Души Рыжих - Иванов Борис Федорович - Страница 27

Тут Русти скосился на налитую стопку и кашлянул. В образ истово верующего страстотерпца сей предмет как-то не вписывался... Разве что – на разговение...

Ник, проследив его взгляд, молча подхватил емкость со стола и, буркнув «Прозит!» – отсалютовал ею боцману и опрокинул в себя. Русти последовал его примеру.

Принятая толика живительной влаги сообщила угрюмому молчуну чуток разговорчивости.

– Нет, я не баптист, – сообщил он, раз уж все равно пришлось раскрыть рот, чтобы поместить в него закуску. – Протестант – по крещению. А вообще-то – безразличен к таким материям... Пусть доказательством бытия Божия занимаются те, кому за это деньги платят... А что до карт – извините, офицер, – у меня с ними связаны неприятные воспоминания. Чисто личного характера...

– Ну – ижвините, миштер, ешли я жадел ваши щувштва... – придав своему голосу должную глубину, процедил боцман.

Такой прием обычно сразу заставлял собеседника ощутить себя бесчувственным злодеем, причинившим старшему интенданту Раусхорну своими психологическими вывертами море страданий.

Сработало и сейчас.

Николас Флаэрти зарделся – второй раз за этот вечер – и снова налил сливовицы – себе и Русти.

– Видите ли, мистер Раусхорн, – подумав, начал он, – азарт карточных игроков – это, пожалуй, самый большой недостаток мой и моего брата – Питера... Вы, наверное, уже слышали от кого-нибудь нашу с ним историю?

Русти кивком подтвердил это предположение и с достоинством отпил сливовицы.

– Только вот, в отличие от меня, Пит и до сих пор не прочь перекинуться в картишки, а для меня это развлечение – теперь навек под запретом. Видите ли, когда я еще только стажировался в Службе, мне пришлось как-то быть ночным дежурным в полевом госпитале на Седых Лунах. Служба любит именно там «обкатывать» новичков. И действительно – там уж действительно с человеком случается все, что только может случиться...

Именно там я и проспал атаку москомортов. Знаете – такие твари – не больше обычного комара. Только укус у них смертелен. Мы всю ночь дулись в «преф» – затягивает, знаете ли. Нет, я вовремя вставал из-за стола, делал обход, проверял состояние больных и аппаратуры. Но к утру меня сморило – и перед сдачей дежурства я не проверил. Не проконтролировал систему «электрозанавеса», одним словом. Она постоянно включалась на ночь и в предрассветные часы – когда моски особенно активны...

По всей видимости, кто-то из ходячих больных – из новичков, которые еще, как говорится, пороху не нюхали на Лунах, наверное, вырубил «занавеску». Когда она работает – духота и, знаете, запах... Горит мелкая мошка... Ну, там, разумеется, имелись предупреждающие надписи, предохранители... Но этот несчастный со всем этим благополучно справился. Ну а моски, как им и положено, налетели на рассвете. Шестеро погибших – как на зло, все – из палаты выздоравливающих... Меня признали невиновным – ограничились тем, что аннулировали стаж, загнали на Ведьмины равнины, – но я-то знаю, кто виноват. И что виновато...

Оба помолчали.

– Вы, пожалуй, шлишком штроги к шебе, миштер Флаэрти... – утешающе заметил Русти, наливая по третьей.

Но на этот раз не достиг того психологического эффекта, на который рассчитывал: Ник прикрыл свою стопку ладонью и, еще раз сославшись на необходимость раннего подъема завтра, оставил Русти наедине со сливовицей.

Та иссякла довольно быстро, проявив затем свои – весьма дурные – качества: всю ночь собравшийся было по-человечески выспаться перед принятием важных решений Русти то кемарил судорожным полусном, то просыпался в холодном поту, стряхивая с физиономии пригрезившихся ему в изобилии москомортов...

– Так что и спать Русти в ту ночь не спал, и бодрствовать не бодрствовал... За ночь – даже лицом осунулся и всю шепелявость от распухших губ у него как рукой сняло. – Хенки примерился и аккуратно наполнил кружку собеседника, не забыв и о себе. – Ну вот – едва продрав глаза, Русти долго пытался понять, на каком свете он находится или, по крайней мере, на каком корабле. Вспомнив, на каком, черт бы его – этот корабль – побрал, он вскочил и, отмывшись от остатков ледяного пота, которым обливался всю ночь, отправился проверять на «Леди» все, что имело отношение к той бумажке, которую вчера торопливо, чтобы никто не заметил, он сунул в карман. Проведенная проверка довела его до ручки. Дела обстояли плачевно – плачевнее некуда... Приготовление завтрака для всей честной компании, которое ему выпало по наспех составленному графику, заняло у боцмана минимальное время, тем более что после вчерашних треволнений к завтраку в кают-компанию все тянулись поодиночке и в основном молчали, приветствуя друг друга лишь полусонными кивками. А вот за обедом его кулинарные достижения подверглись жестоким поношениям со стороны пребывавшей не в духе мисс Генриетты.

– Я не могу есть ЭТО! – Доктор Ульцер с таким отвращением отодвинула от себя стандартный эскалоп, полчаса назад извлеченный Русти из корабельного морозильника и в меру прожаренный в гриле микроволновки, словно это был, по меньшей мере, фаллос пожилого павиана в соусе из змеиного яда.

– Но почему, Генриетта? – Доктор Сандерс воззрился на свою подчиненную словно отец семейства на непослушную дочь, истомившую его бесконечными капризами. – Если ваши э-э... религиозные традиции не позволяют вам есть свинину, то вы могли бы заранее попросить боцмана приготовить вам, ну, скажем, хороший говяжий ростбиф.

– При чем тут религия, доктор?! Я ведь, кажется, предупреждала вас еще на «Транзите», что я вегетарианка и не употребляю мяса. Вы только посмотрите на это! – Она ткнула вилкой в свою тарелку. – Здесь же сплошной холестерин с канцерогенами в придачу. А уж про содержание жирных кислот я вообще молчу!

– Боже мой, с того времени, когда мы с вами на «Транзите» беседовали на кулинарные темы, произошли некоторые события, которые немного заслонили в моей памяти наш разговор... – с грустью произнес в признание своей вины и в свое же оправдание руководитель Миссии. – Что касается холестерина, то...

– «Кто умножает познание, тот умножает и скорбь», дорогая, – уплетая вторую порцию свиной отбивной, бодро процитировала Большую Книгу госпожа Шарбогард. – Бросьте вы свои причуды к такой-то матери и ешьте что вам дают. У меня лично после всей этой заварухи с абордажем в Открытом Космосе прорезался зверский аппетит.

– Лучше буду голодать, чем изменю своим принципам, – демонстративно выходя из-за стола, заявила капризная Генриетта. – Человек есть то, что он ест!

– Как знаете, милочка, – флегматично проигнорировала оскорбительный намек ее коллега, перекладывая нетронутый эскалоп в свою тарелку. – В «Савое», согласна, готовят получше, но мы с вами не в том положении, когда можно привередничать.

В каком они действительно находятся положении, знал или считал, что знает, только Русти. Знал и молча рассматривал свою порцию мяса, которая не вызывала у него ни малейшего аппетита, несмотря на румяную корочку и богатые жизнерадостным холестерином нежные жировые прослойки. На холестерин ему было наплевать. Ничего не лезло Русти в желудок, потому что Русти знал, что желудок этот скоро станет желудком покойника. Слишком – по его мнению – скоро.

Усевшийся напротив него явно оптимистически настроенный Лемье сообщил боцману, что честно отработал свои четыре часа у терминала, пытаясь обдуть Шпилли, проиграл шесть партий и был этим очень доволен, так как по всем правилам статистики так не бывает, и, следовательно, следующую партию он непременно выиграет. Еще он был доволен тем, что у кошечки наконец восстановилось нормальное пищеварение.

– Это корабль на нее так подействовал, – радостно чирикал лягушатник, уписывая гарнир. – Особенно ей невзлюбилась та кабина, что по жребию досталась мне. Пришлось ее хорошенько вымыть и опрыснуть дезодорантом – кошечка сразу перестала грустить.

При мысли о кошечке у Русти начались колики.