Энергия подвластна нам - Иванов Валентин Дмитриевич - Страница 61

Наш разговор прервал звонок телефона. Алексей Фёдорович поднял трубку:

– Да, это я, Верочка… Да… Я скоро вернусь… Ты хорошо себя чувствуешь?

Мы вышли вместе и простились на улице. Крепко морозило. Неугомонный город играл под ночную сурдинку свою неумолкающую симфонию. С дальнего вокзала донёсся настойчивый крик паровоза, требующего путь.

В ночь гибели замка на Рейне все астрономические обсерватории восточного полушария прекратили обычные наблюдения и направили свои телескопы на Луну. Там, в Море Спокойствия, происходили необычайные явления.

Каменная пустыня стала действительно морем. По нему ходили высокие волны, поднимались смерчи, сталкивались, падали, вновь вставали.

Буря распространялась. Она поднялась на окружавшие Море Спокойствия горы, закрыла их, перевалила через лунные хребты и охватила соседние пустыни, носившие названия морей Кризисов, Ясности и Плодородия.

Невиданный и непонятный ураган бушевал на почти четвёртой части лунной поверхности, обращённой к Земле.

Астрономы спорили у телескопов. На тысячах фотографий они спешили увековечить происходящее. Кое-где на обсерваториях началась паника.

На четвёртой минуте смерчи слились воедино. Над волнами стал вытягиваться чудовищный конус. Он поднялся на колоссальную высоту и стоял, колеблясь, одетый белым сиянием, около трёх минут. Явление было ясно видно и невооружённым глазом. На восьмой минуте конус стал оседать и через двенадцать минут и семь секунд, считая от начала, буря на Луне прекратилась.

В ближайшие трое суток Земля получала могучие радиоволны, прервавшие нормальную связь. Теллурические токи препятствовали связи и по проводам. Магнитные бури затихли только в конце третьего месяца.

После бури орбита Луны несколько увеличилась. Минимальное расстояние от Земли до её спутника теперь составляет триста шестьдесят три тысячи километров, а максимальное равно четырёмстам шестнадцати тысячам километров. Земной спутник повернулся на пять градусов и пятнадцать секунд в отношении своей оси. Ныне спектральный анализ говорит о том, что на Луне появилась разреженная смесь кислорода и азота, окружающая нашего спутника подобием земной атмосферы.

Подвергшиеся урагану места лунной поверхности изменили свои очертания. Горные хребты, разделявшие пустыни, названные земными астрономами морями, рассыпались. Четыре лунных моря слились. Поверхность нового моря была изборождена высокими, застывшими волнами. Земные астрономы исправили лунные карты и назвали новую громадную пустыню Морем Сентябрьской бури.

Многим из тех, кто наблюдал Великий Лунный Ураган, – так астрономы назвали сентябрьскую бурю, – в причудливых волнах мерещились бесчисленные воины, мечущиеся и поражающие один другого в смертном бою.

В ту же ночь Рейн на один час и двадцать минут обмелел в своём нижнем течении. Русло реки обнажилось. Рыбы наполняли ямы и зарывались в ил в поисках спасения. Пароходы, буксиры, катера, баржи и лодки лежали на боку на внезапно обсохшем дне реки и ждали. Они должны были ждать, пока Рейн не наполнит глубокую пропасть, похоронившую возвышенность, где ещё вчера стоял так прочно, так непоколебимо один из самых красивых рыцарских замков, сохранившихся в Западной Европе с глухих времён средних веков.

ЭПИЛОГ

В числе других в вечер дня покушения был в Старом Корпусе Института Энергии молодой человек, начинающий скульптор, брат одного из преподавателей Института.

Глубоко потрясённый юноша слушал повесть, прочитанную по записям, начинавшимся на полу у телефонного аппарата в кабинете Фёдора Александровича. Простые, понятные знаки продолжали рассказ о человеке до верхних ступеней остатков широкой каменной лестницы, спускающейся в актовый зал.

Тело человека, написавшего своей кровью эту правдивую повесть, лежало в гробу. Но голова была закрыта. Нельзя было видеть того, что было в жизни лицом простого русского человека, Степана Семёновича, одного из технических служителей Института.

Молодой человек слышал, как между собой беседовали врачи. Кто-то сказал:

– Если бы я не видел своими глазами, я не поверил бы! Ведь он не мог даже дышать!

Врачи говорили о раздроблённом позвоночнике, об уничтоженной нижней челюсти, о разбитой гортани и о других, необходимых для жизни органах человеческого тела. Многоопытный советский хирург, Семён Вениаминович, ответил своему коллеге:

– Мы иногда многого не знаем о пределах человеческой воли. Но мне доводилось быть свидетелем подобного…

И доктор Минько, точным языком специалиста, стал рассказывать о некоторых своих наблюдениях из опыта Великой Отечественной войны. Он вспоминал о бойцах, о солдатах, которые, будучи с точки зрения науки мёртвыми, ещё сражались, переходя за предел смерти.

Когда Семён Вениаминович умолк, заговорил Степанов:

– Да… если бы покойный не сделал этого, погиб бы Фёдор Александрович… И атомный пожар не удалось бы так быстро прервать, так как распад вещества начался бы в менее доступном месте. Покойный выбросил атомную бомбу в актовый зал… Он сумел вмешаться в действия врага и нарушил развитие его плана. Также и в этом его подвиг!

Молодому человеку посчастливилось. Он достал фотографию человека, о котором говорили.

Начинающий скульптор пришёл ночью в пустую мастерскую и долго подготовлял глину, думая о человеке – погибшем, но победившем Смерть.

Забыв о времени, забыв о себе, художник сминал всю ночь послушную массу, боролся с ней, искал… слёзы текли по его лицу, но он не замечал их.

Скульптор не заметил и рассвета, но когда взошло солнце и осветило глину, на него уже смотрел образ героя – Степана Семёновича.

Тогда он написал на глине тонкой скульптурной лопаточкой несколько слов:

Войдите в актовый зал Института Энергии. Наверху широкой каменной лестницы стоит бронзовая фигура Степана Семёновича. Он внимательно и строго смотрит на вас. На постаменте вы прочтёте две даты – день рождения и день смерти. А под ними слова:

Бронзовая фигура героя – первая работа того самого скульптора, которого вы, конечно, знаете. Его произведения пользуются у нас заслуженной любовью, о нём говорят, что он понимает душу народа.

В доме с мезонином есть бюст Степана Семёновича работы того же скульптора. Мягкий белый мрамор нежнее звонкой плавленой бронзы, и здесь лицо кажется очень добрым. Фёдор Александрович смотрит на него и говорит:

– Я знал его таким!

Вы спрашиваете, а что же дальше? Я зам отвечу: – Дальше другие истории… А сейчас я слышу мерную поступь стальных легионов труда на мирных путях. Все наши друзья – в их рядах! Они идут на указанных им народом местах. Их поступь сильна и тверда. И они никогда не устанут, потому что идут в ногу с народом.