Души Рыжих - Иванов Борис Федорович - Страница 6

– Да-да, я понял: перед взлетом и посадкой. У вас еще что-нибудь ко мне?

– В общем-то нет. – Русти счел за благо ретироваться. «Странный все-таки народ они загрузили, – сказал он себе. – Ну да ладно – рейс не должен быть долгим – до Нимейи и обратно. Потерпим».

С этой утешительной мыслью боцман нажал сенсор двери соседнего бокса, отодвинул ее и вошел. И тут же, попятившись, вышел назад, в кольцевой коридор, и воззрился на номер двери, решив, что, видно, задумавшись, второй раз вошел в одну и ту же каюту. Но нет – на двери была четко обозначена двойка, а минуту назад он входил в дверь, на которой была укреплена так и не надраенная бездельником дневальным – Русти это запомнилось – латунная тройка.

«Значит, я увидел привидение, – заключил он. – Бывает...»

Подавив желание перекреститься, Русти повторил маневр входа в каюту.

Привидение не исчезло. Оно по-прежнему сидело в противоперегрузочном кресле за столом и пялило на него свои нахальные красные зенки, обрамленные белыми ресницами.

«Ну вот, и у меня началось! – подумал боцман обреченно. – А ведь на этой стоянке я вроде пил только пиво. А если и усугублял его шнапсом, так пару раз – не более».

– Вы, если не ошибаюсь, будете Ник Флаэрти? – спросил он как можно увереннее.

– Да, офицер, к вашим услугам. В шахматишки, случаем, не играете?

Русти ответил – чисто машинально:

– Больше с компьютером, когда «Блэк-джек» надое... – И тут до него дошло. – Это в третьей каюте не братец ли ваш – тот, что по фамилии Финнеган? А вы, почему-то – э-э... Флаэрти...

Тип, носящий фамилию Флаэрти, воззрился на Русти как на человека, место которому в богадельне для сирых и убогих. Но ответом его не удостоил.

– Вот что, – решительно изменил тему разговора не желавший окончательно спятить Русти. – Меньше чем через час – бросок, так что будьте, так сказать, готовы. А то, – он сурово нахмурился, – многим после перехода плохеет, так что не пугайтесь... Это быстро проходит. Примите...

– Я, наверное, не меньше вашего, боцман, напрыгался от звездочки до звездочки... – альбинос, вздохнув, снова уткнулся в свой ноутбук с выведенным на экран шахматным тренажером. – Шесть лет стажа судового врача... А потом – постоянно в таких вот командировочках... Так что не беспокойтесь за меня...

Русти и не стал беспокоиться и двинулся дальше.

Дверь бокса номер один отодвинул сам его обитатель – слава Богу, уже знакомый Русти кошковладелец Жан Лемье. Он был в компании. Кроме Марго, ее составлял Федеральный Следователь. Что до Марго, то она, видно, более благосклонно отнеслась к новому знакомому и, положив голову гостю на колени, как должное воспринимала его скупую, но вполне искреннюю ласку, выражавшуюся в почесывании за ухом и в скармливании умеренных количеств какой-то дряни, вроде соленых крекеров.

«У плохих людей кошки не едят из рук», – вспомнил Русти очередное старое поверье.

Так или иначе, разговор в боксе номер один происходил вполне мирный.

– Кошечка-то ваша, месье Лемье, – как можно более миролюбиво начал беседу Русти, – вроде не так уж и туго сходится с новыми знакомыми, как нам показалось тогда – в кают-компании... – промолвил он и протянул руку, чтобы погладить рыжую тварь. Та моментально окрысилась.

В отличие от Марго Лемье прямо-таки расцвел от не ему, собственно говоря, сделанного комплимента.

– Кошечка эта, как вы изволили выразиться, – поведал он, приглашая Русти присаживаться и сам усаживаясь на довольно скромном пространстве, оставшемся свободным, – знает много такого, что, как говорится, и не снилось нашим мудрецам... Это не простая кошечка – это кошка с легендой... Тот шаромыжник, у которого я ее, гм-м... выкупил незадолго до нашего отправления, рассказывал, что Марго была ни более ни менее как корабельной кошкой людей Оранжевого Сэма... Ну то есть – Банды Рыжих, от которых когда-то стонал весь здешний Сектор... Это сказывалось, помнится, даже на страховках...

– Так ведь у Рыжих своего корабля никогда не было... – заметил Кай. – А уж коли нет корабля, то откуда тогда – корабельная кошка?

– Тот тип... Мистер Шапиро, по поводу Оранжевого Сэма, конечно, врал, набивал Марго цену, – благодушно махнул рукой Лемье. – Но животное повидало виды... Это было заметно по его поведению... Кошечка очень исхудала...

В голосе сердобольного вирусолога прозвучала такая горечь, что слушатели, без малого, принялись точить слезу.

«Этот тип вообще был слаб до всякой живности, – уже много недель спустя характеризовал Русти Жана Лемье своим собутыльникам и выразительно вздыхал при этом. – Он и в науку подался из-за того, что канарейка его – птичка такая в Метрополии водится... – уточнял он самому внимательному из своих почитателей – Золли, что вырос на Чуре и птиц видел лишь на картинках, притом всегда очень пугался их, – поменьше павлина... так вот, пернатое это сдохло, как Лемье тогда – в детстве – решил, от вирусов... Через то бедным зверькам этим и досталось, когда Жан вырос и выучился... Не то чтобы уму-разуму, а как раз молекулярной биологии...»

Видно было, что Русти до боли сочувствовал этим вирусам. Несправедливо, быть может, пострадавшим.

А Лемье он до сих пор недолюбливал.

«Кто же, ребята, знает, от чего на самом деле дохнут канарейки?» – сурово спрашивал он, ставя недопитую кружку на стойку и задумчиво обводя собравшихся взглядом. Те всякий раз крепко задумывались.

Вопрос – хорошо и вовремя поставленный – половина дела в искусстве повествования. Это вам любой подтвердит.

В тот раз, правда, за беззащитных тварей Русти не вступался, а от в бозе почивших канареек, на которых неведомо как вынесло дружеский разговор, завязавшийся перед самым подпространственным броском в пассажирском боксе номер один корабля экстренной доставки «Констеллейшн», попытался вернуться хотя бы к небезразличным ему кошкам.

– Вот тут вы не правы, господа! – решительно и невпопад заметил он. – Про кошку точно такую вот – рыжую и сиамскую одновременно – извиняюсь, весь Сектор наслышан... Это у них вроде как талисман такой был, и таскали они его – ее то есть – с одной захваченной посудины на другую... Талисман и знак: любили они, знаете, подсунуть своего рыжего дьявола на корабль, на который глаз положили. Обычно кому-нибудь из пассажиров, мол, довезите дотуда-то за умеренное вознаграждение... Чаще всего студенточки соглашались подработать таким образом – и сумма какая-никакая обламывается, и спутница, по их разумению, ласковая – в дороге хорошее подспорье. Психологическое...

Народ знающий – так те, как завидят тетку с рыжим зверем на руках, что прет по трапу на борт, так с этого борта – прямиком к портовому лекарю мчались – чтоб только за-ради Бога с рейса их списал. До членовредительства дело доходило... Потому что каждый, кто не совсем салага, знал, что где-то поближе к концу рейса за кошечкой и ее хозяева явятся. И хорошо, если измордуют и оставят на каком-нибудь перевалочном орбитере на автоматике. А то бывало – и в «свободный полет» лишний народ отправляли. А перед тем клятая зверюга еще команде всей кровь поперепортит как сможет.

– Да, – задумчиво заметил Лемье, – животное, наверное, ужасно страдало от постоянной перемены среды обитания и окружавших ее людей...

– А куда смотрели господа офицеры? – поинтересовался Кай.

– Господа офицеры – спрашиваете? Не буду про них худого говорить – бывает, что и среди начальства то один, то другой не совсем дурак попадется, – но гордые они слишком, чтобы тварей четвероногих бояться и к мнению подчиненного им состава прислушиваться. И человеческого языка не понимают, когда с ними про такие вещи говорят, а только бесятся невероятно... Тем более что шутников развелось в Большом Космосе – не в меру. И у каждого – ума палата: то живьем кота рыжего на борт пронесут, а потом гогочут, когда такой вот, как я, боцманюга, под хвост твари заглянуть наконец догадается, а то шерсть рыжую повсюду на корабле понацепляют-понавешают...