Знак Лукавого - Иванов Борис Федорович - Страница 18

— У кого война? — спросил я без особой надежды хоть что-то понять в происходящем. — С кем?

— Племена сцепились… — неопределенно махнул рукой в пространство Советник. — Лесные повздорили с озерными. А за озерных вступился еще кто-то… И все вместе запалили леса. В общем, это надолго. И нас не касается. Главное, запомни — нас это не касается. За тем исключением, что пробираться придется по горящей земле. И каждую секунду, пока будем идти по ней, мы будем рисковать схлопотать случайную пулю или нарваться на обезумевших идиотов, которым никакие законы не писаны. Но не принимай это близко к сердцу…

Советник Дуппельмейер невесело хмыкнул. Я промолчал.

А Сотеш уже отдавал распоряжения шестерым встретившим нас порученцам. Потом приказал что-то своей четверке, и все они — теперь уже десятка вооруженных и мрачных типов — плотно сомкнулись вокруг нас (меня и Советника) и решительно двинулись сквозь неохотно расступившуюся перед нами толпу. Сотеш повернулся и протянул мне какой-то сверток темной ткани. Этот подарок сопровождался коротким, но, видимо, ценным указанием.

— На голову надевай — быстро! — перевел мне Дуппель. — Не стоит твою физиономию всенародно светить. Раз уж тобой Враг интересуется, то лучше, как говорится, перебдеть, чем недобдеть…

Я угрюмо посмотрел на него и стал напяливать на себя черный балахон. Был он, слава богу, без спецпропитки и с прорезями для глаз. Ладно, к идиотизму происходящего мне было уже не привыкать. С тех самых пор, как я имел неосторожность попить пивка на халяву со случайным знакомым в кафе маленького речного вокзала. То лжементы на меня наручники надевают, то карлики отлавливают… Теперь вот в дурацком балахоне приходится через толпу шествовать. Не очень дружественно настроенную, кстати говоря.

— Ну все обошлось, кажется… — пробормотал себе под нос Дуппель где-то у меня за спиной. — Смотри-ка: и карета подана. Опять же не пешедралом идти придется…

«Карета», ожидавшая нас на продымленной полянке у границы леса, за поворотом — подальше от глаз беженцев, — оказалась всего-навсего арбой, запряженной парой малорослых коров, и на вид еще менее комфортабельной, чем кибитка. Правда, имели место утепленный, из овчины сработанный полог и донельзя усиленная охрана. Кроме тех шестерых «спецназовцев», что обеспечивали наш проход через скопище беженцев, арбу стерегли еще трое угрюмых и вооруженных до зубов молодцев. Четвертым был возница. В отличие от первого — оставшегося при кибитке — далеко не унылое, подневольное существо, мечтающее избавиться от навязанных ему пассажиров, а, скорее, прямая ему противоположность. Был возница тот ярко-рыж и видом своим неистов. На груди у него крест-накрест болтались два ружья немаленького калибра. Увидев приближающуюся к нему процессию, он соскочил со своего насеста в передней части арбы и вразвалку направился нам навстречу. Как и на всех прибывших за нами охранниках, на нем поверх цивильной походной одежки был нацеплен вполне современный облегченный бронежилет. Похоже, что именно этот свирепый тип и был неформальным лидером среди встречающих.

Между ним и Сотешем тут же завязалась довольно бурная беседа, причем никакого пиетета в отношении господина капитана возница явно не демонстрировал. К из разговору присоединился и державшийся (если судить по осанке и возрасту) здесь за старшего охранник. Дуппельмейер мгновенно оказался тут как тут. Похоже, что никому здесь — в Странном Крае — не приходило в голову оспаривать его право присутствовать при беседах лиц, облеченных властью. Точно так же, как никому не приходило в голову спрашивать его мнения. Он, впрочем, и не особенно вмешивался в разговор. Более того, на середине разгоревшихся горячих споров он досадливо махнул рукой, резко повернулся и направился ко мне.

— Они решили через перевал дунуть, — сообщил он мне таким тоном, что даже кретину должно было стать ясно, что решение принято просто идиотское. — А старики сказали, — продолжил он с прежней досадой в голосе, — что эта ночь долгая… Так что дуба мы дадим на перевале от холода. Запросто…

Развить эту мысль ему не дали: все наши проводники враз замахали нам руками и загомонили, призывая как можно быстрее занять место в недрах арбы. Сотеш вновь, уподобясь швейцару, откинул перед нами полог навеса, и первым в сумрак, царивший внутри нашего нового экипажа, торопливо шагнул Дуппельмейер. Тотчас же изнутри раздался его сдавленный крик, за которым последовал целый каскад отчаянных воплей и шумов непонятного, но явно гнусного происхождения. Вся наша охрана с видом одновременно и растерянным, и уверенным кинулась к проклятой колымаге и молниеносно сомкнулась вокруг нее, ощетинясь стволами и энергично оттеснив меня в сторону — подальше от неожиданно возникшей опасности.

Глава 3

ТАГАРА

Опасностью оказался всего-навсего незапланированный пассажир, зайцем забравшийся на арбу под носом у бдительной охраны. Заяц замаскировался среди наваленного в арбе багажа так ловко, что Советник обнаружил его лишь по случайности — споткнувшись обо что-то и обрушившись на нечто, оказавшееся вдруг живым и испуганным. Вытаскивали это живое и испуганное нечто из повозки вчетвером — Дуппель, Сотеш, рыжий возница и тот из охранников, кто был тут за главного. При этом наше транспортное средство не раз грозило перевернуться.

Зайцем оказался всего-навсего подросток лет четырнадцати, худющий и оборванный. Брыкался и извивался он отчаянно, при этом норовил укусить кого-нибудь за руку. Выковырнуть-то его из арбы с грехом пополам все-таки удалось, но этим успехи карательной экспедиции против непрошеного попутчика и ограничились. В следующую секунду стервец вырвался из рук своих преследователей и юркнул под арбу. Достать его оттуда троим плотного сложения мужикам, упакованным в бронежилеты, было довольно затруднительно.

Компания, усиленная моральной поддержкой Советника Дуппельмейера, перешла в стадию позиционных сражений. Четверо ловцов, пыхтя и ругаясь, хороводили на четвереньках вокруг неказистого колесного экипажа и норовили ухватить свою дичь то за одну, то за другую неосторожно высунутую в зону их досягаемости конечность. Но не тут-то было! Парнишка оказался куда более проворным, чем его преследователи, и соответствующая конечность мгновенно исчезала в недоступном для них пространстве. Смотреть на эту сцену без смеха было нельзя. Но всем участникам происходящего действа было вовсе не до смеха.

Я не без удивления обратил внимание на реакцию остальной охраны, не задействованной в поимке мальчишки. Стоя поодаль от эпицентра событий, они как-то отрешенно созерцали происходящее, лишь изредка обмениваясь короткими репликами и критическими замечаниями. Тем временем Дуппель увещевал парнишку, Сотеш и охранники из его свиты грозились — насколько можно было понять по интонациям, сквозившим в их голосах, — стереть гаденыша в порошок, а свирепый возница, как ни странно, пытался наоборот подманить стервеца неведомо откуда взявшимся у него леденцом. Однако паренек оказался кремнем: ни на какие посулы он не покупался. Совершая свои молниеносные маневры под колесами арбы, он продолжал переругиваться со своими обидчиками: то огрызался, то поддразнивал их, то вдруг принимался что-то горячо объяснять, ожесточенно жестикулируя — насколько это позволяли ему весьма стесненные обстоятельства. И только тогда, когда, запыхавшись от изнурительной возни, он от отчаяния и от полного непонимания окружающих разрыдался, ему наконец удалось смутить своих противников. Сотеш и его оруженосец смягчились, сменили тон и от угроз перешли к увещеваниям, а Дуппельмейер и возница — от увещеваний и посулов к тому, что на дебильном языке политических комментариев именуется «конструктивным диалогом».

Тут что-то подсказало мне, что стоять в стороне и тупо пялиться на происходящее как-то не вписывается в выпавшую мне роль пусть недоделанного, но мага…

— Что говорит мальчишка? — спросил я Дуппеля, решительно шагнув вперед.

Стражник, до той поры прикрывавший меня от неведомой опасности, долженствующей исходить от малолетнего зайца, нерешительно воспротивился моему движению, но применять силу не стал. Это было неплохим признаком. Все-таки я, кажется, был не столько пленником, сколько особо важной персоной, хотя и требующей присмотра, но сколько-то уважаемой. Дуппельмейер поднял на меня глаза. Он был порядком озадачен. Откашлявшись, он обменялся взглядами с Сотешем. Тот оторвался от переговоров с притихшим под арбой мальчишкой и, отряхиваясь от прилипшей к локтям и коленям хвои, приблизился к нам.