Вернуться и вернуть - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 24

Мэвин собирался разжечь «закатный костёр» — заклинание многоуровневое и громоздкое, потому что подразумевает влияние сразу и на физическое тело объекта, и на его Кружево. Полагаю, парень просто взялся за первое, что пришло в голову, потому что для разбирательства с наёмниками хватило бы и...

А ведь, и хватит. Нужно только разрубить Сеть заклинания, и вместо «костра» получатся «брызги». Так, наведение выполнено хорошо: с точностью попадания проблем не будет.

Итак, драгоценная, ты готова?

«А что мне остаётся?...» — тихий вздох.

Ну, не надо так грустно! Сейчас мы здорово повеселимся!

«Каким именно образом?...» — лёгкая заинтересованность.

Сколько Силы в моём шлейфе?

«После того, как ты битый час лапал принца?... Очень приличная порция...» — ехидно скалится Мантия, вгоняя меня в запоздалую краску.

Отлично! Как только Мэвин завяжет последний Узел, ты отсечёшь его от заклинания...

«Щитом?...»

Конечно же, нет! Нити должны быть порваны, и порваны мгновенно, поэтому будет не Щит, а «проплешина»... Я выпущу, сколько смогу, а ты быстренько куёшь топор и рубишь... Пойдёт?

«А дальше?...» — в голосе прорезаются азартные нотки.

Не «дальше», а в то же самое время, драгоценная, ты вливаешь Силу из шлейфа в Нити по обе стороны от «разрыва».

«Это ещё зачем?...»

Затем! Без подпитки заклинание не будет иметь должного эффекта, а Мэвин, истончивший Кружево, окажется на грани смерти... Придётся гнаться за двумя зайцами, чтобы поймать третьего!

«Третьего?...»

Да. Третьего зайца. Зайца моего полного и глубокого удовлетворения.

«Ты понимаешь, что, обрубая Нити, мы с тобой переводим волшбу в неустойчивую форму?... Она может повести себя непредсказуемо...» — ворчливое напоминание.

Помню, драгоценная! Мы не только обрубим, мы ещё и пал пустим!

«Пал?... Хочешь преобразовать «костёр»... А что, вполне может получиться...» — довольная ухмылка.

И получится! Кстати... Пора!

На один короткий вдох меня захлёстывает Пустота. Волна, рождённая в недоступных далях и нашедшая выход в мир. Выход через моё тело.

Истончаясь до предела, несуществующее лезвие падает на разноцветье Нитей, протянувшихся между Мэвином и тремя убийцами. Падает, рассекая мерцающие пряди так же легко, как беспечное движение руки рвёт паутину. Концы Нитей обиженно шипят, оплавленные горячим поцелуем Пустоты. Шипят и порскают в стороны, притягиваясь к Кружеву. Но ещё до того, как оборванные волоски сольются с Узлами, Мантия одаривает их Силой, вытащенной из моего шлейфа. Не знаю, что происходит с незадачливым магом — не до него, потому что я должен успеть...

Пустота тонкими змейками летит по Нитям заклинания, обретшего независимость. Летит, пожирая то целые фрагменты, то крохотные узелки и цепочки из пары звеньев. Летит, оставляя за собой совсем иную волшбу. Быстрее! Ещё быстрее! Центральный Узел съёживается и распадается на три. Узор изменился. «Костра» не будет. Будут «брызги»!

«Закатный костёр» нагревает всю кровь в теле. Разом. До кипения. За считанные мгновения. Очень действенно и надёжно. Но, во-первых, зрелище... непривлекательное, а во-вторых... Неоправданно большой расход Силы. «Брызги лавы» проще. Можно даже сказать, примитивнее. Правда, в случае, если ваш противник имеет познания в Магии Огня, он вполне способен отразить атаку. Конечно, не в том единственном случае, когда «брызги» нацелены в голову.

Фрэлл! То, что сейчас произойдёт, тоже не способствует хорошему настроению и умиротворённому состоянию желудка. Я метнулся к дверям, которые... Оказались не заперты. Можно было и войти... Хотя, что бы изменилось? Только расстояние, а я и так справился...

Напрасно волновался: вытекающую из глазниц жижу, некогда бывшую мозгом, графини не увидели. Алаисса — потому, что к тому времени уже благополучно отбыла в обморок от переживаний, а Равель — потому, что смотрела вовсе не на умирающих убийц. Она хлопотала вокруг Мэвина, сидящего на полу и пытающегося понять, почему он всё ещё жив, когда, по всем существующим законам, должен был умереть.

Конечно, мне следовало бы привести в чувство графиню-мать, но... Но. Но. Но. Как и всякий раз после соприкосновения с магией, приносящего последней безвременную и печальную кончину, моё мироощущение было обострено практически до предела. Что поделать, издержки искусства. Или, правильнее было бы сказать: закономерная плата за вмешательство в тонкие материи.

Так вот, я не бросился на помощь dou Алаиссе только по той причине, что в холле дома Агрио в эти минуты творилось волшебство, перед которым почтительно склонит голову даже самый могущественный маг. Здесь и сейчас рождалось чудо любви. Ни Мэвин, растерянно хлопающий ресницами, ни Равель, обеспокоенно коснувшаяся его плеча, не понимали и не чувствовали, как между ними протягивается тоненькая ниточка чар, которыми вольна распоряжаться только природа. Да, всего лишь один вдох, совпавший во Времени и Пространстве, но... Невозможно соорудить что-то из ничего, а если у вас уже имеется холмик, на склоне которого притулился маленький камешек... Нужно только толкнуть, и в следующую минуту бегите прочь от лавины, сметающей всё на своём пути. Вот этим я и займусь. Только бы камнепад не погрёб меня под собой.

Я подошёл к Мэвину, нагнулся над ним и... Залепил юноше пощёчину. Очень болезненную и очень обидную. Карий взгляд вздрогнул, но удивлённый возглас вырвался совсем из других уст:

— За что?!

— Видите ли, милая Равель... Этот молодой человек поступил не просто глупо: он поступил вопиюще безответственно.

— Он спас...

— Он едва не погубил то, что ему пока не принадлежит. Свою жизнь. Или Вы полагаете, сударь, что уродство тела служит оправданием недостаточной остроте ума?

От этих слов Мэвин дёрнулся сильнее, чем от моего удара, а Равель... Ох, как же ярость красит женщин! Особенно, некоторых.

— Как Вы можете... Какое право Вы имеете укорять того, кому не повезло в жизни так, как Вам?!

— Везение, милая Равель — вещь, которой не существует. При ближайшем рассмотрении любое удачное стечение обстоятельств оказывается тщательно спланированным и дотошно подготовленным... Просто не всегда авторство благоприятного исхода принадлежит Вам: иногда Судьба тоже берётся за кости.

На этой глубокомысленной ноте поворачиваюсь и направляюсь к лестнице. И всё же, я — молодец, да ещё какой: на верхней трети ступенек меня настигает ответ девушки. Ответ, тон которого звучит почти победно, ведь Равель думает, что поняла причины моей жестокой отповеди в адрес Мэвина:

— Вы просто завидуете, что не сами спасли наши жизни!

Останавливаюсь. Замираю на мгновение. Сжимаю пальцами перила — до хруста суставов. Выдерживаю паузу и снова начинаю движение. Медленно, стараясь даже спиной изобразить оскорблённое достоинство. И только закрыв за собой дверь комнаты, позволяю весёлому фырканью прорваться на волю.

Ох, девочка, как же ты меня насмешила! При том, что сама была необыкновенно серьёзна и прекрасна в этот момент... Надеюсь, Мэвин оценит всю силу и прелесть твоего неожиданного заступничества. Надеюсь. А чтобы оценил наверняка, я и сам слегка поколдую на этот счёт. Чуть позже. Когда юноша окончательно соберётся с мыслями и навестит мою скромную обитель. Пока же у меня есть несколько минут (в лучшем случае — час, если Равель будет настойчива... а она — будет...), чтобы разобраться в черновиках, оставшихся от переводов дневника Лара. Всю ерунду скопом Лаймару читать не обязательно, значит, нужно отделить полезные знания от лирических иносказаний, дабы вручить магу инструкцию, не обременённую излишними подробностями, ибо подробности, когда их становится слишком много, превращают пользу во вред.

Я начал сражение первым — едва распахнулась дверь моей комнаты:

— Милая Равель разомкнула свои объятия, и Вы тут же сбежали?

Мэвин (хотя и сижу спиной к двери, могу до мельчайшей подробности описать то обиженное недоумение, которое повлёк за собой мой невинный вопрос) ответил не сразу. Я уже начал было настораживаться (знаете, в некоторых случаях удивительно подходящим оказывается принцип: «А чего тут думать?»), но интонации, которые юноша выбрал для ответного удара, сразу сняли все тревоги и сомнения. Мэвин просто пытался разумно сопоставить все факты и наблюдения, касающиеся вашего покорного слуги: