Чистильщики - Иванов Николай Федорович - Страница 22

Это подействовало.

– Молитесь.

Подоспел Василий, разворошил одиночество, наполнив кабинетик молодостью и силой.

– Главное – все успеть сделать! – философски поднял он вверх палец.

Чего он успел за прошедшую ночь, не уточнялось, но, ясное дело, не Богдановича выслеживал. Лейтенантство счастливо уже тем, что может, не подписывая никаких рапортов, смотаться на свидание в какой-нибудь свой Симферополь. Это после майорских звезд начинаешь быть нужен начальству в любую минуту, а обязательства перед женщинами начинают вытеснять всевозможные богдановичи.

Знал бы, что накаркает, язык бы себе отрезал…

Вернулся и начальник. С порога сообщил Олегу самую радостную за последнее время новость:

– Две недели. С учетом выходных – еще плюс два дня. С учетом больничного, который я тебе сам выписываю на два дня – подлечиться и не пугать народ, – почти три недели. Это же месяц! Хватит? Время пошло.

– Я свободен? – Штурмин даже встал от неожиданности.

– Пожалуйста, если хочешь – сиди, – пожал плечами полковник. Попытался всунуть подписанный рапорт обратно себе в папку, но тут резвости Штурмина позавидовал и философ Клинышкин: документ в мгновение ока оказался у майора.

– А Майстренко? – не забыл побеспокоиться Олег и за других. Если ему подписали отпуск, значит, Жора – в пролете?

– Он сейчас на беседе у генерала. Вопросы? Нет вопросов. Крутимся дальше.

Нет, дудки: дальше пусть крутится Клинышкин, раз ему ночи не хватает.

– Василий, на все звонки мне – один ответ: умер. Оживу после первого сентября.

– Начальник насчитал больше, – проявил бдительность в арифметических подсчетах Клинышкин.

– Мне хватит, – успокоил Олег. – Не отобрали бы данное…

Набрал домашний телефон:

– Мама, я, пожалуй, вечерком заеду к тебе. Там у тебя какие-то примочки по синякам имеются.

– А что случилось?

– Абсолютно ничего. Другу потребовалось, – не стал раньше времени беспокоить.

– А то ты меня уже напугал. Помнишь, в пятом классе, когда упал с дерева…

– Мама, это вечером.

– А что тебе приготовить? Вареников хочешь?

– Хочу. Только я тебе рыбки из Калининграда привез. Поэтому поставь лучше картошки. В мундире.

– Но мне же нельзя рыбку, сынок. Я же не остановлюсь, пока все не съем.

– Помогу. До встречи.

До вечера успел переделать уйму дел. Взял в милиции почти заграничный вкладыш в паспорт – бред, а деваться некуда: «нэзалежна» ныне сестра-соседка; купил билет. Заглянул в поликлинику: там повздыхали, перемазали все побитости на лице по новой, но зато грим наложили вполне приличный. Перестирал дома скопившиеся после командировки вещи, сподобился и на помывку полов. Достал привезенные для резьбы калининградские находки, посидел над образом Татьяны Сергеевны, решил – в ладошках не лицо, а бутон розы. Перебрал домашние запасы корешков, но ничего, напоминавшего бы сломанную Жорой книгу, не смог отыскать. А директора «Янтарного сказа» ни в коем случае нельзя забыть, доверчивых людей грех обманывать.

Спохватился, когда проголодался и вспомнил про мамины вареники. Поразмышляв, решил ехать на собственном «Москвиче»: не в метро же мелькать и объяснять каждому милиционеру, кто ты есть на самом деле.

Но как же он забыл про последнее пристрастие мамы! Выдержав первый шквал охов и ахов по поводу лейкопластырей, еще раздеваясь в прихожей, Олег почувствовал, что в комнате кто-то есть. И, конечно же, все подтвердил и поставил на свои места безвинный мамин голосок:

– Наденька, это Олег приехал, вы ведь знакомы? А мне Надя как раз позвонила, – это уже сначала замершему в напряжении, а потом впялившемуся в зеркало сыну. Оказывается, совсем и не одинаково, каким ты предстаешь перед матерью и каким – перед посторонней женщиной. Пусть даже и солдатом-первогодком. – Вот мы вместе подарки твои калининградские и съедим.

Надя из комнаты не вышла, а Олег тем более не заспешил туда. Унес на кухню пакеты, стал возиться с ними. Мать не выдержала, вытолкнула:

– Иди хоть с человеком поздоровайся, медюлян.

– Нет такого слова в русском языке, – отпарировал Олег.

– Тебе не русский язык надо, а дрын хороший.

– Секунду.

Прежде чем мама поняла его замысел, Олег успел достать из холодильника бутылку вина, плеснул в чашку, залпом выпил. И со спокойной совестью развел руками: а вот теперь я никуда не поеду, никого не повезу. Под осуждающим взглядом матери, дотянувшейся и огревшей его по спине полотенцем, пошел к гостье – деваться в однокомнатной квартире все равно некуда.

– Здравствуйте. Мы, кажется, и в самом деле видимся не первый раз.

Надя, напряженная и заранее колючая, сидела на краешке дивана и пыталась смотреть в книгу. Пластыри Олега немного озадачили ее, она даже сочувственно обмякла:

– Здра-авствуйте.

– Кажется, это вы интересовались, как служится в налоговой полиции. Вот, все на лице.

Шутливо-язвительный тон Олега позволил и ей сменить сочувствие на любимые шипы. Подобралась, вогнула спинку. И как оказалась хороша в такой позе грудь – высока, упруга. Вот в нее бы падать лицом…

– А что можно найти интересного на наших книжных полках? – отвлекаясь от женских приятностей, поинтересовался Олег и присел напротив.

– Готовлю кандидатскую… – Спокойно переждала неподдельное удивление Олега и продолжила: – …а у Марии Алексеевны обнаруживаются такие книги, которых и в библиотеках не найдешь…

– Значит, теперь часто будете у нас в гостях?

На этот раз поинтересовался вроде без подвоха, но Надя вновь выставила грудь, совершенно не понимая, что добивается этим обратного эффекта. Повертела в задумчивости книгу, отложила. Поднялась:

– Извините, я пойду к Марии Алексеевне на кухню. И… я не думала, что вы приедете. А то, несомненно, зашла бы в другой раз.

Обескураженный столь откровенным признанием, Олег не сразу и нашелся, что ответить. Хотя от Нади можно ожидать подобного заранее: змея если не укусит, то зашипит.

– Олег, – тут же позвала с кухни мама, и в ее голосе он уловил тревогу. – Олег, Надя засобиралась уходить. Повлияй хоть ты на нее.

– Нет-нет, Мария Алексеевна, мне правда пора. Сами знаете, дорога. Я ведь случайно и на минутку, – не преминув подчеркнуть это специально для Олега, решительно отнекивалась уже около вешалки гостья.

– Да вы останьтесь… право… – чувствуя свою вину, неумело закрутился вокруг и Олег. – Рыбка из Калининграда…

– Нет, спасибо. До свидания, Мария Алексеевна.

Надя поцеловала хозяйку и, не глянув на Олега, исчезла за дверью.

– Что ты ей сказал? – повернулась мама к источнику столь бурной реакции гостьи.

– Вроде ничего особенного… Ну что ты так переживаешь?

– Молчи уж. А вечер испортил.

Шаркая тапочками, пошла на кухню.

– Ну, мам… Ничего особенного не сказал я ей. Поинтересовался только, часто ли она теперь станет наведываться к нам в гости.

– Не к нам, а ко мне. И не притворяйся, будто ничего не понимаешь, – она специально отодвинула еще и винную чашку.

Олег сел напротив, повинно положил побитую голову подбородком на кулаки:

– Расскажи мне о ней.

Мама, прощая, потрепала ему прическу. Улыбнулась далеким воспоминаниям:

– Она росла удивительно чистым, возвышенным и честным ребенком. После школы вышла замуж, за одноклассника. А тот полюбил водочку да компании.

– Разошлись?

– Она ушла. Встретился умный, воспитанный парень, коммерсант. Но – женатый. Из Ленинграда, – мама никак не хотела переходить на новые названия городов, улиц, станций метро. – Полтора года снимали здесь, неподалеку от нас, квартиру. А потом ему пришлось уехать: дела на фирме пошли плохо, деньги кончились.

– А вместе с ними – и любовь?

– Не говори так, таким тоном. Ты не судья. Для нее, может, это время и стало лучшим в жизни.

Мама встала, вымыла чашку. Успокоилась. Вернулась и на место, и к рассказу о своей выпускнице:

– Муж, с которым она не разводилась, конечно, нашел себе женщину, привел в дом. И представляешь, каково теперь ей возвращаться туда же? А жить где-то надо. Пока живет на даче, а она?то летняя. И не ее, а подруги. А девочке в школу идти… Жалко Наденьку.