Чистильщики - Иванов Николай Федорович - Страница 35

– Было бы с чего оживать, – оторвался от только что включенного компьютера Штурмин. Облокотился на спинку стула и замер от боли в спине.

Гримасу подчиненного Николаич постарался не заметить. Скромненько, как и подобает при подходе к суперзвезде розыска, поинтересовался:

– Хотел выловить тебя вчера, но что-то не получилось.

Пожать плечами Олег поберегся, но молчанием дал понять: значит, не судьба. Да и как можно выловить в Москве того, кто в реальности сидел на берегу канала в Крыму.

Поинтересовался исключительно ради того, чтобы не выглядеть равнодушным к начальству:

– Что-то срочное?

– Очередную порцию восхищений от особого отдела наших доблестных военно-космических сил передавать ведь кому-то надо.

– Лучше бы от невоенных земных женщин…

– Для тебя это проблема? – удивился Николаич, не спуская цель с мушки и прекрасно зная, что выстрелить успеет в любой момент. Но долго тянуть не стал: – Говорят, в Хабаровске безумно красивые метиски.

Не-ет, ничего не боялся Николаич – ни подсиживаний, ни выпроваживаний на пенсию. Такой зубр, как он, ведал одно: если пошла охота, ни в коем случае нельзя останавливаться ради промежуточного подсчета трофеев. Штурмин еще в запале, он еще бежит, и сил продолжить гон у него пока предостаточно. Для здоровья, конечно, пользы нет, но кто в офицерах заботится о нем?

Олег, естественно, в подобные психологические тонкости не влезал. Он понял пока одно: его жаждут видеть на другом конце страны.

Усмехнулся с грустью и сожалением. В отличие от начальника, ему казалось, что он устал: слишком огромный разброс в расстояниях и выполняемых задачах пришлось перелопатить за мизерный срок. Поэтому он хочет в свою квартиру, к заждавшимся инструментам и пересохшим корешкам. В крайнем случае – в «Москвич» и до Баковки.

Подумал и замер. Нет, в Баковку он не поедет. Туда нельзя после Зои. А то получится: если в Крыму облом, то срочно меняем курс и флаг? Да, Зоя ушла от него навсегда. Но и Надя – или кто другая – еще не пришла. А скорее всего, он просто обречен всю жизнь жарить яичницу. И тогда, между прочим, поездка в Хабару оказывается как нельзя кстати. Нет, есть в Николаиче что-то от Макаренко.

Попросил о единственном:

– Можно не сегодня?

– Можно, – согласился полковник, ожидавший более бурной реакции.

Клинышкин подлез с соучастием сразу, лишь Николаич скрылся за цверью:

– Что-то случилось? Где лицо оставили, командир?

Где он его оставил, лицо? Не угадаешь ведь, жизнь позади достаточная.

– Чем могу помочь?

Разве можно помочь тому, кто проехал свою остановку?

А жизнь казалась Олегу именно такой – с мелькающими полустанками и перестуком колес. Где-то напрашивалась пересадка, где-то просто требовалось выйти, чтобы размять ноги и подышать свежим воздухом. Но мчит курьерский… Сорвать стоп-кран?

– Ладно, все нормально, – отошел от притягательной красной ручки тормоза Олег. Перезагрузил компьютер, деловито осмотрел стол. Как ни старалась уборщица, но вокруг листочков теплились бархатные полосочки недельной пыли. Протрем.

– Майстренко не забегает?

– Удивительно – нет.

Тут Клинышкин не прав – в этом как раз ничего удивительного. Жора неприятен самому себе, а в отделе все станет напоминать ему о причине перехода. Оборвал – и никаких эмоций.

– Что привезти из Хабары?

– Так вы все-таки туда? – понял одну из причин неважного настроения майора Клинышкин.

– Пока туда, – не стал заранее зарекаться Олег. Сейчас раздастся звонок или Николаич сам заглянет, виновато разведет руками, и улетишь совсем в иную сторону…

Когда Николаич, сдерживая возбуждение, и вправду заглянул в кабинет, Олег откровенно и обессиленно улыбнулся фокусу.

А зря. Не надо смеяться над начальниками. Они порой приносят и хорошие вести.

– В Хабаровске зафиксировали переговоры Богдановича с матерью.

И, словно до этого разговора про командировку не возникало, безобидно спросил:

– Летишь?

Как это называется: сначала пустить зайца, а потом смотреть на поведение легавой?

– Если бы не дал вам обещание вылететь завтра, сегодня был бы там.

– Я и не настаиваю на завтрашнем дне, – согласился с мгновенным вылетом Николаич Что, потираешь руки, Макаренко? – Расшифровка беседы ждет тебя в краевом управлении Ждем известий.

Начальники, опять же, любят ждать только хороших сообщений…

Штурмин полез в сейф, в стопки разнокалиберных ДОРов. Стайер стоит на крайней дорожке. Он в меру полноват, правда, больше за счет проверочных документов. Чем же ты занимаешься в Хабаре, господин Богданович? Разгадываешь тайну, заплетенную в косичку телохранителя? Найти бы Трофимова…

Пролистал содержимое папки, восстанавливая в памяти всякую мелочь. Но мало ее, крайне мало. В карман положишь – даже не зазвенит.

– Я в кассы.

Перелететь поверху ночь, приблизить на семь часов восход солнца – разве плохо. Да еще когда кормят – и не яичницей! – да пытаются снова и снова напоить соками и чаем.

Между чаепитиями и пропустили под крылом «ИЛа» ночь и расстояние. Если представить карту и посмотреть расстояние между двумя точками последних его командировок – даже по ней много. Благо, из Архангельска привез самую лучшую находку за последнее время – дощечку из охотничьего шалаша. Лик мальчика, который начинает прорисовываться на ней под резцом. Взгляд.

Работу, в принципе, уже можно было завершить, но не хватало в ней какого-то одного штриха. Как ни крутил Олег будущий портрет, под каким углом ни рассматривал – окончательный образ не дается, ускользает.

Зато калининградская Татьяна Сергеевна получилась просто здорово. Бутон розы в ладонях тянется к первым лучам солнца, на лепестках дрожат капельки росы… Как там она сама, добилась замены плафонов и поездки в Швейцарию?

В краевом управлении тишина стояла неимоверная, словно все полицейские разом вышли на проверку.

– Офицерское собрание, – объяснил пустые коридоры дежурный.

Это было что-то новое, вернее, хорошо забытое старое: офицерские собрания как пережиток социализма ликвидировали вместе с Советской Армией и ее замполитами в начале девяностых.

– На нашего генерала к вам в Москву пришла анонимка, приехали разбираться.

– А он сам не на собрании?

– Ушел. – В голосе хабаровчанина послышались нотки восхищения своим начальником. – Сказал, как решите – так и будет.

Но начальник волновался. Он ходил по кабинету, и только появление Штурмина остановило его бег по ковру. С удовольствием вцепился в розыскника, чувствуя возможность отвлечься.

Не хотелось и Олегу влезать в анонимные подробности – на это существует собственная безопасность и кадровики. А для розыска нет ничего важнее Стайера. С анонимкой наверняка разберутся, космическая группировка пополнилась необходимым спутником в нужное время, архангельский Сережа обрел возраст, отчество и отдельную камеру, – что еще? Конечно, Богданович. Взять его – и на боковую. Спать. Долго-долго.

А начинать нужно с вопроса по прослушке – единственной зацепке Стайера в городе. Что наговорил любимый сынок мамаше?

Но генерал остудил пыл Олега:

– Начальник ОТО на собрании. Одного же вас посылать, сами понимаете…

Убивая время и «прокалывая» калининградца дальше, прошлись по традиционной схеме: паспортные столы, ГАИ, кассы, гостиницы. Вспомнил генерал и то, от чего Олег по возможности всегда старался уходить:

– Позавчера в центре города прошла крупная разборка, несколько трупов. Надо глянуть неопознанных, вдруг твой фигурант лежит в морге.

Мертвый Богданович – отнюдь не смертельно для налоговой полиции. И для него, майора Штурмина, имеющего свои взгляды именно на живых фигурантов, тоже. Сидящий в камере беглец – хорошо, но и прикрывший веки под крышкой гроба – черт с ним, тоже неплохо.

Наверное, он все же и вправду устал, если пошел на такой цинизм…

– Мне надо еще все, связанное с Китаем, – не упустил из виду пропавшую косичку Штурмин.