Цена познания - Алкин Юрий - Страница 3

Когда я прочел контракт, моя самая дикая теория показалась мне образцом здравого смысла. Согласно этой бумаге, я должен был в течение трех лет жить в определенном изолированном обществе в институте организации. (Никакого более внятного названия этого учреждения в документе не предлагалось.) Все это время я обеспечивался едой и жильем. Все, что от меня требовалось — это играть роль определенного персонажа. По окончании трехлетнего срока организация обязывалась выплатить мне огромную сумму, несомненно превосходившую ту, что я воображал пять минут назад. Я же со своей стороны обязывался молчать обо всем, что видел и слышал в течение этого времени. Нарушение этого обязательства грозило всевозможными преследованиями по закону, а также другими тяжкими последствиями. Здесь я остановился и стал гадать, какие такие тяжкие последствия могут не подпадать под определение «преследование по закону» в юридическом документе. Продолжив, я, наконец, наткнулся на то, что подсознательно искал — условие, которое оправдывало невероятный размер вознаграждения. Эти господа собирались сделать мне пластическую операцию.

Я оторвался от документа и посмотрел на членов комиссии. Видимо, они уже не раз видели такое ошалелое выражение лица кандидата и хорошо знали, в каком месте контракта оно возникает. Женщина мягко сказала:

— Пожалуйста, дочитайте до конца.

Я сглотнул и стал читать дальше, надеясь, что этот контракт — тоже своего рода тест. Однако я ошибался. Следующая страница просто перечисляла то, что мне запрещалось делать, находясь в своем добровольном заключении. Сухость формулировок только подчеркивала строгость запретов. «Полное отсутствие коммуникаций с внешним миром… Беспрекословное подчинение указаниям…» На этом грозном аккорде контракт закончился. Закрыв папку, я поднял голову и сразу же встретил внимательный взгляд бородатого.

— Ну что, — спросил он, глядя на меня не моргая, — у вас есть вопросы?

Разумеется, вопросы у меня были. Самый простой давно уже вертелся в голове, но звучал он как-то нелепо:

— А зачем все это нужно?

— Простите, — твердо ответил он, — но на этот вопрос я вам ответить не могу. Так же как и на любой другой, касающийся задачи и состояния нашего исследования.

Этой фразой он сразу отмел десяток других вопросов, которые я уже был готов задать. Я помолчал, собираясь с мыслями, и для начала спросил, насколько законно их исследование. На этот отнюдь не самый умный вопрос ответила женщина.

— Наши исследования, — в голосе ее зазвучали торжественные нотки, — находятся в полном соответствии со всеми законами этой страны и преследуют благородные и гуманные цели.

Мне показалось, что во время этой тирады бородатый немного поморщился. После этого на вопросы отвечал только он.

— Зачем нужна пластическая операция?

— Для того чтобы привести вас в полное соответствие с личностью, которую вам предстоит изображать.

— Это какая-то известная личность?

— Нет, этот человек неизвестен.

— Он уродлив?

— Ни в коей мере. Его внешность весьма обыкновенна и приятна. Он немного похож на вас, это было одной из причин того, что вы были выбраны.

— Одной из причин? А каковы другие причины?

— Разумеется, ваш возраст, а также ваши физические и психологические данные.

— А подробнее?

— К сожалению, на данном этапе я не могу сообщить вам какие-либо подробности.

— Я могу увидеть фотографию этого человека?

— Только если вы согласитесь подписать контракт.

Ни один из его ответов не прояснял общую картину. Мне по-прежнему было абсолютно неясно, для чего им понадобился я со своими данными и чем они занимаются в своих комплексах. Задавать прямые вопросы на эту тему не имело смысла, и разговор постепенно становился мучительным. Наконец меня осенило:

— А в чем состоит этот экзамен, к которому нужно готовиться полгода?

И снова последовал обтекаемый, вежливый и ничего не проясняющий ответ:

— Вам необходимо вжиться в образ. Экзамен позволит нам оценить, насколько успешно вы справились с этой задачей. Вы будете сдавать его до тех пор, пока мы не убедимся в том, что вы абсолютно готовы.

Через десять, минут мои вопросы иссякли. Я ощущал себя подавленным условиями контракта и этим топчущимся на одном месте разговором. Бородатый внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Мсье Рокруа, мы понимаем, что вам необходимо подумать. У вас есть три дня на то, чтобы принять решение. Если вы согласитесь на наши условия, в вашем распоряжении будут еще три дня для того, чтобы уладить все дела. Если это будет связано с выплатой каких-либо неустоек, организация возьмет на себя все расходы. Обдумайте наше предложение и сообщите свое решение по этому номеру.

Он подал мне белую карточку, в центре которой был одиноко напечатан телефонный номер.

— Мы будем ждать вашего ответа и надеемся, что вы примете положительное решение. Люсьен, проводите мсье Рокруа к выходу, — обратился он к невысокому, который к этому времени перестал возиться с анкетами и безучастно наблюдал за нашим разговором.

Очутившись на улице, я глубоко вдохнул сладкий воздух уходящей весны. Уже стемнело, и на чистом высоком небе показались звезды — яркие и мерцающие, вызывающие в памяти «звездные» картины Ван Гога. Каштаны вокруг тянули к ним свои зеленые руки. Неподалеку на веранде кафе сидели люди, и внезапно я позавидовал им. Они казались такими беззаботными, весело разговаривая за ажурными столиками. В отличие от меня им не надо было срочно принимать серьезнейшее решение, основываясь на странном разговоре. Никому из них не было сделано загадочное, непонятное и крайне подозрительное предложение. А вот мне его только что сделали. И при всей своей загадочности оно являлось самым выгодным предложением, которое я когда-либо получал в своей жизни.

Глава вторая

Следующие три дня прошли в тяжелых раздумьях. Три с половиной года казались огромным сроком. Мое лицо, хоть и не являющееся эталоном красоты, стало для меня очень родным за двадцать пять лет. И вообще, вся эта бородато-бритоголовая компания с «гуманными целями» не вызывала особого доверия. Но самое сложное в этих размышлениях было то, что в глубине души я знал свое решение еще в тот момент, когда захлопнул зеленую папку с контрактом. Сумма, которую мне обещали заплатить, была несравнимо больше той, что я мог заработать за эти годы, даже если бы завтра нашел работу. Какие там неоплаченные счета — с такими деньгами можно было открывать свою газету, покупать существующее издание или просто не работать до конца жизни, худо-бедно существуя на банковские проценты. Мне нечего было противопоставить этому соблазну, кроме неубедительной привязанности к своей внешности.

Хватаясь за последнюю возможность оправдаться перед собой за отказ, я попытался навести справки об этой организации. Как и следовало ожидать, никакой информации добыть не удалось. В редакции газеты, напечатавшей объявление, ничего не знали о том, кто за ним стоит. После долгих ужимок секретарша вспомнила, что принес его невысокий человек лет сорока. Я почти не сомневался в том, кто это был. Номер на карточке оказался из тех, о которых телефонная компания не имеет право что-либо сообщать. Ничего подозрительного в этом не было, потому что любой человек мог заказать себе номер с таким условием. Здание, в котором я проходил собеседование, сдавалось внаем для краткосрочных мероприятий. В течение последних трех дней оно числилось сданным благотворительной организации, занимавшейся помощью бездомным детям. Сама организация находилась в Марселе, и на телефонные звонки там никто не отвечал. Придраться было не к чему, так как я пытался дозвониться туда в течение выходных. Все выглядело действительно законно и благородно.

На третий день я сдался. После трех долгих гудков мне ответил низкий хрипловатый голос, живо вызвавший в памяти лицо бритоголового экзаменатора:

— Как поживаете, мсье Рокруа?