Законы исчезновения - Иванов Борис Федорович - Страница 57

Николай потер лоб и снова поморщился, словно глотая горькое лекарство.

— А особо ему какое-то место запомнилось... Такое, о котором он долго рассказывать не хотел. Но и в себе эту память носить боялся. Такое с людьми бывает: случится с тобой что-то такое, о чем никому рассказывать не стоит, ты и молчишь. Только память тебя гложет и гложет. До тех пор, пока не выложишь всю эту историю первому встречному. Ну, или не совсем первому, а во г. как у нас с Шегой получилось — тому, кто первый к тебе отнесется по-человечески. Я, мэм, доброго дядюшку из себя не корчил и розовых, извините, соплей не распускал. Просто не упускал случая объяснить мальцу, что к чему на этом свете. Ну и, конечно, планами своими поделился немного погодя. Вот тогда он и стал мне всякое такое... сокровенное о себе рассказывать. Тоже делиться стал — тем, что него на душе. И про это свое воспоминание... Или про сон — тоже... Это когда мы с ним как-то раз на природу, к реке выбрались да ближе к ночи костерок развели — он про это и заговорил.

Николай решительно отставил в сторону опустевшую чашку и жестом показал хозяйке, что больше наливать не надо.

— В общем, так... Его Наставник однажды пришел за ним поздним вечером. Ночью уже. Пришел и сказал, что им нужно побывать в одном месте. Вдвоем. Что Наставник довезет мальчика туда на своем «ровере». Что он — Наставник — долго ждал, когда Шега будет готов к тому, чтобы в том месте побывать. И теперь видит, что тот готов. И медлить нельзя.

Николай помолчал, сразу как-то потемнев лицом.

— Они туда долго добирались, — продолжил гость после почти полуминутной паузы. — Почти всю ночь. И поутру выехали на побережье. В дюны. Там — во сне том или в мороке — только дюны ему и запомнились. Только песок холодный под ногами. И ветер холодный. И небо над головой тоже холодное, серое... И море до горизонта мглой подернуто. Холодное и серое. И лес невдалеке — редкие такие деревья. Без листьев. Словно мертвые...

Там Наставник остановил машину, открыл дверцу и приказал: «Иди туда, в лес... Там сам все поймешь...»

И Шега побрел к лесу. Побрел, ежась от холодного ветра, утопая по щиколотку в ледяном песке, к теряющимся в сумраке угрюмого рассвета черным деревьям.

Николай поежился, словно тот ветер из зыбкого мира снов мальчика добрался до него здесь и пробился под плотное сукно бушлата.

— Вроде ничего страшного, мэм, малец и не рассказывал. Но... Каждый раз как вспомню, как он сидит, коленки ладонями обхватив... Весь из себя тоненький такой, напряженный, а глаза — большие, и слезы в них стоят... Сам глядит на огонь — и словно не видит его... Словно зверек маленький перед змеей... Ну я его и спросил — что было с ним там, в лесочке этом? А он молчит и только на огонь смотрит... А потом отвечает — рассеянно так: «Я там заблудился. И остался там. Навсегда». Я, помню, переспросил тогда: «Как это — навсегда? Хочешь сказать — на всю жизнь?»

Он глянул на Марику, словно ища у нее поддержки.

— Понимаете, я тогда подумал, что малец немного того... Умом тронулся после всего, что с ним в Приюте том сотворили. Должно быть, Шега это понял. Но взгляда от огня все оторвать никак не мог. Только повторил: «Навсегда». И я, знаете, так и не смог понять — возражает он мне или со мною соглашается... «Ты же, — говорю, — сейчас со мною здесь, у костерка сидишь. Живой и невредимый. Значит, выбрался ты оттуда, из леса того. В нем не остался...» А он на меня посмотрел как-то странно и кивнул: знаете, мэм, так вот, как мы иногда детишкам неразумным киваем. Когда о чем-то таком толкуем, чего им, малолеткам, вовек не понять... И сказал: «Это... совсем другое...» Потом помолчал еще немного и добавил: «Мне и сейчас еще он снится — этот лес... Будто я все брожу и брожу там с тем парнем, которого там встретил... И все говорю и говорю с ним...»

Чудин нахохлился в своем кресле и озадаченно поскреб бороду.

— Я, помнится, даже опешил, — продолжал он. «С каким, — говорю, — парнем?» Малец помолчал, подумал-подумал и говорит: «Он еще раньше меня туда забрел. Давно... И я хотел... Мне надо было его оттуда увести... Но... Он тоже — все еще там, в том лесу...»

Николай потер лоб и искоса глянул на Марику.

— Я даже не знаю, мэм, зачем я вам так все это расписываю. Потому что зыбко это все. Кажимость одна...

— Не беспокойтесь, господин Чудин, — успокоила его Видящая След. — Здесь все — тоже зыбко. Нам с вами придется иметь дело с вещами... с вещами весьма двусмысленными. Продолжайте. И будьте уверены в себе.

Николай снова потер лоб и откашлялся.

— Словом, страх мальцом овладел. И перед Наставником своим, и перед теми делами, что в Приюте том творились. И он в бега подался. А что для пацана двенадцати годков от роду означает в бегах жить, да ещев Транзитной фактории, будь она неладна? Это, мэм, означает, что попадает он прямехонько в лапы к Гарри-Овечке. А то и к кому похуже. Это еще очень повезло ему, что я его перехватил...

Николай тяжело вздохнул.

— Ну вот так мы и действовали. Таким вот путем... По моему, одним словом, плану... Было у меня на примете несколько людишек, которых от лишних денежек можно было избавить — без шума и пыли. Все такого сорта пройдохи, что в полицию им как бы и не с руки обращаться. И все бы так и вышло — самым наилучшим образом. Если бы не прокололся я по-глупому. Бес меня попутал тот чертов «форд» угонять...

Угон автомобиля не был целью задуманной Затейником операции. Просто ему на часок-другой потребовалось транспортное средство для доставки небольшого переносного сейфа в такое место, где Шега без помех смог бы поработать с его замками. Брать мальчонку с собой на дело — во взломанный относительно простыми приемами офис, откуда он собирался позаимствовать тот тяжеленный железный ящик, — Николай не стал. Рисковать мальчишкой не стоило.

Самым досадным было то, что забрать из уже «готового» офиса свою добычу он так и не успел. Копы остановили его на полпути. Дурацкий, не поставленный на сигнализацию «форд» числился, оказывается, в розыске. Брошен он был кем-то из местных налетчиков — при бегстве после попытки ограбления инкассаторской «тачки». Причем брошен в такой спешке, что на полу — за спинкой сиденья водителя, куда Чудин заглянуть еще не удосужился, — остался валяться вполне боеспособный ствол с бронебойными патронами в магазине.

Кому другому при сложившихся обстоятельствах удалось бы отмазаться, но на Затейника у Фемиды вырос преогромный зуб. Тем более что по принятым в Транзитной фактории правилам Фемиду здесь представлял суд того Мира, гражданином которого являлся преступник. А после того как прибывший из Колонии Святой Анны прокурор узрел на скамье подсудимых своего старого знакомого, судьба Затейника определилась довольно печальным образом. Он, впрочем, к самому факту предстоящей отсидки отнесся философски.

— Ну, в общем, конечно, мэм, — продолжал Николай свой рассказ, — срок мотать — это вам не пирожки лепить. Но не скажу, чтобы мне на Фронтире так уж и в тягость все было. Тем более что и срок, если разобраться, пустяковый вышел, и режим был с послаблениями. Однако пришлось мне оттуда в бега податься. С Фронтира бежать — это само по себе дело не из легких. А если у тебя до конца срока счет уже, почитай, на недели пошел, так это полным дурнем надо быть, чтобы побег удумать...

Николай махнул рукой и досадливо крякнул.

— К тому времени я, считайте, уже на положении вольнопоселенца на Фронтире обретался. Тоже не сахар, но не сравнить с теми, кого за «колючкой» держали. Так что мне только из-за Шеги в тех краях и не жилось. Душа за мальчишку ныла. Один он остался — без моего глазу... Нет, не то чтобы я уж совсем-напрочь такого расклада не предвидел. Кое-что я на всякий пожарный случай подготовил. Денежки кое-какие в надежных местах для него оставил. Заранее объяснил — куда деваться, коли со мной что приключится. И к кому идти... Но все это, сами понимаете, не дело. Так что за него вина на мне лежит. Вот и не было мне покоя — все пытался ему хоть пару слов переслать и от него хоть какую весточку получить. Ну и пару раз удавалось такое — пересылали мне о Шеге новости. От того человечка, что я за ним присматривать оставил. А в самом конце вдруг — раз и нате! Как снег на голову — и сам этот человечек на Фронтир приспел!