полицейский плакат. 

Сознаюсь. Не такой уж я малоизвестный бангалорский предприниматель, каким отрекомендовался. Года три назад — как раз когда я попал в ряды национальной элиты, подавшись в бизнесмены, — плакат с моим портретом украшал собой каждое почтовое отделение, каждую железнодорожную станцию, каждый полицейский участок в этой стране. Очень многие полюбовались тогда моей физиономией и узнали имя. Бумажной копии у меня нет, зато я отсканировал картинку и данные на свой ноутбук, замечательный серебристый «Макинтош», который я заказал онлайн в Сингапуре и который взаправду работает как мечта, — и если вы обождете секундочку, я открою файл и зачитаю вам... 

Но сперва два слова о самом плакате. Он попался мне на глаза на вокзале в Хайдарабаде по дороге из Дели в Бангалор — я тогда путешествовал с одним лишь красным портфелем, только очень тяжелым.  Целый год плакат хранился у меня в кабинете в ящике вот этого самого письменного стола, господин Цзябао.  И в один прекрасный день уборщик перекладывал вещи и чуть было на него не наткнулся. Я не сентиментален, господин Премьер. Сентиментальность — не для предпринимателей. Я уничтожил плакат с легким сердцем — правда, сохранил цифровую копию.  Пригласил человека, и тот быстренько научил меня обращаться со сканером — часа этак за два. Мы, индийцы, доки во всем, что касается технологий. А я человек действия, сэр. И вот на экране передо мной текст:

Ну теперь-то, сэр, эти приметы не во всем соответствуют моей внешности. Правда, лицо у меня и сейчас смуглое — и я подумываю об отбеливающих кремах, которые в наши дни любого индийца могут преобразить в «западника», — ну а в остальном мой словесный портрет устарел. Жизнь в Бангалоре полна удовольствий, господин Цзябао, — обильная пища, пиво, ночные клубы, какое уж там «щуплое телосложение»!  «Толстяк с большим животом» — этак будет точнее.

Однако начнем, господин Цзябао, ночь коротка.

Перво-наперво объясню, почему у меня двойное имя.

Понимаете, когда я пришел в школу в первый раз, учитель выстроил всех мальчиков в шеренгу и велел по одному подходить к его столу, а сам записывал нас в журнал. Я ему сказал свое имя, он глаза вытаращил. 

— Мунна? Такого имени нет! Правильно. Это слово означает «мальчик».

— Но меня только так и зовут, сэр, — говорю. Я не врал. У меня не было имени.

— Как тебя называет мама?

— Она очень болеет, сэр. Лежит в постели да кровью плюет. Не до меня ей.

— А отец?

— Он рикша, сэр. Не до меня ему.

— Бабушка у тебя есть? Тетки? Дядья?

— У них своих дел хватает.

Учитель отвернулся от меня, сплюнул — красная от паана[4] слюна разбрызгалась по полу класса — и облизал губы.