Паутина долга - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 33

Пробую пошутить:

— Вообще-то, я всегда считал, что сам по себе лучший подарок любой женщине.

Шутка не проходит: Локка совершенно серьёзно кивает в ответ.

— Подарок, не спорю. И даже немного завидую той, которая его получит.

— Так ещё не поздно! — Я плюхнулся рядом и сделал вид, что собираюсь приступить к решительным действиям. — Кто нам мешает?

— Ты же и мешаешь, — меня беззлобно щёлкнули по лбу. — Слишком давно я тебя знаю, и в любовную лихорадку, уж извини, не поверю... Кстати, это не пустые слова, про давность. Ты и в самом деле чем-то расстроен. Точнее, озадачен. Что случилось?

Я опёрся локтями о колени.

— Мне нужен твой совет. Или разъяснение, даже не знаю, как правильно назвать... По вашей женской части.

Локка деловито осведомилась:

— Кого-то обрюхатил и хочешь вывести плод?

Поднимаю на неё укоризненный взгляд:

— Ты так дурно обо мне думаешь?

— Я думаю о тебе так же, как и обо всех остальных мужчинах на свете: вы никогда не заботитесь о последствиях раньше, чем они происходят. Ну так что стряслось? Только рассказывай всё без утайки!

— Я поссорился с невестой. Или она со мной? Всё случилось слишком быстро и странно, чтобы успеть разобраться.

Делаю паузу, потому что ожидаю от Локки сочувственных слов, а взамен получаю гневное:

— И ты молчал?!

— Так я сейчас говорю.

Она всплеснула руками:

— Да не об этом! У тебя есть невеста?

— Боюсь, уже нет...

— Не бойся! — Успокоили меня. — В этом деле ничего непоправимого не бывает.

— В каком деле?

— В деле превращения одинокого мужчины и одинокой женщины в счастливую семью! — Торжественно объявила Локка, так вскинув голову, что одна из шпилек не выдержала, выскочила из причёски, и тёмные кудряшки скрыли под собой левое ухо моей приятельницы.

— О семье речь пока не...

— С самого начала. Со всеми подробностями. Понял?

Собираюсь с мыслями и воспоминаниями.

— Она приехала с матушкой. Дочь наших соседей по Энхейму. Сирота.

— Это хорошо, — не преминула кивнуть управительница дома свиданий, выразив полнейшее согласие с Каулой во взглядах на родню будущей жены.

— Милая девушка. Спокойная. Понятливая. Вроде, не была против меня, как супруга.

Локка хмыкнула:

— Девицу привезли из глуши в столичный город! Кто бы был против, а? Ладно, продолжай.

— Собственно, мы только-только начали привыкать друг к другу, и... Тут-то всё и испортилось.

— Я же сказала: подробнее!

— Вчера я... Поздно вернулся. В середине ночи. Не один.

Моё признание сопроводили смешком, почти отбившим желание продолжать рассказ, но я справился:

— Никаких личных отношений! Я был немного пьян, и меня просто проводили до дверей. Но дело в том, что моя провожатая не питает ко мне добрых чувств и, увидев на пороге дома молодую девушку, решила... Скажем, отомстить.

— За что?

— Ей виднее. В общем, она меня поцеловала.

Локка хитро сузила глаза:

— А ты?

— Что я?

— Ты стоял столбом?

— Не то, чтобы... Понимаешь, выбора у меня не было. Никакого.

— Понимаю, — в голосе женщины перекатывались смешинки.

— На самом деле! Я и на ногах-то еле держался...

— А кто-то минуту назад уверял меня, что был всего лишь «немного пьян».

— Не настолько, чтобы не понимать, что происходит!

— Но достаточно, чтобы не предпринимать попыток вести себя пристойно, — обвинительно заключила Локка.

Я отвернулся.

Ещё одна поборница неизвестно чего... И почему из правдивого рассказа, перечисляющего только сухие факты, женщины ухитряются создать целую трагедию? Зато, когда живописуешь свои похождения далеко за гранью сказки, верят охотно и сразу. Наверное, потому что придумывать уже нечего: буйная женская фантазия иссякает. Так и буду поступать в следующий раз. Точно! Навру с три короба, и все будут довольны.

— Ладно, не дуйся.

И это мне заявляют после, можно сказать, смертельного оскорбления? Никакого прощения!

— Правда, Тэйл... Со всеми бывает. Так что потом случилось?

Язвлю:

— Спрашиваешь из любопытства?

В ответ раздаётся тяжёлый вздох.

— Ты прямо, как маленький... Уж должен знать, как когда себя вести, да ещё с невестой. Значит, она видела ваш поцелуй?

— Полагаю, просмотрела от начала и до конца. Но даже не это страшно. Понимаешь, Лок, та женщина... В ней женского очень мало, а под зимним плащом, да ночью при свете фонаря и вовсе невозможно понять, кто перед тобой.

— Ты хочешь сказать... — Локка вдохнула поглубже, но не справилась с собой и расхохоталась. — Твоя невеста могла подумать, что у тебя отношения с мужчиной?

— Не знаю, что она могла подумать и что подумала, но рано утром она ушла из дома. Сказала, что не может больше здесь оставаться.

— Ну так это же замечательно!

Непонимающе щурюсь:

— Замечательно?

— Конечно! — Толстушка вскочила с кушетки, азартно похлопывая ладонями по бёдрам. — Раз она убежала, не дождавшись объяснений, значит, чувствует свою неправоту и боится, что ты её обвинишь.

— В чём?

— Неважно! Просто боится, но и сама этого не понимает... Всё чудесно, Тэйл! Только дай ей немножко времени остыть, и всё сложится наилучшим образом. Твоей невесте нужно разобраться в чувствах.

Бормочу:

— Мне тоже не мешало бы...

Мои слова не остаются тайной, и Локка строго спрашивает:

— А ты сам? Любишь её?

Сложнее вопроса мне отродясь не задавали. И наверное, не зададут никогда.

Поднимаю на толстушку затравленный взгляд:

— Не знаю. Правда, не знаю... Мне спокойно с Ливин, но жаркой страсти или влечения, с которым не справиться... Такого нет.

Локка положила мне руку на плечо:

— Страсть не всегда является залогом любви и уж точно, ничего, кроме частых ссор, в семейную жизнь не вносит. С твоим характером о страсти вообще лучше не говорить.

— Это ещё почему?

— Потому что и любить, и ненавидеть ты будешь одинаково сильно, а от любви до ненависти... Сам знаешь.

Только выйдя за пределы квартала я сообразил, что вручил Локке не весь подарок: шёлковый мешочек с душистыми травами, прилагающийся в довесок к целебному Золотому листу и призванный радовать капризное женское обоняние ароматом далёкого юга, так и остался в моём поясном кошельке. И немудрено: тяжести и объёма в этом сене было немного, а моя приятельница так успешно заморочила мне голову успокоительными советами и рассуждениями о причудах характера, что можно было забыть и собственное имя. Впрочем, Локке и впрямь известно многое из того, что происходит между мужчиной и женщиной, но о чём не принято говорить вслух, поэтому стоит с особенным вниманием отнестись ко всему услышанному. Наверное. Может быть.

Прикрыть глаза, вытянуть ноги, расслабляя спину. Постараться выкинуть из головы всю дребедень, осевшую в сознании за долгий день. А ещё лучше — за долгие два дня. Разом. Вознести богам смиренную молитву о даровании успеха в деле, которое должно завершиться, как можно скорее. Выдохнуть, выгоняя из груди сожаление и пуская на его место умиротворение. Вдохнуть и приготовиться ждать.

Если бы в «Перевале» имелись двери между комнатами и коридором, я бы услышал скрип. А так по щеке лишь скользнуло пёрышко сквозняка — свидетельство появления в отведённом мне для ожидания месте другого человека. Знак, который трудно принять к сведению, если не ожидаешь встречи.

Поэтому я едва не подскочил, когда услышал рядом с собой тихое:

— Позвольте украсть немножко вашего времени, heve.

Веки поднимал осторожно: и чтобы сделать вид, будто дремал, и чтобы не сразу пугаться пришлеца. Зато как только понял, что за персона явилась по мою душу, недоумённо вытаращился, забыв о всяких приличиях.

Она была одета всё так же скромно и строго, но, пожалуй, и бесформенная хламида жрицы Кракана, бога-противника плотских наслаждений, не смогла бы скрыть красоту тела, в котором некоторые части даже на мой терпимый взгляд были чрезмерны. А уж Локка наверняка бы искренне пожалела несчастную, вынужденную носить такую большую грудь, потому что сама частенько жаловалась на схожие трудности.