Операцию «Шторм» начать раньше… - Иванов Николай Федорович - Страница 35

Конец июня 1978 года. Кабул.

Нет такой власти, которую бы не критиковали. Жесткую — за тиранию и диктаторство, слабую — за бесхребетность. Могут обвинять в милитаризме и тут же в недальновидности и подрыве обороноспособности страны. Ругают за зажим критики и тут же за потворство вседозволенности. За то, что одним повышают зарплату, а другим оставляют прежнюю.

Поэтому в государствах постоянно за что-то борются. Там, где есть смертная казнь, — за ее отмену. Где нет — за введение. Поднимают свои знамена новые партии и сразу же те, кто требует их закрытия. Идут баталии за принятие какого-то закона или его отмену. А если ни за то и ни за другое, то бесконечно за его уточнение и доработку.

Власть обречена на критику. Пока будет хоть какая-то власть, всегда найдутся и те, кто ею недоволен. Слабая в этом случае рухнет быстрее, но зато безболезненнее для народа. Крах сильной власти несет в себе большие социальные потрясения, так как она способна сопротивляться.

Дольше же всех держится вязкая власть — власть, издавшая сотни законов о самой себе, власть, не запрещающая, но и не разрешающая. Власть кабинетов и согласований, грандиозных будущих проектов и славицы о вчерашних достижениях, но только не о сегодняшнем дне. Власть многочисленных подписей, власть, когда в случае ошибки виноваты все, но никто конкретно.

Потом ее, конечно, будут ругать, для этого даже найдут двух-трех самых виноватых, и свора бывших соратников, очищаясь и оправдываясь, будет валить вину всей эпохи, просто вину обстоятельств, а заодно и свою собственную, на них. Хорошо выглядеть прозревшим, смелым, умным и деятельным!

Но страшно другое — если эти вечно праведные вновь окажутся у трона. Хотя конечно же самые опасные для народа правительства — это революционные. Мало того, что на гребень штормовой волны поднимается много пены и шелухи — карьеристы, сонмы обиженных предыдущей властью, проходимцы и подхалимы. Революционной власти еще всегда хочется и всей полноты правления. Без дележа с кем бы то ни было, даже с теми, с кем еще вчера, объединившись, шли на «последний и решительный». Редкая революция обошлась без раскола в стане победителей, потому что после победы всем группировкам кажется, что ее можно было бы добыть и без союза с остальными. Вот тут и начинается поиск и подсчет ошибок друг у друга, формируется оппозиция — где открыто, где тайно.

История человечества только и делает, что говорит и предупреждает об этом. Но, видимо, революции и разочарования их итогами неизбежны.

Первый заместитель премьер-министра Афганистана Бабрак Кармаль почувствовал на себе это более, чем кто-либо другой. Сброшенная ему с барского плеча халькистов должность ничего не решала и не значила в стране. Вернее, должность была первейшая, ничего не значил на ней именно он, Бабрак Кармаль, лидер «Парчам». Как и в прежние годы, вся власть, но теперь не только партийная, но и государственная, сосредоточилась в руках «Хальк». И Тараки первым открыто игнорирует заместителя-парчамиста, сделав вторым лицом в партии и стране министра иностранных дел Хафизуллу Амина. Человека, которого на последнем съезде партии не избрали даже в состав Политбюро, настолько все делегаты поняли его коварство, приспособленчество, хитрость и жестокость. Неужели Тараки слеп? Или ему выгоден такой человек, чтобы на контрасте с ним самому выглядеть более благородным? К чему в таком случае приведут страну сыновья скотоводов и, как стал в последнее время говорить о себе Амин, «выходцы из низших слоев среднего уровня»? Да, а вот он — сын генерал-полковника Мухаммада Хусейн-хана, получил образование, его избирали в парламент. Почему он должен стесняться этого и почему из-за этого теперь всю жизнь обязан довольствоваться вторыми ролями? Да уже и не вторыми, при нынешней ситуации только слепой не видит, что он, Бабрак Кармаль, уже вообще ни на каких ролях. Его нет. Нет его, его партии, идей «Парчам» — все подмято, растоптано, выброшено за борт истории...

Распалясь однажды от такого внутреннего монолога, Бабрак Кармаль пришел в кабинет к Тараки. Нет, не так, здесь все решают детали. Перед тем, как войти, его вначале остановили, попросили подождать и пошли докладывать. Какая низость! Какое пренебрежение! Не хватало еще, чтобы его не пустили или не приняли.

Бабрак намерился идти к председателю Ревсовета самостоятельно, не дожидаясь разрешения, но вовремя вышел порученец и пригласил в кабинет.

Еще одна неловкость при встречах с Тараки, может быть даже самая большая, — это то, что Кармаль так и не решил, как же ему называть главу государства, как обращаться к нему. По имени, но не так близки они для этого да и не так он воспитан, чтобы фамильярничать со старшим по возрасту. В традиционном же слове товарищ Бабрак видел и чтил первоначальный его смысл и не мог позволить себе поступиться принципами. До этого как-то обходились вообще без обращений друг к другу: вопрос — ответ, и до свидания. А теперь и встречи уже стали происходить все реже и реже, вернее, только на заседаниях.

Обойтись бы и напоследок без обращений. Да, напоследок, потому что есть гордость и совесть, чтобы отвергнуть должность пустого места. Он будет просить освободить его от обязанностей заместителя премьер-министра. Он готов даже уехать из Кабула, перейти на дипломатическую работу, лишь бы быть подальше от восторженных, занятых самими собой халькистов, не видеть их здравиц друг другу, не чувствовать пренебрежительности по отношению к своим сторонникам.

— Я слушаю, — поднял голову из-за бумаг Тараки, лишь только он вошел.

О, эта усмешка из-под усов! Нет-нет, надо иметь гордость, надо проявить твердость и уехать отсюда. Пусть ухмыляется кому угодно — Амину, готовому лизать пятки, Гулябзою, Ватанджару. А для него, Бабрака Кармаля, это в последний раз. В последний!

— Я пришел, чтобы сказать: я чувствую, что работать в правительстве на своем посту с полной отдачей не могу, — остановившись посреди кабинета, решительно начал Бабрак. Вновь удалось избежать обращения, никак не назвать Тараки — ничего, переживет. Он не Амин, чтобы рассыпаться насчет «великого учителя», это тому надо, чтобы сохранить титул «ученика». Он же будет краток. — Я считаю, что в данный момент я мог бы более плодотворно работать где-нибудь послом за границей. Это будет лучше и для партии.