И маятник качнулся… - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 19

…Стрелы дождя ударили в незакрытые ставнями окна. Грозовой ветер взвыл за стенами постоялого двора. Заскулили собаки. Жалобно заржали лошади. Если бы кто-то из сидевших в зале рискнул выйти в ненастье, то увидел бы, как лилово-черные тучи начинают свое кружение в воронке гигантского смерча…

До сих пор не понимаю, что остановило меня – осознание того, что я могу причинить вред невиновным людям, или то, что Бэр остервенело хлестал по моему горящему от боли и одновременно немеющему лицу и что-то кричал, пытаясь вернуть меня в тот пласт мироздания, в котором находился сам. Комок скорби разорвался где-то в груди, выйдя на свет божий водопадом соленых слез. Я задыхался, но не мог остановить рыдания. Слезы не облегчают боль, не верьте! Они только топят ее на время. Но пройдут дни, в самом лучшем случае – годы, и боль, которая не добилась своего в предыдущий раз, вернется, и тогда вы пожалеете о том, что погасили тот, первый пожар…

Когда купец и лекарь вбежали в комнату, гроза уже прекратилась. На полу комнаты сидели двое юношей: один из них, брюнет, чем-то до смерти испуганный, прижимал к своей груди другого, да так сильно, что даже пальцы побелели. А пустые глаза на заплаканном лице второго смотрели куда-то так далеко, что невозможно было понять, осталась ли в этом бренном теле душа или она унеслась прочь, вслед за грозой…

Пустота. Тихая дрема на Берегу Вечности. Рваное Кружево опустошенной Мантии. Сознание, рассыпавшееся миллионами пылинок по всем складкам Пространства и Времени. Я не могу… Нет, неправильно. Я НЕ ХОЧУ. Я не хочу ничего чувствовать. Я не хочу ничего видеть. Я не хочу ничего слышать…

«Слышать» или «слушать» – вот в чем вопрос?» – Ехидный голосок вдребезги разносит мое уединение, мешая подготовиться к встрече с Вечной Странницей.

– Ни слышать, ни слушать. Особенно тебя! – огрызаюсь я, но собеседника мой отпор ни в коем разе не смущает. Даже не трогает.

«Как говорится, „не умеешь – научим, не хочешь – заставим“.

Ах как мы довольны, представить страшно!

– Я не расположен к беседам с тобой, – пытаюсь задушить разговор в зародыше. Не получается.

«Зато я так соскучился по нашему милому задушевному общению, что не отпущу тебя, пока вдоволь не наговорюсь!» Неприкрытое торжество.

– И о чем же ты хочешь говорить?

Что ж, придется сдаться, тем более что он прав – я не могу уйти отсюда. Пока не могу…

«Исключительно о твоих ошибках.»

– И много их было? – Я содрогаюсь.

«Вообще-то, настоящая ошибка была всего одна, и ты ее правильно понял.»

– А именно?

«Твое времяпрепровождение с гномкой.»

Я вздыхаю:

– Да, тут отпираться бессмысленно…

«Она плохо на тебя влияет, – авторитетно заявляет голос, – ты начинаешь делать глупости.»

– Можно подумать, раньше я глупостей не делал…

«Раньше это были лично тобой взращенные глупости, а теперь ты идешь на поводу, противно подумать, у кого – у несовершеннолетней гномки!»

Прямо-таки строгий дядюшка, выговаривающий нерадивому племяннику за разбитый кувшин и пролитое вино.

– Я заметил…

А что толку отпираться?

«Ты начинаешь геройствовать, а это вредно для здоровья!»

Так, наставления еще и не думали заканчиваться.

– Прости, больше не буду.

М-да, звучит не очень-то искренне.

«А я полагаю, что будешь, и не один раз, – вздыхает голос. – Надо все же становиться более рассудительным и спокойным.»

– Да куда уж рассудительнее?! Хорошо, торжественно клянусь, что в следующий раз, когда на моем пути появится девица в затруднительном положении, я пройду мимо! А еще лучше – отползу в кусты! В крайнем случае, там и зазимую…

«Ай, как мы разозлились! – Радость и ликование. – Кстати, о девицах…»

– Каких еще?

«Которые инкогнито посещают тебя и оставляют на память роскошные узоры на лице.»

Я чувствую, как в груди начинает закипать бешенство.

– Закрой эту тему! Раз и навсегда! Я не буду ее обсуждать!

«Хочешь сказать, что подставил лицо под иглы палача по своей воле?» – Вкрадчивый шепот.

– Ты знаешь, что нет! – Я почти кричу. – Я не мог ничего сделать!

«Пожалуй, – соглашается голос. – Ты всего лишь мог избежать этой ситуации. В самом начале. На кой фрэлл ты решил поучить малолетнего выродка уважительному отношению к старшим?»

– Он первый начал!

«Великолепное оправдание, – сокрушается голос. – А сколько нам лет? Пять? Десять? Да, пожалуй, не больше… Ты что, считал, что все сойдет тебе с рук?»

– Ну-у-у-у…

Наверное, считал.

«Положим, я тоже немного виноват, – признает голос. – Но ради всего сущего, зачем? Зачем ты полез в самую глубокую яму, которую только нашел?»

– Я не лез…

«Вожжа под хвост попала?»

– Нет у меня никакого хвоста!

Я был близок к тому, чтобы взвыть.

«Ну, положим, хвост-то у тебя в наличии имеется, – не обратив внимания на мое возмущение, продолжает голос. – Уж мы-то с тобой это знаем, не притворяйся! Правда, потревожить его вожжой достаточно сложно… Скорее даже – невозможно…»

– Оставь в покое мои конечности. – Я поспешил сбить своего собеседника с любимого «конька». – Я предпочитаю о них не вспоминать…

«Когда-нибудь придется. Как тебе понравилась Нэгарра?»

– Омерзительно.

При одном только воспоминании виски начинают ныть.

«Вот-вот. Понимаешь, что лучше ее избегать?»

– Теперь – понимаю.

«Обещаешь, что примешь мои слова к сведению?»

– Обещаю.

«Опять врешь, – усмехается голос. – Ну и фрэлл с тобой! Мне остается только одно: почаще тебя навещать.»

– Жду с нетерпением. – Я вяло пытаюсь пошутить.

«А все-таки она хороша, верно?»

– Кто – она?

К чему эти подначки?

«Эльфийка, кто же еще? Небось пожалел, что у нее было мало времени.»

Ах ты, сволочь!

– Ты же знаешь, что ЭТО меня не интересует!

«Знаю, – вздыхает голос. – И очень переживаю по этому поводу. Но не расстраивайся, я всегда буду с тобой, любовь моя!»

– Не смей так ко мне обращаться!

«Ну кто же будет любить тебя так же бескорыстно и искренне, как я? И вообще – давай-ка хлопнем глазками, встанем и посмотрим на нашего нового хозяина!»

Спор я проиграл. В который раз? Уверен, что не в последний… В самом деле, кому под силу одержать верх над своим внутренним голосом – этим бесконечно мудрым, беспредельно ехидным и по-настоящему понимающим тебя собеседником? Собеседником, который лучше всех прочих знает, когда нужно просто помолчать…

Я чихнул. Ресницы стукнулись друг о друга с лязгом рыцарей в полном боевом доспехе – возвращение в неуклюжее тело показалось нереально легкому (на какое-то время) сознанию изощренной пыткой. Но легкость никуда не исчезла: она ударила в голову, как выдержанное десятилетиями вино. Я чувствую, что могу все. Ну, почти все. Например, пойти и набить кому-нибудь физиономию. Или кого-нибудь поцеловать. Не важно, что результат в обоих случаях будет одинаковым: затрещина, которая надолго выведет меня из строя, – но сейчас мне так легко и весело, что…

Я ли открыл глаза в одной из комнат постоялого двора?

Сажусь на постели – когда меня успели сюда перенести? – и голова тут же начинает танцевать что-то очень изящное и запутанное. Ничего, прорвемся!

Из смежной комнаты доносятся голоса. Два голоса. И оба мне хорошо знакомы, потому что один принадлежит косвенному виновнику появления узора на моем лице, а другой – человеку, которого я знаю под кличкой «Мастер». Десяток шагов кажется непреодолимым расстоянием, но я одерживаю победу над Пространством и заглядываю в дверной проем.

Так и есть, Бэр собственной персоной. Виноватый и пришибленный. Рядом на кровати лежит Мэтти, не принимающий участия в разговоре, что и неудивительно, поскольку он все еще спит. Мастер – все в том же походном костюме, только без накидки, отсутствие которой позволяет мне наконец-то увидеть лицо моего «хозяина» целиком. Что сказать? Открывшаяся картина вполне меня удовлетворяет. Он, несомненно, умен и опытен. А еще – добр. Возможно, Бэр этого не замечает, потому что робко отводит взгляд, но серые прищуренные глаза полны снисходительного лукавства, хотя в голосе старательно звенят стальные нотки: