Берег Хаоса - Иванова Вероника Евгеньевна - Страница 58

– Впрочем, оставим милого дедушку его внукам и внучкам, благо, многочисленным... Расскажите что-нибудь о себе.

– О себе? – Прозрачные глаза распахнулись широко-широко.

– Ну да. Я же ничего о Вас не знаю.

– Это так важно? Сари Вы тоже расспрашивали?

Начинаем играть в таинственность? Не самое моё любимое занятие – продираться сквозь чужие секреты. Или она пытается кокетничать? Нашла время и место... Дома надо этим заниматься. И не втягивать в игры других, пусть и только по именам.

– Причём здесь Сари? Она просто живёт в моём доме. Не больше.

– И не меньше.

Вот только ревности мне не хватало!

– Вы чем-то недовольны?

– Нет-нет, что Вы! Я просто...

– Сари рассказала, да? О доме свиданий и прочем?

Ливин снова отворачивается и бормочет в сторону:

– Вы так благородно отправились за ней и спасли, что...

Нет, так дело не пойдёт. Останавливаюсь, резкий рывок заставляет девушку повернуться и оказаться лицом к лицу со мной.

– Послушайте меня внимательно. Ещё второго дня, когда за Сари пришёл её охранник, я сказал это, а сейчас повторю. Нарочно для Вас. Я не питаю к девочке иных чувств, чем хозяин может питать к гостье. Всё понятно?

Она не отвела взгляда, а по окончании моей грозной фразы спросила, по-прежнему тихо, но уже с куда большей долей твёрдости, чем раньше:

– Но ведь и я – Ваша гостья. Значит, я вправе ожидать, по меньшей мере, той же теплоты чувств и для себя?

Я хотел было ответить, но так и застыл с приоткрытым ртом.

Ну надо же... Мы, оказывается, не просто ревнуем. Мы требуем, словно время знакомства и первой влюблённости позади, да и свадебный алтарь – тоже. Можно подумать, она уже моя жена, которой я (вот ведь негодяй!) не оказал должного почтения, боюсь думать, в какое время и в каком месте. И всё же, аглис меня задери... Почему мне это нравится?!

– Вы так и будете молчать?

К твёрдым ноткам голоса примешивается опаска: Ливин, похоже, вспомнила, что мы пока не женаты, и она поторопилась с высказыванием требований. Придётся успокаивать, а то снова сбежит, подвернёт ногу или ещё что учудит. Ищи её потом по всему городу...

– Я непременно должен ответить?

– Ради приличия, разве что.

Теперь чувствуется лёгкая шутливость и в голосе, и во взгляде. Но линия губ остаётся напряжённой.

– Меня мало волнуют приличия.

– Насколько мало?

– Сейчас вовсе не волнуют.

– И Вы могли бы прямо здесь, к примеру, уложить меня на снег и...

Молочно-белые щёки начали розоветь от разыгрывающихся в девичьем воображении картин. Ишь, размечталась!

– Мог бы. Но не буду этого делать.

– Значит, Вы всё же придерживаетесь правил.

Звучит не как обвинение, а как радостное понимание того, что мной можно управлять. Хитрунья, да ещё какая! Не иначе, как Каула её всю дорогу учила обращению со своим сыном.

– Если бы Вы были моей женой, я бы не колебался.

– Загвоздка только в этом?

– Разумеется. Супруги могут вытворять всё, что им заблагорассудится, даже в публичном месте. И отделаются только небольшой платой в казну, если уж совсем распояшутся. А вот не соединённые супружескими узами будут препровождены для разбирательств. В мои планы на день посещение «покойной управы» не входило, но если Вы настаиваете...

– Это приглашение? Или признание?

Она стоит совсем близко, согревая моё лицо своим дыханием, прерывистым и очень мягким. Юная, но не чрезмерно, свежая, полная сил. Миленькая и весьма. Пожалуй, супружество больше не кажется мне таким уж страшным делом... А что? Можно попробовать прижиться в Нэйвосе, а можно одолжить денег, прикупить домик где-нибудь поближе к Энхейму, но только ни в коем случае не в нём самом: тогда от матушкиных визитов можно будет сойти с ума за первые же полгода. Летом сдавать внуков на руки Кауле и, если дела будут идти хорошо, вдвоём отправляться на западное побережье... Ну вот, теперь размечтался я. Не рановато ли?

– Выбирайте сами.

Ливин улыбнулась.

– Можно, я не буду торопиться с ответом?

Стоит облегчённо выдохнуть.

– Конечно, не торопитесь.

А вообще, нет никакой уверенности, что согласится. Да, матушка привезла её именно за этим, но... Тот же Кайрен нашёл девушку достойной внимания. В северной столице много любителей юных селянок, и Ливин легко сможет приворожить мужчину побогаче и попривлекательнее, чем некоторые олухи. Скорее всего, она прекрасно это понимает. Потому и попросила время на ответ. А может, вопрос был задан не вовремя и не к месту? И я принял желаемое за действительное? М-да, незадача.

– Может быть, пойдём дальше?

Да, пожалуй, пойдём, а то встали посреди улицы, увлечённые друг другом и собственными фантазиями.

Снова беру Ливин под руку. Шагов пять она молчит, потом спрашивает:

– Что Вы хотите узнать обо мне?

Я хотел что-то узнать? Кажется, хотел. Всё напрочь вылетело из головы. То же мне, герой-любовник со старческими провалами в памяти... Не спорю, в некоторых случаях подобное качество очень даже полезно и приятно, но, право, не в таких.

– Матушка сказала, что Вы сирота. Ваши родители давно умерли?

– Вы меня совсем-совсем не помните?

Я должен её помнить? С какой радости?

– Правда, я была слишком маленькой...

– А сколько вам лет сейчас?

– Девятнадцать.

Да, она и должна была быть маленькой. Когда я уезжал из Энхейма, ей только-только могло исполниться одиннадцать. А когда мне было двенадцать, ей должно было быть... Уф-ф-ф! Ведь почти испугался.

– Простите, не помню.

– Я не обижаюсь: hevary Каула рассказывала, что Вы в детстве были очень рассеянным.

– А больше она ничего не рассказывала?

– Почему же... Но Вам будет неинтересно, ведь Вы же себя знаете, верно?

Я – себя? Знаю, конечно. Но не так хорошо, как хотелось бы. К тому же говорят, со стороны виднее.

– Чем жили Ваши родители?

– Тем же, чем и многие другие. Отец служил в городской управе, мать обшивала тех, кто мог заплатить... – Вдруг Ливин весело прищурилась: – Вы ещё спросите, как они выглядели!

– Это смешно?

– Нет, но... Ничего не объяснит. Вот Вы, к примеру, мало похожи и на матушку, и на своих братьев.

– Мало похож? Ну, не скажите! Цвет волос у меня и парней почти одинаковый, да и лица...

– Ах, Вы об этом? Я говорила не о наружности, а о том, как Вы её носите.

– Ношу?

Сердце приостановилось, потом начало колотиться о рёбра, как птица, жаждущая вырваться из клетки.

– Вы... Вам как будто неуютно в своём теле. Как будто оно тесное, как бывает с одеждой. Или не нравится. Или неудобно.

Или ненавистно. Но этого Ливин, пожалуй, не сможет даже предположить.

– С чего Вы взяли?

– Вы двигаетесь... неловко. Почти всегда. Но вчера вечером, в саду, когда осматривали мою ногу, эта неловкость куда-то исчезла. Ненадолго, а потом вновь появилась. Наверное, это из-за болезни?

– Болезни?

– Ваша матушка говорила, что до четырнадцати лет Вы сильно болели, даже могли умереть... Это было так опасно?

Опаснее, чем она думает. Гораздо опаснее.

– Да. Я мог умереть. Но не умер же! Давайте сменим тему на более весёлую! Но для начала позвольте мне заглянуть в управу и забрать письма, если таковые имеются.

Канта стояла за стойкой так прямо, словно проглотила палку. Нет, целый кол, ростом с себя самоё. И обычно красное лицо сегодня почему-то выглядело бледным. Кровь отлила от лица? Неужели, Гебар прислал что-то ужаснее, чем дюжина орущих пьюпов? На всякий случай вежливо улыбаюсь:

– Для меня есть что-нибудь?

– Есть, heve, – ответила служка, но не двинулась с места, вперив взгляд в точку, расположенную где-то над моим левым плечом.

Совсем женщина плохая стала. Наверное, пора переходить на менее ответственную службу. Или нянчиться с внуками. Впрочем, возможно, у неё и детей-то нет...

– Так давайте, если есть. Или Вы спите на ходу, hevary?