Вернуться и вернуть - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 3

— Не забудет, — кивнула Юджа. — Ты здорово его отходил. Слишком жестоко.

— Нет, милая, я был излишне мягок. Следовало бы его убить.

— За что же?

— Вместо того чтобы прийти на помощь, парень решил украсть мои личные вещи. Неважно, с какой целью, кстати: пусть он хотел подарить их тебе, само намерение кражи снисхождения не заслуживает.

— А по-моему, ты просто обиделся! — торжествующе заключила йисини.

— Обиделся?

— Ну, конечно! Не хочешь себе в этом признаться? Думал ведь: «Я столько сделал для него, а он...» Думал?

Кусаю губу. Думал, разумеется. Правда, не очень долго. Точнее, не застревал на этой мысли. Всеми силами постарался убежать именно от такой трактовки своего поведения. Объяснить Юдже? Нет, не стоит: она всё равно останется уверена в собственных выводах. Это ведь так естественно и приятно — считать, что мир живёт по тем правилам, которые придумал ты сам.

— И что? Я не прав?

— Этого утверждать не буду. В общем-то, я хотела говорить не об этом.

— А о чём? — это не любопытство, а его сестричка. Любознательность. Желание быть осведомлённым. Значит, иду на поправку.

— Я волновалась.

— Неужели? И какая же неприятность вызвала волнение прекрасной воительницы? — не могу удержать язвительную ухмылку.

— Вот таким ты мне нравишься больше! — расцветает довольной улыбкой лицо йисини.

— Ещё больше? Значит ли это, что у меня есть шанс?

— Шанс?

— Заполучить гордую красавицу в свои объятия?

Мгновение она смотрит на меня, пытаясь понять, есть ли в произнесённых словах что-то, кроме шутки, потом заливисто хохочет:

— И ты ещё спрашиваешь позволения? Вот глупый...

— Почему же, глупый? Всего лишь вежливый, — обиженно отворачиваюсь, но ладони женщины уверенно возвращают моё лицо в прежнее положение.

— Во всяком случае, ты — первый, кто сразил меня наповал, даже не обнажив оружие! Никогда не думала, что достаточно слов и взглядов, чтобы одержать победу... И так легко одержать.

— Кто сказал, что было легко? Не согласен.

Юджа наклоняется и осторожно целует меня в лоб.

— И это — всё? — возмущаюсь. Почти искренне.

— Ты хочешь большего? — в хрипловатом голосе прорезаются знакомые и очень опасные нотки.

— Нет, — приходится признаться. Хотя не всегда нужно быть честным, в этот раз лукавство ни к чему.

— Я вижу, — она встаёт и подходит к окну.

— Что ты видишь?

— Тебе не нужна женщина.

— Ошибаешься. Очень нужна. Но ты дорога мне совсем в ином смысле... Надеюсь, это тебя не оскорбляет?

— Нет, — коротко стриженая голова йисини печально качнулась. — Немного удручает, разве что. Но настаивать не могу.

— Спасибо.

— За что? — она удивлённо оборачивается.

— За предоставление свободы действий.

— М-м-м-м... Не за что.

Тихий шелест свидетельствует: как минимум, одна из кайр покинула ножны.

— Я бы не советовал.

— Не советовал чего? — Юджа, как завороженная, смотрит на своё отражение в зеркальной глади лезвия. Смотрит и вдруг испуганно вздрагивает. — Она... она меня держит...

Вздохнув, поднимаюсь из кресла. Ну вот, как всегда, ни сна, ни отдыха... Кладу ладонь поверх пальцев йисини, судорожно обхвативших рукоять. Проходит очень долгая минута, но сталь всё же подчиняется, закрывая свою вечно голодную пасть. Юджа встряхивает освобождённой рукой и некоторое время не желает встречаться со мной взглядом. Понимаю, почему. Убираю кайру обратно в ножны и застёгиваю перевязь на поясе.

— Что это было?

— Маленький семейный секрет. МОЁ оружие не следует трогать. Опасно для жизни.

— Но почему?

— Потому что Пустота может быть только заполнена или расширена, и никак иначе.

— Пустота? — женщина непонимающе поднимает брови.

— Не обращай внимания... Иногда я говорю глупости.

— Нет, ты всегда говоришь то, что нужно. И не спорь! Пожалуйста...

— Не буду. Слушай... раз уж ты зашла... Трактиры уже открыты, как думаешь?

— Трактиры? — она морщится. — А тебе не многовато будет... после вчерашнего?

— В самый раз! Если, конечно, ты знаешь необходимые достопримечательности сего славного города, — подмигиваю.

— Если хочешь выпить, пойдём к дяде! — предлагает Юджа.

— Э, нет! Южных вин я вчера накушался на год вперёд!

— Южных вин?... Уж не пил ли ты... — тёмные глаза блеснули внезапной догадкой.

— Именно его!

— Тогда тебе лучше просто погулять на свежем воздухе. Ну-ка, собирайся поживее!

Вообще-то, я не очень люблю гулять, потому что не вижу в этом занятии особого смысла. Судите сами: если гуляешь один, то рано или поздно увязаешь в размышлениях, совершенно не относящихся к окружающим тебя пейзажам. А если гуляешь с кем-то вдвоём (втроём, вчетвером и далее по нарастающей), времени любоваться красотами природы и архитектуры вовсе нет, поскольку все силы бросаются на тщетные попытки поддержания беседы и наблюдения за реакцией собеседника на твои ответы и вопросы.

Впрочем, в этом смысле Юджа была идеальным спутником: когда нужно — молчала, когда нужно — говорила. Причём, говорила немного и, большей частью, по делу. В частности, я узнал, что Курт получил свои «горячие» и с её стороны, когда йисини выбила из слуги, который находился вместе с парнем в это время в городе, описание произошедшего. К концу прогулки я отчётливо убедился лишь в одном: поначалу идея заполучить мои кайры, и в самом деле, казалась Юдже удачной. Но вчера вечером её настигло раскаяние, которое только укрепилось после неприятного «знакомства» с одним из клинков поближе. А ведь я предупреждал... Почему никто и никогда меня не слушает? Я же говорю серьёзно и серьёзные вещи! Ну, почти всегда...

Галантно проводив йисини до дома купца (заходить не стал по двум причинам: не хотел видеть нечаянную жертву моего раздражения и не имел ни малейшего желания попасть в очередной круг планов иль-Руади касательно моей женитьбы), я отправился домой. Хм, домой... Как ни странно, мне нравилось возвращаться в резиденцию Агрио. Нравилось брести по засыпанной снегом аллее, посередине которой протоптана тропинка, такая узкая, что нужно ставить пятку правой ноги на ту же линию, на которой отметился носок левой. Нравилось сидеть вечером у камина в гостиной и смотреть на тлеющие угли, зная, что никто не потревожит мой покой без причины. Нравилось просыпаться и, позёвывая, говорить: «Доброе утро!» деревьям, которые мы с Приссом безжалостно обкорнали. Нравилось сознавать, что моё присутствие делает этот дом чуть более живым, чем раньше. И, может быть, чуть более счастливым. Впрочем...

— Господин! Господин! Подождите... — звонкий детский голосок где-то сзади. Я не стал останавливаться — лишь немного замедлил шаг: если нужно, догонят. Вряд ли ищут меня: в этом городе моих знакомых можно сосчитать по пальцам...

— Господин! — запыхавшийся от бега мальчишка ухватился за мою руку, чтобы не упасть.

— Что тебе?

— Вам послание, господин! — он протянул мне сложенный пополам листок бумаги, изрядно промокший — и от сыплющегося с неба холодного крошева, и от вспотевших ладошек.

— От кого?

— Не могу знать! — невинно хлопнув ресницами, отвечает мальчишка.

Так я и поверил! Знает, конечно же. И даже скажет, если применить... немного силы. Но лишний раз обижать ребёнка не хочется. Что я — зверь? Никогда не был... А память вкрадчиво шепчет: «Был и не раз...» Уйди, противная! Не до тебя. Когда в следующий раз нажрусь до цветных кругов в глазах, вот тогда и настанет время для твоих проделок.

На листке всего несколько слов: «Трактир «Ржавый Щит». Будет и вино, и окорок. И кувшин эля. Что пожелаешь.» Понятно. Нет необходимости расспрашивать мальца — такое предложение мне мог сделать только один человек в столице.

— Спасибо за службу, — я вручил посыльному монетку, и мальчик гордо кивнул, принимая заслуженную плату. — Не подскажешь, где мне найти «Ржавый Щит»?

— Вниз по улице и налево два квартала, господин! — и вот уже только пятки сверкают. Нелёгкая работёнка, но прибыльная. Если, конечно, приносишь адресату приятные известия.