Департамент налоговой полиции - Иванов Николай Федорович - Страница 31

Директор вслух прочел первые фразы:

– «Реакция на действия налоговой полиции должна быть адекватной ущербу, который она наносит своими действиями уголовному миру…» Слов-то каких поднабрались! Но перейдем от сатаны к Богу. Что с подслушивающим устройством на храме?

– Съем «закладки» прошел тихо-мирно, вроде никого не потревожили.

– Соседей никогда не нужно тревожить по пустякам, – согласился генерал-лейтенант. – Чем заняты на данный момент?

– Перепроверяем через доверенных специалистов результаты всех предыдущих наших ревизий.

– Это даст… – поторопил Директор, однако сам же вынужден был отвлечься на звонок одного из восьми телефонов, глазеющих дисками на своего хозяина.

– По каждой проверке будет доложено: где и кем не были замечены недостатки, – дождавшись паузы между звонками, завершил мысль Беркимбаев.

– Бери поправку на то, что год назад мы только начинали разворачиваться и наши познания не простирались дальше инструкций и учебников, – взял под защиту оперативников Директор.

– Мы учли это. Все ошибки поделят на две категории: на те, которые появились из-за двоякого толкования закона, и те, что лежали на поверхности и не заметить которые мог только слепой. Или взяточник.

– Ох, смотри, Ермек, на нас с тобой в первую очередь лежит ответственность: будут сотрудники или гордиться, или стыдиться службы в налоговой полиции.

– Понимаю.

– Что делается у нас, в самом департаменте?

– Мы в управлении убеждены: змею нужно ловить не за хвост, а за голову. А она не здесь, не в стенах департамента. Все планируется и вершится на стороне. Нужно ловить там.

– Ты меня убеждаешь в этом? – не сдержал улыбки Директор. Не позже чем на последнем заседании коллегии он сам говорил о том же.

– Больше себя. – Генерал был сед как лунь. Но, судя по всему, не от возраста, а от мудрости.

– Хорошо. Что по нашим оперативным позициям в коммерческих структурах?

– Три очень надежных источника практически одновременно сообщили, что появились «черные списки» налоговых инспекторов, которые берут взятки.

– Инспекторов или полицейских? – насторожился Директор. Вновь потребовал внимания к себе один из телефонов на приставном столике, но на этот раз Директор не отреагировал на звонок: то ли он шел не из правительства, а значит, не срочный, то ли для него и впрямь важнее было услышать ответ на свой вопрос.

– Передали, что вроде бы инспекторов. А там кто его знает.

– Списки должны быть здесь, – генерал-лейтенант вдавил свою широкую ладонь в стол.

Беркимбаев вздохнул, но убеждать словесно, что он это сделает мгновенно, не стал. Сообщил лишь известное:

– Они составлены службами безопасности крупнейших коммерческих структур и заглянуть в них дозволяется даже не всем избранным. В них данные: кто берет, сколько и через кого, как на них выйти.

– Списки должны быть здесь. – Директор вновь вдавил, но теперь уже не ладонь, а кулак в стол. Сам навис глыбой над ним. – А у нас не должно быть подонков.

– Кто спорит, – согласился Ермек.

– Но это касается и списка!

На этот раз «безпека» смолчала: по конкретной работе лучше слов могут быть только конкретные «вещдоки». Будут списки – будет и разговор.

– А негодяя этого, если он есть, все же высчитайте и возьмите, – уже даже и попросил на прощание генерал-лейтенант.

Взять-то взять, но ведь не лося шумом выгоняешь под стволы стоящих на номерах охотников. Человек мудрее и изворотливее: он замрет, прикинется ягненком, уползет ужом, взовьется соколом. Но в ограждение не пойдет.

Словно в воду канул и Василий Васильевич – чуть ли не единственная реальная зацепка за нефтяные дела. Он был уже где-то шеей у той самой змеи, которую надлежало схватить службе собственной безопасности и оперативникам. Глебыч помог отыскать его следы в давних картотеках, но это мало что дало: с последнего указанного адреса он съехал, а на учет нигде не взят. Удивляться не приходилось: события последних лет перемешали все – события, границы, людей, даже связи между отделениями милиции приходилось налаживать чуть ли не заново.

Ничего не дало и хождение Бориса с Варахой по некоторым банкам и фирмам: нигде их не зацепили, нигде в срочном, предупрежденном порядке документы не прятали и не переписывали.

Занятие оказалось тягостным для обоих: Вараха снова был мрачен, Борис тоже с разговорами не лез, и ходили они по адресам как два сыча, неудовлетворенные к тому же и самим заданием с непросматриваемыми целями. Одним словом, сходи хоть и знаю куда, но все равно принеси то, не знаю что.

Похоже, Моржаретов тоже быстро понял бесперспективность подобного хождения и постепенно свернул их с маршрута.

Для Бориса, однако, возвращение в департамент не стало лучшим вариантом. Сидение в здании сулило новые встречи с Людмилой, чего он не желал совершенно. Приходилось думать, как дальше быть и с Надей. Конечно, прогулки с Варахой вроде как бы оправдывали – занят работой по горло, перезвонит и все объяснит, как только освободится.

Ну, вот и освободился. Пора звонить. Оправдание для своего молчания можно находить каждый день, но потом этот каждый день труднее и объяснять. То, что Людмила каким-то образом знакома с Черевачом и что он ее любовник, что из-за нее он ушел от Нади, – это несомненно. Жизнь вновь подтвердила, что они с Иваном обращают внимание на одних и тех же женщин. Губительнейшая ситуация для дружбы. Это же надо – в многомиллионной Москве вновь сойтись на одном человеке! Рок или случайность? Ему теперь что, оглядываться, прежде чем пойти с женщиной? И сразу спрашивать, в каких она отношениях с Черевачом? Но, даже если это и так, зачем нужно было устраивать этот цирк с подставками? С тяжелым сердцем, почти зная о результате разговора, набрал?таки номер Нади. Трубку поднял сынишка, и это дало ему еще несколько глотков воздуха. Но ситуации все равно не спасло.

– Знаешь, Боря, нам, наверное, не стоит больше встречаться.

– Я все объясню.

– Зачем? Это я сама во всем виновата.

Спасает. Принимает весь удар на себя.

Хотел сказать, что не хочет ее терять после стольких лет разлуки, что любит ее и только ее, что готов ждать хоть всю оставшуюся жизнь. Но пока собирался с духом, Надя закончила разговор:

– Я потом сама как-нибудь тебе позвоню.

Снова «как-нибудь потом». Убийственная фраза. В то же время, а что ей остается говорить? Что бы он сам предпринял, увидев ее с другим в тот вечер, когда намечалось свидание? Да еще неизвестно под какой комментарий. Как же Черевач опустился до таких провокаций? Можно было бы его понять, если бы делалась попытка сохранить семью. Но если она уже разрушена, если сам после всего приходит на ночь к Людмиле…

А та продолжала улыбаться ему при случайных встречах как ни в чем не бывало. Хорошо, что в эти моменты то с ним, то с ней был кто-то рядом и специально останавливаться, объясняться вроде не было нужды. Хотя оба, без сомнения, понимали неизбежность и встречи, и разговора.

Однако, на удивление, объяснение произошло не так резко и жестко, как предполагал Борис.

Все в том же нижнем буфете на своем излюбленном месте он однажды увидел Людмилу. Она откровенно ждала его, держа в ладонях стакан с кофе. Можно было сделать вид, что не видит ее, или, наоборот, показать, что демонстративно не желает садиться рядом. Однако он не решился ни на первое, ни на второе. Подошел к столику. Подчеркнуто вежливо попросил разрешения присесть.

– Тебе можно, – с улыбкой разрешила она, словно происшедшее с ними было детской шалостью, игрой в кошки-мышки.

– А кому нельзя?

– Многим, – не стала уточнять Людмила.

Да, она навстречу не идет. Она поджидает тех, кто пойдет следом. Но вот с ним у нее выйдет промашка, теперь уже без сомнений. Хотя и жаль.

– А Черевачу? – помог и себе, и ей перейти к главному Борис.

– По большому счету – и ему тоже.

– Тогда ничего не понимаю.

– Подрастешь – поймешь, – как от неразумного отмахнулась Людмила.