Паутина долга - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 25

Таких красивых женщин не бывает. Точнее, не должно быть на свете, потому что все остальные, глядя на них, будут чувствовать себя обделёнными.

Лиф пепельно-голубого платья совершенно свободно облегал до хрупкости тонкий торс, натягиваясь лишь в том месте, где покоилась грудь не просто пышная, а грудь зрелой женщины, готовой к радостям материнства. Мягкая линия плеч, не узких и не широких, окружённая скромным кружевом воротника. Длинная гибкая шея, несущая изящно посаженную голову с той степенью гордости, которая присуща только истинно невинным созданиям. Лицо словно создано лучшим придворным скульптором: маленький нос, чёткий контур полных губ, большие тёмно-синие глаза, может быть, посаженные чуть глубже, чем следует по всем канонам красоты, но оттого вносящие необходимую толику живого несовершенства. Густые и даже на взгляд тяжёлые жемчужно-русые волосы, заплетённые в две косы и уложенные вокруг головы. Молочно-белая кожа и личика, и шеи, и кистей рук с трогательно тонкими и длинными пальцами, как будто она никогда не бывала на солнце. А уж походка... Если капризная Миллин шествовала гордо, осознавая свою значимость, то эта женщина почти плыла. По крайней мере, создавалось впечатление: её ноги вовсе не касаются паркета, или же вместо ног под широкой юбкой платья прячется змеиный хвост, потому что такая плавность движений не может быть доступна человеку.

Разумеется, взгляды всех мужчин тут же обратились на красавицу. А она приблизилась к столу и робко улыбнулась:

— Вы изволите начинать?

Весельчак не ответил, пожирая небесное видение глазами, Слат тоже не спешил нарушать молчание, поэтому разговор пришлось продолжать блондинке:

— Да, мы начнём.

Heve Майс поспешил удалиться на другой конец зала, а я понял, что судьба преподнесла неожиданный и приятный сюрприз: у меня появился повод находиться как можно ближе к игровому столу. Завсегдатаи «Перевала» наверняка уже видели прекрасного глашатая и потому лишь изредка бросали на неё взгляды, но что можно взять с недотёпы, случайно попавшего в высокое общество и узревшего явление божества? Полуоткрытый рот и растерянно-восторженные глаза никого не удивили, а Миллин так и вовсе брезгливо скривилась, отметив моё восхищение незнакомкой. Скривилась и перестала обращать на меня какое бы то ни было внимание.

В качестве игры выбрали «Генерала» — игру, в которой ценность имеют строго определённые сочетания выпавших граней, а все прочие записываются как небольшое количество очков. Для меня подобный вариант был одним из самых предпочтительных, потому что игроки, получив не удовлетворяющий их результат, перебрасывают плохо выпавшие кости, следовательно, есть больше шансов разобраться в их изъянах и... Кое чем ещё.

По доброй воле этим не занимаются даже самые искусные Заклинатели: чревато нехорошими последствиями. Отпускать душу в свободное плавание всегда опасно, ведь ей может полюбиться бестелесное существование. Полюбиться настолько, что возвращение покажется скучным и совершенно бессмысленным... Правда, сначала необходимо научить её расставаться с телом, а это ой как непросто: приходится пройти через долгие годы страха и множество осторожных и болезненных попыток, пока привыкнешь к естественной, но непонятной истине. Тело и душа — разные вещи. Так было и так будет. Это знание правильно и приносит огромную пользу, но в то же время способно безжалостно и безвозвратно разрушать. Мне проще: моя душа и так не крепко пришита к телу, потому не особенно за него держится и при каждом подвернувшемся случае готова отправиться на небольшую прогулку — поболтать с душами других людей, точнее, сравниться с ними.

Задача, которую поставил передо мной heve Майс, до безобразия проста и чудовищно сложна. Проще было бы нанять прорицателя и вопросить его о шансах того или иного игрока: предсказание в подобных ситуациях очень часто оказывается необходимым и достаточным предметом. Беда в другом: ясновидец оценивает шансы вообще, а не отдельно взятые игровые. Оценивает, общаясь со струями Потока, несущими в себе отражения качеств. Разумеется, более умный и умелый человек будет назван самым предпочтительным претендентом на победу, но вовсе не обязательно выиграет, потому что не всегда осознанные качества влияют на результат. Зачастую важнее бывает нечто внутреннее, не поддающееся словесному и любому другому описанию, но иногда ощущаемое нами на редкость ясно.

Слышать и понимать песню Хаоса способны только одарённые, но ловить отголоски эха способны и все прочие люди. Только они никогда не поймут, что и почему происходит. Зато каждое удачное действие (или последовательность действий), невольно откладывается в памяти, и человек начинает его повторять, постепенно оттачивая свои умения. Правда, далеко не всегда пестуется именно необходимое: слишком часты сходы с тропы и блуждания по болотам, но кое-кому везёт, и они почти никогда не ошибаются. Вот и мне предстояло выяснить, способны ли трое игроков передо мной чувствовать колебания струй Потока и использовать их для своей выгоды. Душа рвалась на просторы мира, но получила свободу не раньше, чем согласилась поклясться в непременном возвращении, а тело... Тело осталось созерцать красоту глашатая и прихлёбывать эль.

Медленное кружение. Танец осторожных шажков с тёплыми тенями дыхания. Ветер взметнувшихся рук. Гром костей, ударившихся о стенки стаканчика... У каждого из игроков своя пятёрка кубиков, примечательно разных.

Кубики весельчака и задиры выточены из цельных алмазов, прозрачных, как вода, а разноцветные рисунки нанесены на грани порошками: судя по виду, присутствует и рубин, и сапфир, и изумруд, есть перламутр, золото и чёрный, как ночь, турмалин. Целое состояние, потраченное для развлечения. А может быть, для важного дела? Хотелось бы знать прежде, чем строить предположения.

Игральные кости блондинки — простые, деревянные, выкрашенные красками и отполированные сотнями прикосновений. Уютные, притягивающие руку.

Кубики тщедушного Слата издают странный звук, когда стукаются о стаканчик: не живой и не мёртвый... А ведь они, и в самом деле, костяные. Руны на гранях протравлены и выкрашены, но краска почти стёрлась: чтобы разобрать результат, глашатаю приходится вглядываться в очертания рисунка. Красавица так томно склоняется над столом, что Вехан, и без того пускающий слюни, становится похожим на пса, вывесившего язык из пасти. Миллин не упускает ни одного подобного момента, каждый раз придумывая новые нелестные названия для охватившей весельчака страсти, но тот не обижается, а время от времени настойчиво просит Слата поменяться костями. Наверняка, чтобы оказываться поближе к красавице.

Но всё это лишь отражения истинного действа, волнами вздымающего Поток. Лишь сменяющие друг друга картинки. И хоть говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, и глаза имеют дурную привычку обманывать. А потому не буду доверяться ни зрению, ни слуху тела — тяжёлой и слишком плотной, чтобы чувствовать дуновения Хаоса материи. Пусть слушает душа.

О чём вы споёте мне, крохотные вершители судеб, верные слуги случая?

Голос дерева звонок и сух, в его песне — сплетения волокон, нараставших с момента рождения до момента насильственной смерти под топором лесоруба. Но даже срубленное, повергнутое наземь, дерево не обрело покоя, снова и снова принимая в свою плоть зубы стальных лезвий... Это песня покорности судьбе, песня того, кто принимает свою долю со смирением и кротостью искреннего прощения.

Голос кости глуше и легче. Как и дерево, она насильно лишилась питающих соков, но умерла гораздо раньше — в тот миг, когда остановилось сердце существа, остов которого она составляла. Она сохла и желтела, теряя память о недолгом времени настоящей жизни, пока не погрузилась в беспробудный сон, отпустив скорбные жалобы восвояси... Это песня недоумения и обиды, выцветающих с каждым новым мгновением, с каждым шагом мира вперёд, песня того, кто пал в неравной борьбе со смертью.