Энергия подвластна нам - Иванов Валентин Дмитриевич - Страница 49

– Я считаю, – говорил Хаггер, – что большое увеличение мощности «М», недоступное нам в лабораторных условиях, устранит все неудобства. Во-первых, все препятствия будут преодолены потоком энергии, если он будет иметь мощность в пятьдесят-шестьдесят раз большую. Во-вторых, по расчёту он будет безусловно действителен даже для более крупных животных, чем человек.

– Я проверил расчёты Крауса, – сказал Макнилл. – Он дал очень убедительные доказательства подсчётам числа красных кровяных шариков у крысы, человека и быка.

– Мы получим диаметр снопа почти в тринадцати километров. Это даст площадь поражения в сто тридцать квадратных километров, – продолжал Хаггер.

– Только одно неясно, это – постоянство действия!

– У каждого офицера и у каждого учёного для обеспечения успеха должна быть возможность манёвра, – возразил Хаггер. – Даже если окажется, что в одном из избранных пунктов «М» не проявит себя должным образом, у нас есть большой выбор пунктов в пределах одной ночи!

Следует сказать, что переданная Лайдлом мистеру Смайльби просьба Томаса Макнилла о командировании в Н-ск наблюдателя носила вполне частный характер. Но хотя мистер Смайльби и не был посвящён в дела тайного концерна, ему слишком хорошо были известны деловые связи и влияние мистера Томаса Макнилла в тех кругах капиталистов заокеанской империи, где решается судьба каждого государственного деятеля и каждого правительственного служащего. Поэтому Смайльби был счастлив выполнить просьбу Макнилла. Это давало право рассчитывать на внимание крупного промышленника!

После смерти Форрингтона Макнилл счёл нужным использовать особые каналы для побуждения мистера Смайльби.

Была получена подпись, – не так уж важно чья, но для мистера Смайльби эта подпись имела значение приказа.

Прочтя полученное распоряжение, Смайльби по своей привычке длинно присвистнул и немедленно пригласил к себе Андрея Ивановича Щербиненко.

– Прочтите!

Смайльби ждал, засунув руки в карманы. Потом он взял у Щербиненко бумагу с грифом «особо секретное» и спрятал в сейф.

– Ну, что?

– Это похоже на подготовку к конфликту? – ответил Щербиненко вопросом.

– Это очень серьёзное дело. А вы не допустили ошибки, выбрав для поездки Заклинкина? – спросил Смайльби.

– Другого не было, – уклончиво ответил Щербиненко. – Теперь, когда мы предупреждены и представляем себе яснее смысл поручения мистера Макнилла, мы сможем обработать данные Заклинкина и не попадём впросак. Но я понимаю, что мне предстоят и более серьёзные дела…

Щербиненко не закончил своей мысли.

– На вас возложена большая ответственность, – напыщенно заявил Смайльби.

– Здесь это очень тяжёлая задача, – возразил Щербиненко.

– Вы слишком часто жалуетесь.

– Здесь трудно работать…

– Вы никогда не имели отказа в деньгах! – грубо оборвал Смайльби своего подчинённого. – Какого чорта вам здесь нехватает? Чего вы боитесь? Вы же видите, что предстоят крупные события. Вы понимаете, что нас предупреждают? Собирайте в кулак своих людей! Когда вернётся Заклинкин?

– С того дня, когда здесь ввели смертную казнь для тех, кого они называют шпионами и диверсантами, работа стала ещё трудней…

– У вас плохо с нервами, и это меня удивляет, – перебил Щербиненко Смайльби. – Слушайте меня. Коммунисты ничего не смогут сделать с нами, – наоборот, скоро мы покончим с ними. Здесь мы будем хозяйничать… Вы мне не ответили, когда вернётся Заклинкин?..

Глава вторая

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ

Щербиненко уже было известно об удачном начале работы Заклинкина из письма, полученного им из Лебяжьего.

Когда Заклинкин, нетерпеливо ожидаемый агент разведывательной службы, дал знать о своём возвращении, его встреча с обладателем незаметного поношенного коверкотового костюма и затасканного портфеля состоялась без всяких промедлений.

Прекрасная память Заклинкина обеспечила стройное изложение всего слышанного и виденного им. Щербиненко выслушал подробный доклад и сделал все нужные заметки, пользуясь абсолютно надёжным шифром личной стенографии.

Из понятного самолюбия Заклинкин умолчал об «излишних» подробностях своего путешествия, к числу которых он отнёс забытые в доме сельского кузнеца вещи, агашину пощёчину и аттестацию, полученную от лебяженского председателя колхоза.

Однако довольно скоро дешёвая толина дипломатия потерпела крах. Скупой на похвалы Щербиненко весьма одобрил все действия своего ученика:

– Очень хорошо! Даже отлично! Вами будут довольны. И особенно ценно то, что вы, наконец, завязали интересное знакомство. У вас есть непосредственная связь с Институтом Энергии. Отправляйтесь туда завтра же и передайте привет от сына и племянника директору Института. Вы, конечно, запаслись словесным поручением от ваших новых знакомых?

Лицо у Заклинкина вытянулось:

– Андрей Иванович, я, право же, не смогу…

– То есть как? Это ещё почему? Чем вы недовольны? – В голосе Щербиненко звучали весьма неприятные нотки.

– Андрей Иванович! Честью клянусь! Ведь вы же меня знаете. Я совершенно не понимаю, что во мне нашёл этот проклятый председатель колхоза!..

И Толя был вынужден передать характеристику, выданную ему Павлом Кизеровым, лебяженским «командиром полка».

– И вот, ей-богу, Андрей Иванович, вы же теперь сами видите, если вы заставите меня сунуться в Институт Энергии, я смогу провалиться. Ведь вы же этого не хотите.

Обычно безразличное лицо Щербиненко приобрело грозное выражение. Он взял Заклинкина за плечи, притянул к себе и в упор процедил:

– А ну, болван, хвастун, вы наделали глупостей, и вы ещё смеете что-то скрывать! Ну!!! Выкладывай всё! Это в твоих интересах!

Как ни извивался Заклинкин, как ни старался доказать безупречность своей «работы», ему пришлось признаться в рассеянности, из-за которой он забыл в доме колхозного кузнеца ружьё и плавательный костюм. Будучи совершенно деморализован грозным видом своего хозяина, Толя рассказал и о пощёчине, полученной от Агаши, представляя этот эпизод как пример «дикости» колхозников. Рассказал о посланном на имя жены Николая подложном письме. Не раз толина «исповедь» прерывалась окриками и бранью Щербиненко, но до причин толиного провала Щербиненко добраться не мог. Матёрый шпион убедился, наконец, что его подручный передал ему факты во всех мельчайших подробностях.

Немного подумав, Щербиненко так резюмировал своё мнение:

– То, что вы поспешили удрать, – правильно!

Эти слова повергли Заклинкина в ужас. Толя всё время убеждал себя, что у него «разыгрались нервы» и что не так уж решителен был смысл речи Кизерова. Теперь же тяжкие переживания ночи в Лебяжьем воскресли с новой силой.

И Заклинкин со слезами ловил Щербиненко за руки, просил о спасении, умолял о «перемене кожи».

Свидание закончилось тем, что Толя всё же получил кругленькую сумму, а о его возможном «исчезновении» Щербиненко сказал:

– Подумаю. Я вас не оставлю. Мы очень скоро увидимся…

Когда Толя покинул с должными предосторожностями место свидания, его не радовала, как это бывало когда-то, крупная сумма в кармане. Ужас висел на нём пудовыми гирями и давил к земле. Собственные ноги плохо слушались его. В каждом прохожем Заклинкин видел врага. Заметив милиционера, он едва удержался от желания бежать без оглядки…

Заклинкин с трудом заставил себя вернуться домой. Только после изрядной порции водки он забылся тяжёлым сном.

Умело составленная Смайльби и Щербиненко сводка наблюдений Заклинкина ясно показала хозяевам замка на Рейне, что действие их лучей «Л» и «М» на далёком озере наблюдалось советскими специалистами из Энергетического Института, что это действие подвергнется тщательному анализу и что данному факту уже придаётся значение.

Профессор Хаггер сказал Макниллу:

– Это ваша неудача! У них в руках есть нить, и они будут её крепко держать.