Тихое прозябание - Йенсен Йоханнес Вильгельм - Страница 2

Нильс сбросил с ног деревянные башмаки, поднялся и начал ходить взад-вперед по каморе. Слова сами собой ложились на мотив и сплетались в песню. Он словно плыл в каком-то забытьи; в голове у него рождались слова, которые сами собой ложились на музыку. Когда песня была готова, он искренне удивился, и сокровенные богатства его души подарили ему ощущение тепла и всепрощения. Он снова пропел сложенные им куплеты самому себе и нашел их превосходными. Вся боль, которую он вложил в них, вернулась обратно; но теперь уже ей сопутствовало чувство сладостного удовлетворения.

Но вот Нильс, очень разгоряченный и взволнованный, как бы очнулся и вновь пришел в мрачное расположение духа. Умирая от жажды, он надел деревянные башмаки и вышел во двор.

Вытащив из колодца ведро с водой и утолив жажду, Нильс на несколько минут обрел душевное равновесие. Но когда перед его внутренним взором снова предстал Пауль из Кьерсгора, ненависть седыми валами стала накатываться в его душе, а на верхушке каждого покрытого пеной гребня выступила сатанинская злоба. Нильс прокрался в камору, и тут его снова охватило отчаяние. Не вдруг вернулся он назад к тому странному состоянию, когда сознание словно засыпало в нем. И результатом этого явилось еще одно стихотворение. Нильс перечитал оба и сурово вздохнул. Немного погодя на сердце у него опять защемило. И так повторялось все снова и снова.

Антон упрямо продолжал потеть в своей постели. С громким сопением он всасывал воздух. Из конюшни доносилось ржание лошадей. Наверху, на холме, время от времени слышалось, как корова дергала цепь, привязанную к шесту. Во всей усадьбе и за ее пределами царила ночная тишина.

Когда за окнами стало светать, сидевший за столом Нильс-Кристиан поднял глаза и приятно удивился самому себе. Перед ним стоял пузырек с чернилами, и он писал при свете фонаря. Да, он писал. Чернила были светло-синие, и Нильс сочинил одиннадцать куплетов. Теперь он прочитал всю песню целиком, а закончив чтение, повернул голову и улыбнулся самому себе, глуповато и радостно. Пряча песню в шкатулку, он обнаружил осколок зеркала, вытащил этот осколок и глянул в него. И с таким чувством, будто с ним произошло нечто важное, он наконец улегся спать.

В дальнейшем Нильс-Кристиан почти все время сидел дома. После того, как Кирстине вышла замуж за Пауля из Кьерсгора, все очень скоро перестали насмехаться над Нильсом. Никому даже в голову не приходило подшучивать над унылым видом, который он напускал на себя. Напротив, его глубоко уважали. Ведь песня Нильса получила широкую известность. Сначала Нильс спел ее близким друзьям, а от них она пошла дальше. Переписчики распространили ее, и теперь почти все могли петь эти куплеты.

Когда юноши и девушки собирались вместе, они всегда пели эту новую печальную песню. Девушки, тронутые рассказом о томительной и горестной судьбе Нильса, сидели, потупив голову.

Вид у Нильса-Кристиана был вообще-то довольно заурядный. Казалось, люди только тогда по-настоящему ощущали его присутствие, когда его не было рядом, и наоборот. Когда люди распевали песню Нильса, они представляли себе, что у него тихое, спокойное лицо и бездонная глубина во взгляде.

Вполне возможно, что Нильс догадывался, как люди воспринимают его. Во всяком случае, он стал тихим человеком с каким-то кротким и вместе с тем тяжелым взглядом. Сказав «а», Нильс сказал также и «б» и продолжал нести в себе тайное горе из года в год. Но наряду с этим возле рта у него появились складки, свидетельствующие о том, что мир во многом перед ним в долгу. На людях Нильс-Кристиан всегда держался в сторонке, стоял, безвольно свесив руки. Лицо его при этом было исполнено той сердечной доброты, которая говорит о том, что в душе у этого человека сокрыты и мудрость, и тоска по иной жизни, и еще многое другое. «Я бы мог дать людям намного больше, – говорили его глаза, – если бы мне было дозволено прожить жизнь с более высоким предназначением...»

Когда к Нильсу обращались с просьбой разрешить переписать его песню, он искренне досадовал, что у него ее нет. Но все же через некоторое время отыскивал экземпляр, написанный синими чернилами, и давал его желающему.

Время шло, другие парни женились, но Нильс не предавал свою песню. Он смачивал волосы водой и расчесывал их на ветхозаветный манер. С годами Нильс растолстел. На лице его все более явственно проступала печать купленного дорогой ценой мира и покоя. Он родился в тесном углу, ну и что с того! Он научился благословенному искусству терпения и самоотречения. Он сам сказал, что очутился на задворках жизни.

Нильс-Кристиан теперь миссионер духа.

Однако именно поэтому так трудно решить, что было настоящим, а что поддельным в его прозябании.