Такая милая пара - Йеллин Линда - Страница 17

– Но к началу следующей недели я должен подготовить подробный анализ положения дел на рынке...

– Может быть, поэтому ты и свалился. – Я положила две таблетки ему на ладонь. Он проглотил их, поморщился и запил водой.

– Почему поэтому свалился? – спросил он, откидываясь на подушку.

Я присела на край кровати.

– Знаешь, когда в свое время в школе должна была быть контрольная, а я не была к ней готова, то обычно заболевала. Обычно у меня начинал болеть живот. И я так втянулась, что как только объявляли контрольную, меня сразу начинало тошнить, и подступала рвота. Врачи говорили, что это – самовнушение.

– Какая ерунда! – возмущенно воскликнул Майкл, – а как же вирусы?

– Думаю, что ты выкарабкаешься, – я погладила его по щеке и протянула ему его любимую игрушку, – вот газета. Или хочешь мою книжку?

– Но ведь у тебя какая-нибудь ерунда?

– Я не просила оскорблять мой читательский вкус. Я просто предложила тебе книгу.

– Сделай мне, пожалуйста, кекс, – жалобно попросил Майкл. – Так люблю, есть кекс, когда болею...

– Конечно, сейчас, – и я поспешила на кухню. – Уверена, что в армии ты никогда не болел.

До конца дня он спал, ел, читал газету. Я же погрузилась в свое чтение. И, конечно, мы смотрели телевизор, который уже давно стал полноправным членом нашей маленькой семьи.

На следующий день Майкл остался дома. Когда я вернулась с работы с головой, забитой рекламой новых батареек, я увидела его восседающим в кровати, вылизывающим тарелку после орехового мороженого. Я бросила на кровать кипу свежих газет, наклонилась и губами приникла к мужнину лбу.

– Температура спала, как ты себя чувствуешь?

– Мне понравилось увиливать от работы. Может, бросить ее к черту? – ответил Майкл, – да, я тут почитал этот твой дурацкий романчик.

– Ты?!

– А знаешь, он не так уж и плох. Особенно эта шаловливая сиделка Лоррейн...

– Ты решил уйти с работы?

– Но ведь я занимаюсь там такой ерундой!

– А тебе там хорошо платят.

– Хорошо-то хорошо... Да вот работа дурацкая. Кому может понадобиться информация о росте спроса на новый одеколон, исчисленного в процентах?

Я заняла место в ногах на его ложе.

– Ладно. Давай вернемся к делам сегодняшним... и начнем с писем. Вот, папаша Джерри разродился – письмецо с фотографией его молоденькой женушки. – После того предсвадебного письма, где он рассыпался в поздравлениях и сожалел, что обстоятельства не позволяют ему присутствовать на торжестве, от него время от времени приходили известия. В частности, я знала, что у него начался бурный роман, впоследствии переросший в более серьезное чувство. Я всегда отвечала на эти послания. Не из желания, скорее из вежливости или чувства долга.

Я сунула злополучную фотографию под нос Майклу.

– Да она мне в сестры годится!

– Ничего себе... симпатичная! – ответил он, изучая снимок.

– Ее зовут Синди, – отнимая у него карточку, сообщила я. Мне казалось, что тамошние женщины слишком манерны, чтобы зваться так просто – Синди!

– Еще три месяца, – сказал Майкл, думая о своем. – Я терплю три месяца, и если работа так и не придется мне по душе – отваливаю.

– Ну и чем ты собираешься заниматься? – я уставилась на него. Кто знает, а вдруг он это всерьез?

– Да чем угодно. В Чикаго я задыхаюсь, так много здесь народу... Да и жизнь слишком дорогая. Я бы подался на Запад. Вот где хорошо, – мечтательно произнес он.

В волнении я засунула несчастное письмо в попавшийся под руки номер журнала.

– Ну, надо же! А как же мои друзья, родители, наконец? Я не хочу уезжать отсюда.

– Фрэнни, но ты – моя жена. И это значит значительно больше, чем то, что ты чья-то дочь.

Со злостью я уставилась ему прямо в глаза. Ведь мы говорили не о ком-то и не о чем-то, а о моих папе и маме!

Майкл с несчастным видом оторвался от подушек, присел и закутался в простынь.

– Ну почему ты настаиваешь, чтоб я жил там, где мне совсем не нравится? И все только потому, что не можешь расстаться со своими предками.

– Ага! Теперь ты, оказывается, терпеть не можешь Чикаго!

– А я никогда не говорил, что люблю этот город, – его лицо покраснело, но отнюдь не от резкого повышения температуры, – я здесь потому только, что ты хотела...

– А я и сейчас хочу! Слушай, тебе не нравится Чикаго, тебе не нравится работа! А хоть что-нибудь тебе нравится, а?

Майкл устало обхватил колени.

– Ты, Фрэнни. Я люблю тебя. А вот ты, ты любишь меня? Что-то я в этом не очень уверен, – задумчиво произнес он.

– Что ты несешь?! – сердце было готово выпрыгнуть от возмущения из моей груди. Но в то же время я была здорово смущена. – Да ты сегодня на себя не похож. От жара крыша поехала! Что с тобой происходит?

Я никак не могла взять в толк, как так спокойно начавшаяся беседа супругов может перерасти в отвратительную ссору.

Но Майкл закрыл глаза и сделал вид, что отключился.

Через пару дней я вернулась с работы с ангиной. Майкл тут же загнал меня в постель, напоил горячим чаем и даже почитал вслух дрянной романчик.

Похоже, мой отважный морячок снова вошел в норму.

Годовщина нашей свадьбы запомнилась мне двумя событиями – уходом Луи со службы, а Никсона – из Белого Дома. У Президента все началось с Уотергейта, у моего приятеля – с клоуна.

Однажды Кении Руни, отвечающий в конторе за детские товары, сломал игрушку – клоуна. Чтобы не выкидывать казенное имущество, он пристроил его на своем столе. А всего через три недели ему предложили более высокооплачиваемую работу в Огайо. Собрав все свое имущество – многочисленные ручки, блокноты, календарики, он торжественно вручил клоуна Луи, выразив надежду, что талисман и ему принесет счастье.

А вскоре, как раз в день, когда Никсон произносил свою знаменитую речь, Луи получил приглашение работать в страховой компании. Не теряя времени даром, он тут же рассчитался, заметив, что работа – не ахти какая, но все-таки – ступенька вверх. А клоун, приносящий удачу, перешел по наследству к Двейну. Через месяц все в точности повторилось – Двейну тоже предложили место в страховой компании. И обладательницей талисмана стала я. А в ноябре меня уволили.

– Думаю, на этот раз клоун решил пошутить, – мрачно жаловалась я Луи в тот злополучный вечер.

Клоун закончил свой путь в конторе в мусорном ведре.

– Представляешь эту жуткую суету при подведении итогов года? К тому же выяснилось, что в семьдесят пятом предстоит сокращение. Они тщательно оценили работу всех сотрудников в отделе и пришли к выводу, что я – единственная, кто не отдается всецело службе! Господи, ну неужели не ясно, что, несмотря на то, что мне не нравится моя работа, я выполняю ее добросовестно!

– По крайней мере, у тебя есть муж, – сочувственно вставил слово в поток моих жалоб Луи.

Целую неделю после этого я сидела на телефоне и изливала душу всем, кого только могла поймать... Однажды вечером отправилась к Майклу на работу. И вот стою я в просторном холле, поджидая мужа. Разглядываю бронзовую дощечку с названием его фирмы «Кросвей энд Джордан». Разглядываю начищенную вывеску и думаю – чем черт не шутит, вдруг какой-нибудь гусь заметит меня. Скромную, безумно талантливую и работоспособную. И сразу скажет: «Девушка, подпишите контракт». Правда, меня смущала возможность наткнуться на одного из тех, кто мне раньше отказал. Вот уж кто при встрече со мной от удовольствия расцвел бы в улыбке – «смотрите-ка, вот та, что в углу. Ее не хватило даже на то, чтобы составлять рекламные объявления для каталогов». И охранники с позором выставят меня на улицу.

Я прождала Майкла целых полчаса, переминаясь с одной ноги на другую. И вдруг появился он, окруженный веселящейся компанией. Мужчины и женщины, все молодые и красивые, оживленно болтали и пересмеивались, и было, похоже, что это не толпа клерков, а группа членов молодежного элитарного клуба. Прежде я и не догадывалась, что работающие намного веселее безработных. Майкл, неотразимый в своей синей шерстяной куртке, обтягивающей широченные плечи, прощается со всеми и идет ко мне.