Такая милая пара - Йеллин Линда - Страница 5

И вот, жарким вечером 1964-го, разглядывая на почте портреты разыскиваемых преступников, я так и не могла понять – какую же гнусность отчебучил мой папаша. Позже, когда я стала задавать вопросы, мне отвечали, что я слишком мала, чтобы понять это. А когда я подросла и вновь вернулась к своим расспросам, мне посоветовали не ворошить прошлое.

Но тогда, в тот жаркий вечер, я была просто потрясена тем, что мой папа – обладатель целых девяти имен. И все они были вымышленными. Однако из всей этой картинной галереи, представшей моему взору, он, безусловно, был самый симпатичный. Все же остальные выглядели отъявленными громилами.

Пока я занималась изучением помещенного под фотографией словесного портрета, мама отправляла письмо своей лучшей подруге Бэрилл. Той самой, которая отправилась в Нью-Йорк, чтобы сделать карьеру. В те времена таких, как она, было наперечет. Мама и Бэрилл дружили со средней школы, с тех самых пор, как они, увлеченные патриотическим порывом, вечера напролет просиживали над вязанием варежек для замерзающих в Европе наших солдатиков. И до сих пор они еженедельно отправляли друг другу послания. Я знала, что Бэрилл теперь порадуется за маму, которой, наконец, на ее взгляд, удалось избавиться от мужа. А мама ответит, что рада, что Бэрилл не надо заботиться о троих детях. И еще я знала, что мама будет писать о моих скрытых уголовных наклонностях, основываясь на теории наследственности.

...Мама подошла ко мне и сказала, что мы уже можем уходить. И вот тут-то ее как током ударило. Наверно, ей очень не понравилось, что фотография ее бывшего мужа красуется в одной компании со всякими налетчиками и насильниками. Я тихонько взяла ее за руку и вывела на улицу. Там она долго молча стояла, качая головой.

А через четыре месяца она выскочила замуж за Поля. Он усыновил моего брата, удочерил нас с сестрой, и мы поселились на другом конце огромного города, где нас никто не знал. Так я стала женщиной с бурным и сомнительным прошлым...

У Поля был сын. Эдди жил отдельно, но постоянно наведывался к нам по выходным и опустошал холодильник. Поль постоянно допекал его расспросами о своей бывшей половине – о ее здоровье, делах, свиданиях. О том, когда она снова собирается замуж. Похоже, ему надоело ее содержать, и он не мог дождаться, когда избавится от нее окончательно. Ведь только когда она снова выскочит за кого-нибудь, она перестанет качать из него денежки. Моя мама в этом плане была исключением. Ведь ее муж растворился в бескрайних далях.

Я же сразу и бесповоротно влюбилась в Эдди. Это был зеленоглазый неуклюжий подросток, в том году заканчивавший школу. И хоть он совсем не следил за собой, меня это совсем не волновало. Ведь он был единственным семнадцатилетним парнем, который обращал на меня хоть какое-то внимание. И я, часто лежа в постели, размышляла о том, как было бы отлично выйти за него замуж. И преследуется ли кровосмешение в случае удочерения? Меня также очень волновал текст, который нужно будет написать в свадебных приглашениях, и что мы будем делать, когда у нас родится маленький.

Моя младшая сестра Мадлен с самых пеленок жаждала стать ведущей телевизионных шоу. Брат Билли был моложе на семь лет. Его целью в жизни было научиться классно играть на бильярде.

Новый школьный воспитатель, ознакомившись с моим личным делом и газетными вырезками, пригласил маму в класс и порекомендовал показать меня психиатру. Он полагал, что бегство отца могло сильно задеть мою психику. Но мама заявила ему, что у меня все о'кей, прекрасный цвет лица, и вообще обойдемся мы и без консультации психиатров. Вообще в нашей семейке существовало негласное правило – никогда не вспоминать о нашей прошлой, отнюдь не такой благопристойной, жизни. Любое упоминание о моем беглом отце было равносильно рассказам о зверствах нацистов, о Вьетконге, о республиканцах, так балдевших от Никсона, и других не очень приличных вещах. От него изредка приходили весточки. Все письма были уже кем-то прочитаны и вновь положены в конверты и заклеены.

До меня все еще не доходило – зачем государству потребовался мой отец, и это страшно интриговало. Оно-то, государство, уж наверняка-то знало, где он обретается. Конечно, их просто интересовали те экзотические марки, которыми он обклеивал конверты. В конце каждого письма обязательно наличествовала приписка: «Папочка любит вас. Папочка скучает без вас. Я уехал не потому, что хотел вас бросить». Но я и так знала это. Но знала так же и то, что наше существование было не столь веской причиной, чтобы удержать его. Ведь он особенно никогда и не проявлял своих нежных чувств по отношению ко мне. Просто ему нравилось, что у него есть такое чудесное продолжение рода, как дочь. И мне казалось, что, несмотря на разлуку, он сохранил меня в своей памяти. Видимо, ему гораздо приятнее было думать, что у него есть дочь, чем видеть ее.

А тем временем мама прилагала титанические усилия, чтобы сплотить всех нас в одну большую счастливую семью. Она добивалась этого в основном стряпней изысканных блюд и тем, что заставляла вкушать все это великолепие нас всех вместе за одним столом. К нашему счастью, она в действительности обладала незаурядным кулинарным талантом.

Когда Майкл стал настаивать на знакомстве с моими родственниками и решил ввести меня в круг своих домочадцев, у меня засосало под ложечкой. Я не могла определить причину этого – то ли от счастья, то ли от страха. Как прекрасно, что этот замечательный парень встретился на моем жизненном пути. Хочет взять меня в жены, заботиться обо мне, купить мне дом и делать со мной детей! Он был именно таким, о каком я мечтала с детства. Вот только появился он несколько раньше, чем следовало бы. Я была поражена, что он остановил свой выбор именно на мне. На моем месте любая другая девушка, не задумываясь, приняла бы его предложение. Он был такой сильный, уверенный в себе и решительный. Я завидовала его выдержке. И испытывала чувство вины, потому что сомневалась по поводу свадьбы, в то время как для него все вопросы, связанные с нашим будущим, уже были окончательно решены. Однажды я спросила его:

– Майкл, отчего ты так уверен во всем? Ведь все меняемся... Вот мой отец, он ударился в бега после двадцати лет совместной жизни.

– Я никогда не брошу тебя, Фрэнни. – Слышать это было безумно приятно.

– Неужели?

– Никогда.

– Я тоже никогда не брошу тебя, – ответила я и крепко прижалась к нему. С Майклом я чувствовала себя в полной безопасности. И это было странно, так как до встречи с ним я не осознавала своей полной беззащитности.

План Майкла, вернее, общий наш план был таков: он заканчивает университет, мы с Пайпер проводим лето в Европе. Потом, через год и я заканчиваю учиться. За это время Майкл находит работу и квартиру в Чикаго. Мы поженимся, как только я получу диплом.

– Все рассчитано превосходно, не так ли? – спросил меня как-то Майкл.

– Да, – с некоторым сомнением ответила я. – По-моему даже слишком.

...И вот мы катим в Чикаго в голубом «Фольксвагене» Майкла. Я сама не своя, а он просто светится от удовольствия. Ведь все идет по плану! Я предложила для начала посетить моих родных. А вот Пайпер советовала мне сначала отправиться в Спрингфилд и познакомиться с его родителями.

– Будь осторожна, ведь ты не знаешь, какую родню приобретаешь, выходя замуж за Майкла...

Но я очень хотела сначала познакомить его с моими домочадцами. По непонятным мне самой причинам я долго не писала маме о существовании Майкла. Наверное, я догадывалась, что если она будет посвящена в мои планы, ситуация выйдет из-под контроля и помолвка станет делом решенным.

Между прочим, я все же была у нее старшей дочерью.

– Свадьба! – воскликнула она. Я нарочно позвонила домой вечером, зная, что в это время дня она наиболее спокойна. Ужин съеден, посуда вымыта, и она еще не начала хлопотать о хлебе насущном на день грядущий.

– Мы не спешим, мама. Сначала я должна закончить учебу.