Энергия подвластна нам - Иванов Валентин Дмитриевич - Страница 32

Что же касается непостоянства действия, то здесь, естественно, был тупик. Никакие расчёты и умозаключения не могли объяснить капризы «М». Совершенно очевидно было лишь то, что иногда «М» встречал какое-то препятствие. Препятствие в мало ещё изученном космическом пространстве само по себе могло бы быть преодолимым. Но это препятствие «М» встречал не всегда и без какой-либо последовательности. Влияние космоса? Незамечаемые неточности в аппаратуре? Все предположения были взвешены, всё было изучено и проверено, но ответа не было найдено.

В ночь перед приездом Форрингтона «Л» показал степное озеро, а «М» был бессилен поразить двух людей на нём.

Сэр Артур Форрингтон был нужен в замке на Рейне. Кто, кроме него, мог помочь Хаггеру и Макниллу? Только старый Форрингтон, как говорил Томас Макнилл, способен сделать поток «Л» невидимым, а поток «М» безусловно действенным.

– А если он не сможет помочь нам? – спросил Макнилла Хаггер за день до приезда сэра Артура.

– Тогда мы должны будем помочь себе сами!

Сэр Артур смотрел на жёлтые мёртвые скалы Эратосфена. Короткие пояснения Макнилла заняли не более двух минут. Форрингтон, как и обычно, не прерывал его вопросами. Затем «небесная пушка» сделала новый прыжок, и «Л» принял на экран отражение Земли. Сэр Артур как бы повис в воздухе над ночной гладью обрамлённой камышами воды. Застрекотал киноаппарат, производивший съёмку. По-прежнему без перерыва, где-то очень далеко, металлический голос глухо тянул: «оум, оум, оум…» Контрольные аппараты тикали… Пушка чуть заметно вибрировала… Экран показывал мельчайшие детали. Озеро не было пустынным. Вот человек… Ни одно его движение не ускользало от трёх пар внимательных глаз, наблюдавших за экраном.

Когда человек достал записную книжку и вечное перо, Хаггер нарушил молчание:

– Это может оказаться опасным, – послышался его холодный, жёсткий голос.

Макнилл положил руки на клавиши пульта управления пушкой. Он не торопился. Нужно было подумать, – не тот ли это наблюдатель, который должен был быть ещё вчера на озере? Если это так, то почему же у него в руках книжка и перо? Составление записей не входило в данную ему инструкцию. Это не он! Макнилл сделал движение, и клавиши послали приказ…

Уши присутствующих, уже привыкшие к обычным здесь звукам, уловили новую, очень низкую и очень глухую ноту. Заговорил «М». Нота звучала негромко, новый звук не помешал бы человеческому голосу, но он вызывал необъяснимо томительное ощущение. Казалось, что этот потусторонний голос уходит, натягивая эластичную нить.

И почему-то казалось, что сейчас нить растянется до предела, лопнет и тогда что-то случится. Но нить не рвалась.

«М» мчался в пространстве.

Теперь слух различал двойную ноту. Это был ни с чем не сравнимый звук, основной, низкий тон которого сопровождался как бы бегством чего-то звенящего. Рейнский замок занёс копьё над головой ничего не подозревавшего человека, этот человек с усилием сунул книжку в карман, выронил перо и откинулся назад… На этот раз «М» проявлял свою силу. Не успел Макнилл этого подумать, как Форрингтон вскочил:

– Прекратите! Как вы смеете на моих глазах… – Он задыхался. Сэр Артур понимал всё без объяснений. Поток «М» был обозначен этой буквой, потому что ею начиналось латинское слово mors – смерть!

Крик Форрингтона вызвал смятение среди белых халатов. Подвешенные на гибких сочленениях площадки управления закачались и среди машин скользнули лучи света. Это были отблески ламп из-под плотных абажуров. Но никто не произнёс ни слова.

Показалось, что нить, державшая низкий голос «М», оборвалась. Металлическое горло, тянувшее «оум, оум, оум», тоже умолкло. Было слышно только тиканье контрольных приборов и слабый, треск киноаппарата. Резко пахло озоном. Экран погас… Замок вернулся на своё место на Рейне. Зажёгся свет. Вновь пол пошёл вниз, атруба двинулась вверх. «Небесная пушка» приняла вертикальное положение, нацеливаясь в зенит, в неведомые глубины мирового пространства.

Сэр Артур стоял. Он казался совершенно спокойным. Ни к кому не обращаясь, он сказал:

– Я хочу уйти отсюда.

Форрингтон смотрел на ослепший экран. Один из белых халатов занял место Макнилла. Открыли дверь. Она сообщалась с выходом, ведущим во двор замка. Макнилл шёл впереди, показывая дорогу. Отто Хаггер шёл сзади. Он, казалось, сделался ещё старше, спина сутулилась ещё больше. Он шёл, выставив немного вперёд длинные тяжёлые руки. Сухие, жёсткие, согнутые пальцы с пучками волос напоминали когти.

Чуть ущербная, очень яркая луна освещала двор замка. Толстая чёрная тень «небесной пушки» рассекала двор, взбиралась по стене и исчезала в пространстве между зубцами. Вот тень побежала вниз, спустилась во двор, сократилась, исчезла. Замок втянул в себя своё жало!

Три тени шли ко входу в башню. Две первые сливались в менявшее форму пятно. За ними на ровных гладких, вытертых столетиями каменных плитах плыл чёрный абрис громадной гориллы.

У дверей башни Макнилл Предложил Форрингтону:

– Позвольте, сэр, проводить вас в спальню.

– Нет, поднимемся наверх, я хочу поговорить с вами. И с вами, – сэр Артур обернулся к Хаггеру.

Чёрный солдат открыл им дверцу лифта на верхней платформе башни.

Три тени вышли на плаформу. Вдали старый Рейн тихонько ворчал во сне. Неподвижно стояли ряды фонарей на аэродроме. Луна, идя к закату, спокойно озаряла одно из самых красивых мест в Западной Европе. Древний, сухой камень Эратосфена был очень далеко. Наступал час глубокого предрассветного сна.

Глава восьмая

В ЗАПАДНЕ

Слишком длительна, слишком продуктивна была связь между Макниллами и Форрингтоном, чтобы фирма легко могла расстаться с ним – одной из своих главнейших научных опор.

Макниллы терпеливо сносили учащавшиеся у сэра Артура за последнее время вспышки дурного настроения, недовольства: «Чудачество возрастает с годами, старость всегда капризна».

Поэтому доходившие до Томаса Макнилла сведения о «выходках» Форрингтона, выражавшиеся в недовольстве направлением работ комиссии двух стран, понимались им по-деловому.

«Нужно по-настоящему занять его. Там слишком много разговаривают. А в раздражении сэр Артур говорит вздор о вещах, в которых ничего не понимает…»

Однако острые внутренние противоречия на самом деле раздирали комиссию учёных двух стран, работавшую по поручению правительства над величайшей проблемой XX века.

В инкубаторе, где дозревали два яйца для убийства одним ударом тысячи жителей двух японских городов, споров не было.

«Мы молились об успехе и нам нужно было спешить!» – так писал впоследствии один из этих учёных.

Нужно! Умирающий третий райх тоже что-то готовил и мог быть страшным для островной империи даже в последних судорогах агонии!

Но райх был разбит чужими руками, а атомные бомбы отправились в Японию, чтобы положить начало атомной дипломатии: «Бойтесь все!»

И работы продолжались. Некоторые учёные, позабыв, что подобные слова повторялись много раз и при изобретении скорострельных пушек, и автоматического оружия, и многих других орудий истребления, говорили:

«Сама разрушительная сила атомного оружия исключит возможность войны!»

Но разочарование Форрингтона росло, тем более что голоса демократического мира стали так громки, что начали проникать через тяжёлую стену, сложенную временем из случайно, в сущности бессистемно накопленных убеждений.

Подоспели и примеры, многозначительно поданные двумя коллегами учёного, которые открыто присоединили свои голоса к голосу мира, звучащему с Востока.

Эти двое не были пришельцами в науке и не были «политиками» в том смысле, как теперь Форрингтон понимал это слово.

Сэр Артур начал интересоваться прессой и выбор газет, которыми он интересовался теперь, удивил бы его самого несколько лет назад. Кто бы мог поверить, что, читая, например, последние выступления представителя России на Ассамблее наций, сэр Форрингтон одобрительно будет кивать головой?