Его сильные руки - Аллен Дэнис - Страница 37

При мысли, что Ренар тайно следит за ней, Энни, словно удар молнии, пронзила дрожь.

– Но как? Каким образом?

– Это не важно. Давайте вернемся к тому вопросу, который я вам задал. Почему вы рисковали из-за мужчины, которого совсем не знаете?

– Я знаю вас. По крайней мере мне известна суть вашей натуры. Когда в первый раз… я встретилась с вами на борту «Бельведера», вы произвели на меня впечатление…

– Поцелуем? – спросил он, видя, что она смутилась.

– Нет, тем, что вы делали, месье! – Энни вспыхнула. – Вы не даете мне возможности сказать, насколько я восхищена вашими действиями. – Она пожала плечами, силясь найти правильное слово. – Это так благородно.

– Я вовсе не считаю это благородством, – с тихим вздохом ответил он. – Просто это необходимо. И я делаю все, что могу. Пройдет время, и еще многие присоединятся к тому движению, которое называется Подземная дорога. Вскоре я стану всего лишь одним из многих.

– А вас устроит, месье, быть одним из многих?

– Почту за честь. Я делаю это не для того, чтобы обо мне писали в газетах.

Энни не могла избавиться от непривычного смущения и затруднений в подборе слов, что казалось странным после тех событий, которые они пережили вместе прошлой ночью.

– С вашей стороны очень похвально, месье, что вы не гонитесь за известностью.

– Вы имеете в виду дурную славу, не так ли?

– Многие считают вас героем, – возразила она и добавила тихо: – И я тоже.

– Потому что я ношу черный костюм и полумаску? – В его голосе прозвучал плохо скрытый сарказм:

Энни обиделась:

– Разумеется, нет! Я же сказала, что восхищаюсь и приветствую то, что вы делаете. Даже если бы ваши пальцы унизывали драгоценности, а поведение отличалось героизмом, мое отношение к вам не изменилось бы. – Энни удивилась тому, что привела вдруг такой странный пример. Она невольно описала Делакруа! Но ведь он не был героем. Он был мерзавцем.

Впрочем, в глубине души она противилась такому определению Делакруа. Ведь он спас ее от опасности, разве не так? Разве он тоже не герой? И потом, почему его образ всегда вторгается в ее мысли, даже когда она наедине с Ренаром?

У нее заболела голова. Она потерла висок, чувствуя, что теряется, не может совладать с собой. В ее голосе зазвучал оттенок нетерпения.

– Вы рассердились на меня за сегодняшнюю ночь, месье, поэтому не хотите меня слышать и верить мне. Почему так трудно согласиться с тем, что я искренне восхищаюсь тем, что вы делаете? Даю вам слово, я вовсе не одурманена вашим романтическим обликом. – На самом деле Энни покривила душой, но это вовсе не умаляло истинности ее слов.

Широкие плечи Ренара шевельнулись в темноте. Она услышала шорох ткани по деревянной стене. Светлячок, казалось, тоже не мог оторваться от него ни на минуту; он кружился вокруг его головы, высвечивая то одну, то другую черту его спрятанного под маской лица.

– Я знаю, что вы презираете рабство, мадемуазель, – неохотно согласился с ней он. – Я понимаю, что вы сами хотели бы сделать для освобождения рабов больше, но вы ограничены рамками своего пола. Вам хотелось бы быть мужчиной, да? Тогда вы быстро преобразили бы мир.

Энни задумалась на мгновение над такой интересной идеей, но у нее никогда не возникало сомнений в том, что она предпочитает быть женщиной. И ее влечение к Ренару было тому лучшим доказательством.

– Нет, я не хочу быть мужчиной. Мне нравится быть женщиной. – Она произнесла это с особым значением, надеясь, что от него не ускользнет смысл, который она вложила в свои слова. – Но мне может понравиться такой мужчина, каким я сама хотела бы стать, если бы не родилась женщиной. Разве это не логично, месье?

Он не ответил. Его молчание взволновало ее. Ей хотелось заполнить пустоту словами. И по возможности правдивыми. Она призвала на помощь всю свою смелость:

– Вы мне очень нравитесь, месье Ренар. Возможно, я даже немного… влюблена в вас. Я хочу знать… какие чувства вы испытываете ко мне? Почему вы пришли ко мне в спальню?

– Мне не следовало этого делать, – резко отозвался он, лишив Энни надежды услышать такое же признание. – Я лишь усилил вашу безрассудную страсть к фантазии, к плодам вашего воображения.

– Вы ошибаетесь, – упрямо возразила Энни. – Не знаю почему, но мне кажется, что я знаю вас целую вечность. Между нами существует какая-то… близость, которую я не могу объяснить. Кажется, что я постоянно сталкиваюсь с вами, и я не имею в виду наши встречи на «Бельведере» и в моей спальне…

– Это невозможно, – быстро перебил он ее.

– Да, я понимаю, – вздохнула Энни. – И тем более странно, что я чувствую себя рядом с вами как дома. А когда вы поцеловали меня…

В этот момент светлячок, как по заказу, скользнул возле губ Ренара. Они были прекрасно очерчены и очень чувственны.

– И что же? – осторожно подтолкнул ее он. Его губы оставались слегка приоткрытыми. Энни представила, как они прикасаются к ее губам, ласково скользят по шее, задерживаются в ямочке за ухом.

Нет, это снова Делакруа! Она тряхнула головой, чтобы отогнать его навязчивый образ, но добилась лишь того, что у нее сильнее заболела голова.

– Когда вы поцеловали меня, это было так естественно, так правильно. Так восхитительно.

– Восхитительно?

– Да, как если бы вы…

– Как если бы я был единственным мужчиной, созданным для вас.

– Да, – призналась она.

– Если так, cherie, то из этого я должен заключить, что вы никогда не испытывали подобных ощущений с другим мужчиной, не так ли?

И снова возник Делакруа. Его темные глаза, густые ресницы, озорная улыбка. Она вспомнила, как он поцеловал ее в проулке. Она ощутила тогда то же, что и в объятиях Рена-ра. Это было так же естественно. Так же правильно. Так же восхитительно. Она должна сказать Ренару правду.

– Скажите правду, мадемуазель. – Он словно прочитал ее мысли.

– Есть один человек, который вызывает во мне подобные ощущения.

– Но ведь вы его не любите?

– Нет, не люблю, – отозвалась она, вложив в свои слова слишком сильное чувство. Поймав себя на этом, она добавила уже более равнодушно: – Я не могу любить его. Мне неприемлем образ его жизни. Он рабовладелец.

– И это единственный его недостаток?

– Разве этого мало?

– Нет, почему же. Вполне достаточно, – ответил он после паузы. – А что, если бы он не был рабовладельцем?

– У него есть и другие недостатки, – раздраженно заявила она. В висках у нее стучала кровь, как барабаны на площади Конго. – Но почему вы расспрашиваете меня о нем? Он ничего для меня не значит. Абсолютно ничего.

– Я спрашиваю, потому что он и я – одно и то же…

– Одно и то же?

– …в том смысле, что мы оба вызываем у вас одинаковые эмоции. Как же вы можете любить меня и не любить его?

Энни не знала, что ответить, поэтому стала жаловаться на головную боль. На самом деле боль начинала сильно досаждать ей.

– У меня голова раскалывается.

– Mon Dieu! – встревожился Ренар. – Какой я глупец! Разглагольствую, пока вы страдаете. Минуточку. – Он подошел к буфету и стал перебирать бутылки и тарелки. – Сначала я принесу вам поесть. Вы, вероятно, голодны. А затем выпьете чашку чаю со специальным лекарством против головной боли, которое приготовил Арман.

– Арман? – Энни сразу же вспомнила двух мужчин с Кэмп-стрит. Арманом звали высокого, которого она уже видела раньше на кладбище, когда столкнулась с Делакруа. В ее мозгу мелькали разрозненные мысли, которые она тщетно пыталась связать воедино. Ее мучило отсутствие связующего звена. – Я знаю Армана.

Ренар тут же настороженно замер и взглянул на нее через плечо. Теперь его лицо было полностью на свету, но Энни стала видеть хуже; все перед глазами плыло как в тумане. Подчеркнутое равнодушие, с которым он задал следующий вопрос, не вязалось с его обычной манерой говорить.

– Вы знаете Армана? Я полагаю, это один из друзей-банкиров мадам Гриммс?

– Нет, такого я не знаю. Я говорю о мулате.