Право учить. Работа над ошибками - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 69

Они сорвались с ладони, спиралями прорезая пространство, отделяющее меня от принца. Дотянулись, на доли вдоха застыли перед Узлами, потом, повинуясь моему наставлению, коротко и мягко ткнулись в места смыкания изумрудных «лепестков», и тут же недовольно отпрянули, потому что я напомнил о необходимости возвращаться.

Бутоны вздрогнули, раскрылись, наполняя пространство ароматом Силы, а принц испуганно вцепился пальцами в раму кровати.

— Что... это?

— То, чего вы желали.

— Но разве ты...

— Инициация проведена.

— Так быстро? Ты же ничего не делал!

— У меня свои способы, ваше высочество. Но результат тот же, что и у придворных магов.

Рикаард дышал часто-часто, наклонившись вперёд, едва не падая, а и без того бледная кожа побелела ещё больше.

— Не сопротивляйтесь, ваше высочество. Но не потакайте ей.

— Кому?

— Силе. Она способна и согреть, и испепелить.

— И что мне делать? Это так... странно... я почти не чувствую ни ног, ни...

Я подошёл и присел на корточки рядом с кроватью, чтобы видеть лицо мальчика и смотреть прямо ему в глаза.

— Вслушайтесь в себя, ваше высочество. Что вы чувствуете? Где рождается поток, бесчинствующий сейчас в вашем теле?

Рикаард постарался последовать моему совету и спустя пару вдохов растерянно моргнул:

— Он... внутри. Где-то в груди. Но ведь так не должно быть? Ведь Источник находится далеко отсюда и...

— Всё правильно, Источник — далеко. Но для Моста не существует расстояний.

Ещё можно сказать, что Сила течёт по слою Пространства, принадлежащему нашему Пласту, но всё же отделённому тоненькой стеной от материи, составляющей плоть живую и неживую. В определённых местах, там, где сгустки Прядей означают наличие живой плоти, эта стена совсем слаба и легко пропускает через себя струйки Силы — так творят волшбу маги. Но лишь тела Мостов являются воротами, широкими или узкими, это уж как повезёт. А ворота, как всем известно, можно открывать и... закрывать.

— Представьте, что Сила — это струи воды. Они текут через вас и просачиваются наружу. — Ещё как просачиваются, кстати; вынужден продолжать выгуливать Пустоту, иначе вся округа узнает, что появился новый, готовый для подвигов Мост. — Текут по руслам рек. Видите их, эти русла? А теперь вспомните Виллерим и выложенные камнем каналы. Вспоминаете? Хорошо. Вы можете построить точно такие же внутри себя. Не торопитесь, складывайте камешек к камешку, ждите, пока они прильнут друг к другу, берите следующий... А когда закончите сей труд, возведите на каждом из каналов шлюз, и дальше всё будет в вашей власти: когда нужно, вы поднимете створку, когда нужно — опустите...

Он справился. Не слишком быстро, несколько раз ошибаясь и начиная сначала, но справился. Последняя струйка Силы иссякла, и Рикаард торжествующе посмотрел на меня:

— Я всё сделал правильно?

— Не знаю. Вам виднее.

— Но ты говорил так уверенно...

Я со вздохом разогнул ноги, поднимаясь.

— Моя уверенность была нужна вам, только и всего.

Золотистый взгляд сверкнул укором:

— И ты даже не знал, получится или нет?

Пожимаю плечами:

— Должно было получиться.

— Должно?! Ты всегда так поступаешь?

— Как именно?

— Не зная, что произойдёт?

— Позвольте заметить, ваше высочество, когда знаешь всё наперёд, жить становится скучновато.

— Да как...

Принц намеревался продолжить высказывать своё возмущение, но о косяк двери тяжело оперлась рука Марека.

— Ты вернулся?

Глубоко посаженные глаза русоволосого выглядели мутными и совершенно ввалившимися, а на лице и груди под расстёгнутой рубашкой начали проступать зеленовато-серые пятна.

— Да.

— Извини.

— Разве есть повод извиняться?

Марек мучительно сглотнул и ещё сильнее стиснул пальцы, ногтями впиваясь в дерево:

— Не знаю.

— Тогда зачем побеспокоился? Встал с постели? Тебе нужно лечь.

— Я хочу поговорить.

Недвусмысленное движение головы в сторону принца указывало: разговор должен произойти без свидетелей.

— Вот что, побудьте пока здесь, ваше высочество, я скоро вернусь.

— Высочество? — дотащившись до своей лежанки, переспросил Марек, впрочем, без особого удивления и интереса.

— Да, мальчик — принц.

— Его беда...

— Верно. А у тебя есть своя?

Он сделал глубокий вдох.

— Помнишь, я говорил про память? Про то, что часто не могу вспомнить, где был и что делал?

— Помню.

— Так вот, вчера... Память осталась. Но лучше бы её не было!

Мне не так уж часто попадались навстречу люди, погружённые в трясину отчаяния (скорее я сам был и остаюсь мастером унывать по причинам и без оных), но различать, насколько глубоко увяз в сем неприятном чувстве собеседник, научился. Всего есть несколько уровней погружения.

Первый, когда беда задела вас только краешком своего плаща. Ещё всё можно повернуть назад, можно всё исправить, причём небольшими усилиями. Но хмурый взгляд и угрюмый вид будут вашими спутниками, хоть и ненадолго.

Второй, когда из раны начинает сочиться кровь. И снова ещё не всё потеряно: порез зашьём, зазубренный клинок отточим, пробитую кольчугу снесём к кузнецу, пусть, зараза, чинит, ведь божился, что броня будет служить верой и правдой. Позлимся, конечно, побуяним, налакаемся самого дрянного эля, поссоримся с лучшим другом, а потом будем жалеть и ждать момента, чтобы исправить ошибки.

Третий, когда беда стоит над вами с занесённым мечом и прикидывает, в какое место лучше ударить, а вы шарите пустыми пальцами по земле, пытаясь нащупать выроненное оружие и отползти в сторону, подальше от смертоносного лезвия. Сил, конечно, почти не осталось, но мысль продать жизнь подороже ещё не покинула вашу голову.

И последний, когда вы стоите на пороге пиршественной залы, а беда, расположившись за широким столом, дружески кивает вам, разливает в бокалы вино и машет рукой: мол, заходи, я уж заждалась. Вы заходите, присаживаешься напротив, берёте хрустальный бутон, наполненный тягучим и горьким хмелем, делаете глоток... И всё перестаёт существовать. Вы ещё живы, но вам нет дела ни до мира вокруг, ни до себя. Потому что вы знаете: это предел. Последняя граница, с которой невозможно вернуться. Так вот, Марек был уже у этой границы.

Но если в его глазах по-прежнему видны лучики света, значит, что-то держит парня, держит крепко, не позволяя уйти?

— Рассказывай по порядку.

Он согласно кивнул:

— Вчера, с той гномкой... Ты разговариваешь, а я вдруг чувствую, что думаю не своими мыслями. Думаю: надо заполучить малявку. Потому что она подходит для чего-то.

— Ты сказал: «Юность, не знающая страха».

— Может быть. Вот своих слов не помню, хоть убей! Потом был провал, как раньше; правда, он закончился ещё по дороге, в лесу, но стало только хуже. Словно вернулся домой, да дом без меня занял кто-то другой: иду, волочу на себе гномку, не знаю, зачем, но не могу ни остановиться, ни отпустить её... Словно руки и ноги живут сами по себе.

— А дальше? — спросил я, когда Марек замолчал. — Ты пришёл сюда и..?

— И снова не могу вспомнить, что случилось. Я проснулся уже в комнате, долго не мог пошевелиться. А когда смог, понял: всё плохо.

Он вдруг дёрнулся и приподнялся на локтях:

— Но не это важно. Уходи отсюда!

— Уходить?

— И мальчишку с собой бери, и малявку эту... А если не сможешь, хоть сам уходи!

— Но почему?

— Я не знаю, что со мной, не знаю, зачем притащил из города гномку, вообще ничего не знаю, но мне... страшно. Вдруг этот кто-то другой во мне прикажет убивать? И я... — Марек вдруг всхлипнул. — Я не хочу. Если от моей руки будут умирать люди, Серая Госпожа не примет меня в своём доме.

А и верно, не примет. Оставит бродить по задворкам, там, где грешные души вынуждены вечно страшиться быть сожранными гаарпами — псами Повелительницы Серых Земель. Не знаю, правы ли люди в своих представлениях о мире за Порогом, однако виденное мной свидетельствует: всё может быть. А может и не быть. Но лучше заранее позаботиться о собственном посмертии, пока есть время и средства, не так ли?